Усадьба с приданым (СИ) - Снежинская Катерина. Страница 45

– Да пьяный он, в запое. Будят.

Нет, кажется, настоящая медицина сейчас на помощь не придёт. Может, чуть попозже? Только вот у «банкомата» этого «попозже» в запасе было совсем немного.

– Аптечку, хоть автомобильную, – отчётливо скомандовала ветеринарша, снова превращаясь в совсем не Лиску. – Полотенца. Воду. И света дайте!

Народ вздрогнул, зашевелился, переместился, как готовый двинуться сель. Какой-то детина совершенно ретро-братковской наружности больно саданул Марию локтём в бок. Саша придержал его за плечо – Мельге подумала, её защищая. Вот только Добренко джентльменством был озабочен меньше всего.

– Привет, Андрюха, давненько тебя видно не было, – совершенно будничным тоном, словно вокруг ничего такого экстраординарного и не происходило, вывез дрессировщик. Браток вроде бы тоже удивился, глянул на Сашу, явно не узнавая, потом моргнул белёсыми ресницами раз, другой – узнал и совершенно точно хотел сказать что-то эдакое. – Пойдём, покурим, что ли? Без тебя тут разберутся. Пойдём, пойдём, позовут, когда надо будет.

Странно, но «бык», так ничего в итоге и не сказавший, послушно пошёл, понукаемый Добренко, ну и Маша, плавясь от липкого страха и жгучего любопытства, потрепала следом уже привычным хвостиком.

Далеко они не ушли, всего-то за книжные стеллажи – и дальше в дом, в аккуратненькую, чистенькую комнатку, совершенно точно принадлежащую старичку. Андрюха, не церемонясь, плюхнулся на купеческую кровать, обрушив подушечную горку с кружевной «накидушкой». Бугай то ли всхлипнул, то ли сопнул носом, потянул из кармана тренировочных штанов красно-белую сигаретную пачку, закурил, набычился, странно двигая складками на бульдожьем лбу.

– Вот как так-то, Сашка? – спросил у собственных остроносых лакированных ботинок. – Ну что за падла такая?

– Не менжуйся, – посоветовал Добренко, садясь верхом на венский стул с гнутой спинкой. – Найдём и уроем. Ты лучше расскажи, как оно вышло?

«Бык» снова сопнул-всхлипнул, глянул на Машу злобно, исподлобья, – Марии Архиповне нестерпимо захотелось раствориться в тенях – стряхнул пепел прямо на пол, на плюшевый истрёпанный коврик.

– Твоя? – спросил мрачно, мотнув бритой башкой в сторону Мельге.

– Моя, – не стал спорить дрессировщик.

– Ничё, фактурная, – оценил Андрюха. – Я ведь ему, понимаешь, только сегодня бабла подогнал. Прямо с утра и припёр, прикинь, Сашк!

– Много бабла-то было?

– Да прилично, штук на пять зеленью и рублями ещё. Да бумажки забыл, счета-фактуры там, то, сё. Ну, пришлось возвращаться к вечеру. В доме-то темно, ну, думаю, спит уж, старик. Я: «Бать, бать!», а он не отвечает.

– Спокойно, Андрюх! – Саша очень по-мужски, прям брат брату – или братан братану, что ли? – положил руку на плечо «быку», потряс тихонько.

– Да чего спокойно-то? – взъярился «бандюган». – Моего батю какая-то падла грохнуть хотела. Моего!

– Подождите, – встряла ничего не понявшая Мария Архиповна, за что заработала от господина Добренко очень неодобрительный взгляд. – Так этот… продавец ваш отец? Так получается?

– Ну, – по-слоновьи кивнул Андрюха.

– И вы ему с утра привезли деньги? Зачем?

– Так бизнес ж у него. Это я ему организовал, чтоб не закис. Бабло, понимаешь, обналичивает. И сам вроде как при деле. А чего ему, в грядках копаться, что ль? Он знаешь у меня какой? Ещё при совке два раза по восемьдесят восьмой[1] ходил, чуть «вышку» не дали, семь лет отмотал! Сечёшь?

– Секу, – согласилась Мария, тираду про восемьдесят восьмую осознавшая не полностью. – А зачем вы ему так много денег привезли?

– Сашк, чего это она? – удивился «бык».

– Разобраться пытается, – негромко пояснил Добренко. – Тоже… бизнес-леди.

– А, ну-ну. Бизнес-ляди, – хмыкнул Андрюха. – Моя вон тоже канючит, вынь и положь ей салон, ногти полировать. «У всех, – говорит, – есть, а у меня нету». Я ей: «Дома сиди, шалава. Сына вон воспитывай. А мало, так ещё парочку настрогаем». А она…

– Так зачем вы привезли отцу столько денег, Андрей? – осведомилась Мария Архиповна специальным голосом, каким обычно интересовалась у менеджеров, как это среди французов, приехавших любоваться русскими красотами по линии культурного фонда и горячей любви между нашим и их президентами, затесалась парочка туристов с подозрительно славянскими фамилиями.

– Да в отпуск с моими собрались! – снова вызверился бугай. – В Анталию, приспичило, вишь, ей! Ну и привёз, потому как с запасом и так, на всякий случай.

– А деньги то целы, Андрюх? – подал голос Добренко.

– Ну ты чего, Сашк, совсем лох? – даже вроде бы обиделся «браток». – Нет, ясень пень. Пустой сейф-то. Ключиками открыли и того, тю-тю!

А ключики, надо полагать, у старичка-банкомата взяли. Непосредственно после того, как его… Как ему…

Машу затошнило, кислый ком подкатил к языку, не давая дышать. На самом деле и до этого момента ей было страшно, но так, немножко, не по-настоящему, а вроде как бывает, когда криминальные новости смотришь. А вот сейчас дошло: то, на полу, теперь, может, уже и не живое – это на самом деле смешной старичок с одесскими замашками, который величал госпожу Мельге сударыней.

***

Всё повторялось с завидной дотошностью, разве что сейчас на дворе не день, а глухая ночь стояла. В остальном же одно к одному: парни, тащащие носилки; рядом докторица в синей форме, несущая высоко в руке прозрачный пакет, от которого тянулись гнусные трубки; на носилках человек, накрытый клетчатым одеяльцем и с совершенно неузнаваемым лицом. А ещё толпа, молча провожающая тяжко переваливающуюся по горбылям засохшей глины машину скорой помощи.

– Дежавю, – пробормотала Маша.

– Ты о чём? – Саша, стоящий рядом, вопросительно мотнул подбородком снизу вверх.

– Михалыча вот точно так же, – горестно вздохнула госпожа Мельге. – Прямо один в один.

– У него тоже спёрли пять штук зеленью и ещё рублями? – хмыкнул непрошибаемый Добренко.

– Ну при чём тут это? – обиделась Мария на эдакую бесчувственность. – Его же тоже по голове…

– Мань, я тебе ещё раз говорю, ты валишь всё в одну кучу. Они ж разные, даром, что и то, и то дерьмо. Пойдём спать, а? Хоть пару часов урвём, а всё наше.

– Какое спать? Ну вот какое спать?! Ты, конечно, большой специалист по… кучам, но уж супер-героя из себя не строй!

– Ладно, не буду, – покладисто согласился Добренко. Обнял активно вырывающуюся Марию как-то странно, со спины, и в таком вот совершенно идиотском положении пошагал вместе с ней вперёд. То есть дрессировщик и сам шёл, и её заставлял идти, на попытки Мельге вырваться никакого внимания не обращая. – Не хочешь спать, давай думать. Что с Михалычем случилось, ты знаешь?

– Пусти, да пусти ты! – шипящим шёпотом заорала Маша.

Ночь всё-таки, негоже прямо на улице сцены устраивать, даже если дрессировщик решил, будто сейчас самое время дурака валять.

– Нет, ты мне скажи, знаешь или не знаешь?

Никакого желания перестать дурить у Саши не наблюдалось.

– Знаю! Его отравили, а потом тоже… ударили.

– А откуда ты это знаешь? – Добренко умудрялся и идти, и Марию волочь, и говорить эдак основательно, размеренно, с расстановкой. – Потому что слухи такие ходят, правильно? А что там на самом деле случилось, узнать никто не удосужился. Вот ты в больницу к Михалычу ездила? Не ездила. Поэтому ничего и не знаешь.

– Можно подумать, ты знаешь!

– А я и не говорю.

– Стой, Добренко! – Маша, вдруг вспомнив, засадила локтём в сашин бок, но почти промахнулась.

– Стою, – подчинился дрессировщик, так и не получивший желаемых увечий.

Не им желаемых, понятно, но какая разница?

– Где ты сегодня пропадал и что за папку привёз? Только не говори, что сейчас не время это обсуждать!

– Ездил я, Мань, в местный спорткомитет, – мученически вздохнул Добренко. – А в папке списки мухловцев, занимавшихся биатлоном.

– Каким ещё биатлоном? – голоса не повышая, но очень экспрессивно возмутилась Мария Архиповна.