Усадьба с приданым (СИ) - Снежинская Катерина. Страница 6
– Не будет тебе купоросу, – решила Маша, покачав надсадно скрипящую створку. – Ну и ладно.
Мельге обернулась к божнице, мучительно соображая, что сейчас важнее: любопытство или спички, спички или любопытство – вот в чём вопрос. За немедленную попытку добычи огня активно голосовал голод. За столь же немедленное удовлетворение любопытства неуверенность, что она сможет разжечь плиты даже с помощью огнемёта.
К тому же, есть было всё равно нечего.
***
Большая икона оказалась не слишком и большой, пожалуй, поменьше папки для документов, но такой закопченной и покрытой настолько толстым слоем липковатой грязи, что Марии пришлось почти лечь грудью на подоконник, чтобы разглядеть лики. Конечно, большим знатоком иконографии она себя не считала, но всё-таки в своё время…
– Добрый день! – раздалось даже не над ухом, а вроде бы непосредственно в голове.
Маша не вздрогнула, не вскрикнула, зато едва не упустила икону, но всё-таки успела поймать её, прижав к животу. Ну, ещё сердце решило с чего-то, будто в горле ему будет удобнее.
– Я вас напугала? – Женщина, стоявшая за окном, расстроилась так правдоподобно, что даже поспокойнее стало. Уж слишком неопасной она выглядела: волосы вытравлены почти до одуванчикового цвета, зато брови, которые она огорчённо сложила домиком, чёрные, густые, почти брежневские. Сарафан в шикарных розах – Ирка такую расцветку называла «цветуи» – лип к непросохшему купальнику. На плече полотенце. На ногах древние резиновые «вьетнамки» и алый, чуть облупившийся педикюр. Ну, в общем, шик по-деревенски как он есть. – Простите, честное слово, не хотела. Не знала, что у Кислициных снова кто-то живёт, а то бы, конечно… Понимаете, если напрямки идти, через ваш участок, то до речки гораздо ближе. Раз – и уже на бережку. Но теперь-то я больше не буду, понятно, да и соседям скажу. Вы только не подумайте…
– Ничего такого я не думаю, – прохрипела Маша – в горле с чего-то пересохло так, будто она сутки не пила. – Мне ещё ночью сказали, что через участок ближе.
– А, это, наверное, Марк Платоныч, – обрадовалась незваная гостья, разулыбавшись. Улыбка её немного старила, у рта морщинки появились, зато делала как-то милее, симпатичнее, что ли? – Это он у нас любитель ночных купаний, понимаете?
– Я понимаю, – сухо подтвердила Мария.
– Ой, извините, – смутилась женщина, – привычка, всё повторяю, чтоб убедиться, понимают ли. Я ведь учительница, то есть учитель, математику преподаю. Не здесь, конечно, в городе, в Мухлово-то школу ещё в девяностых закрыли. Вот и езжу. А вы?
– А я не езжу, – буркнула Маша, правда, тут же и устыдилась: – Извините, вы меня правда напугали. Просто появились очень неожиданно.
Женщина энергично закивала, демонстрируя своё полное согласие с тем, что неожиданное появление вполне оправдывает хамство.
– Алла Николаевна, – гостья протянула через подоконник узкую ладонь, – можно просто Алла. Мы же соседи.
– Мария Архиповна, – отрекомендовалась Маша, сунув икону под мышку, пожала руку, – можно просто Мария.
Учительница рассмеялась. Смех у неё был замечательный, совсем девчоночий.
– Сериал был такой «Просто Мария», помните?
– Не помню, – не слишком дружелюбно отозвалась Мельге, которую этой «Просто Марией» ещё в школе достали.
Хотя, справедливости ради, ни она, ни её одноклассники этого шедевра киноискусства действительно не помнили и в глаза не видели.
– А что это у вас? – помявшись, светским тоном поинтересовалась Алла, деликатно указав подбородком на Машину подмышку.
Видимо, деревенскую церемонию знакомства было не принято завершать негативной нотой.
– Вот, нашла. – Мария, смирившись, положила икону на подоконник так, чтобы учительница могла её рассмотреть.
– Старинная, – уважительно-вежливым тоном протянула Алла. – Дорогая, небось.
– Да я бы не сказала. Она не старинная, просто старая. Так, на вскидку, конец девятнадцатого, начало двадцатого. Просто состояние ужасное.
– А вы разбираетесь, да? – уважения в голосе гостьи прибавилось, зато вежливости поумерилось.
Видимо, Маша сумела-таки её поразить.
– Не слишком, – Мария смущённо поправила лямку сорочки, только сейчас сообразив, что на ней до сих пор надета тоненькая ночная рубашка. Но Аллу этот факт, видимо, не очень беспокоил, поэтому Мельге всего лишь сложила руки на груди, не слишком успешно пытаясь прикрыть собственные «богатства». – Я практику проходила в музее с очень неплохой коллекцией. А мой куратор как раз увлекалась русской иконографией. Вот от неё и нахваталась, но так, по верхам. Правда, в университете тоже был курс.
– Это же на самом деле замечательно! – с почти не преувеличенным энтузиазмом отозвалась соседка, явно в Машино кокетство не поверив. – А я вот совсем не понимаю, мне что одна икона, что другая – всё обычные картинки. Хотя, так не стоит говорить, наверное.
– Ну, это-то не совсем обычная, – улыбнулась польщённая Мария Архиповна.
– Я же говорю, дорогая! У нас в Мухлово, если по чердакам да подвалам полазить, ещё не такое найдешь! Посёлок-то старый, а раньше здесь деревня была. С тех пор наверняка много чего осталось. Вы бы её в город отвезли, там при музее оценка есть.
– Да нет, она, конечно, ценная, но не в том смысле, – Маша провела пальцем по боку образа, по длинному сколу, успевшему почернеть от времени. – Это семейная икона, фамильная.
– Как это? – Алла приподняла свои шикарные брови, отчего они сложились почти в единую чёрную линию.
– Такие вещи из рода в род передавали. – Мария кашлянула в кулак, сообразив, что с экскурсоводчески-менторского тона лучше слезть. – Вот смотрите, видите буквы над нимбами?
– Старославянский, – оценила Алла, порассматривав лики.
– Церковный, – Маша и хотела, но от снисходительной улыбки всё-таки не удержалась. – Получается, он – это святой Владимир, а она – святая Варвара. Выходит что?
– Что? – послушно подала реплику соседка.
– Выходит, что это тезоименитые святые, потому что обычно их вместе не писали. Значит, икона либо венчальная, либо просто подаренная только что поженившимся Владимиру и Варваре. Ну, как… – Мария прищёлкнула пальцами, подбирая слово, – вроде оберега. Хотя так тоже не стоит говорить, наверное. Но, в общем, это, можно сказать, семейная ценность. Ей бы детей благословлять с внуками, чтобы жили счастливо и не разводились.
Маша снова откашлялась, глотая слёзы, мигом распёршие переносицу. Да что такое? О чём не заговори, всё к одному сводится! Хватит! Хва-тит, Мария Архиповна.
– Да, а она вот тут лежит никому не нужная, – эдак задумчиво отозвалась Алла. – Вот такие мы, ни духа, ни души.
Помолчали, вместе горюя о мировом несовершенстве и вселенском свинстве. Где-то неподалёку подал голос петух: не закукарекал, а так, разморено-сонно кокнул и тут же примолк.
– Ой, да что это я? – всполошилась соседка. – Время к обеду, а у меня ещё даже щи не варены! Серёжка сейчас вернётся с обрыва, а есть-то нечего. Серёжка – это внук мой, – с доброй улыбкой пояснила Алла. – Есть ещё Мишка, но тот в лагере, а Аллочка с родителями по Турциям разъезжает. Я им сколько говорила: денег, что ли, много, девать некуда? У нас тут и воздух, и овощи-ягоды прямо с грядки, и всё. Но им же не модно, вот и…
– Как внук? – совсем невежливо перебила Маша, во все глаза таращась на соседку, решительно не походившую на бабушку каких-то там непонятных Серёжек.
Ну да, волосы жёлтые, сарафан в цветуях, педикюр, но внуки? Извините, это в картину не вписывалось категорически.
– А вот так, – Алла кокетливо поправила волосы, перебросив полотенце через другое плечо. – Говорю же, воздух у нас тут особый. Всё, я побежала щи варить. Вы, если что, заглядывайте запросто, по-соседски. Ну а другим я скажу, чтобы через Кислициных больше не ходили.
Мария рассеянно покивала, поскребла кончик носа.
Вот вам и спа-салоны, пиллинги-шмиллинги. А здесь, в Мухлово, воздух и овощи с огорода. Может, у них тут не Мухлонька, а источник вечной молодости?