Друиды (ЛП) - Лливелин Морган. Страница 24

В ушах раздался шуршащий звук, какой издает змея, проползая по камням. Голос Аберта прошептал: «Смерть — это просто дыхание». Острие его ножа прочертило огненную ленту по моему горлу.

Сопротивляясь сну, я бездумно боролся, пытаясь отодвинуться от мастера жертв как можно дальше, попробовал сорвать повязку с глаз, — не удалось! — попробовал согнуть ногу, чтобы встать, чтобы встретить угрозу как подобает мужчине. Все эти движения привели только к головокружению. Казалось, прошла вечность, прежде чем я смог-таки подняться на ноги. Я сорвал с глаз повязку...

Я обнаружил себя в странном месте, залитом ярким красным светом. Под ногами оказался неширокий мост, а по обеим сторонам — пропасти. С одной стороны далеко внизу лежала туманная долина, там двигались какие-то зыбкие тени, время от времени указывающие на меня руками. С другой стороны подо мной стоял Аберт с ритуальным ножом и зловеще улыбался мне. Мост под ногами таял с каждым мигом, и вскоре я должен был свалиться... но вот в какую сторону? Собственно только это я и мог решить. Но какую же сторону выбрать? Надо думать, и думать быстро. Что такое эта сказочная долина? Потусторонний мир, в который попадают после смерти? Тогда, выходит, Аберт все еще остается в мире живых? Или наоборот?

Мысленно я взмолился о помощи. Ох, как она нужна была мне сейчас! У меня не было языка, я даже не чувствовал свои челюсти. Но я хотел жить! Мне еще так многому предстояло научиться, так многое увидеть! Какой же путь выбрать? Какой из них ведет к жизни?

В красном тумане проявился смутный контур. Сначала я подумал, что кто-то пришел мне на помощь, и удвоил усилия, сохраняя равновесие на тающем мосту, чтобы спасатель успел. Фигура в тумане обрела черты. Я разглядел огромную призрачную голову... Наши воины иногда приносили такие трофеи после сражений, но тут голова выглядела чудовищно. И у нее было два лица! Ни одно из них не напоминало человеческое, скорее они были пародией на человека. Одно лицо сохраняло черты благородства, об этом отчасти говорил узкий заостренный подбородок и большие миндалевидные глаза, опушенные густыми ресницами. Взгляд был таким, какой бывает у зачарованного. Второе лицо было нарочито грубым с хищными голодными глазами. Но это лицо было живым, в то время как первое, похоже, находилось за порогом смерти!

— Ты смотришь в сторону жизни? — закричал я второму.

Звука не было. Но в голове у меня прогремел беззвучный ответ: «Да». Я решил, что это знак, но прежде чем понять, как он может помочь мне, голос продолжил: «Я смотрю в сторону смерти».

Но как же так? Я же должен выбрать!

«Тебе не из чего выбирать».

Я плакал от отчаяния.

— Но что же мне делать? — закричал я.

«Ничего», — ответили оба лица.

И тогда я перестал бороться и позволил себе упасть, уже не думая, в какую из пропастей я лечу. Падал долго. Тело мое неторопливо вращалось, но что-то все же направляло падение, поворачивая меня из стороны в сторону, беззвучно нашептывая нечто неразличимое. Рядом со мной падали другие люди. И где-то среди них падала Розмерта. Нет, я не видел ее, как не видел и других, только чувствовал, как в глубоком детстве, когда она поправляла мне одеяло или успокаивала, отгоняя плохой сон.

— Какую бы пропасть ты не выбрал, — сказал голос в моей голове, — она все равно была бы там, и она, и другие.

«Какие другие?», — хотел я спросить, но меня отвлекло само падение. Мне показалось, что я начал вспоминать смысл понятий «направление», «расстояние», «время». Зацепившись за них, я обнаружил, что неторопливо вращаюсь... среди звезд. Вокруг, словно цветы на бескрайних лугах, расцветали созвездия, туманности, какие-то спиральные формы... Я протянул к ним руку...

Чьи-то руки коснулись меня, встряхнули. Кто-то осторожно убрал мне волосы со лба. Кто-то другой подхватил под руки и помог сесть. Я казался сам себе пустой скорлупой ореха. Потрогав шею, я почувствовал липкость крови.

Ко мне наклонилась Сулис и осторожно смазала рану. Невдалеке голос Аберта произнес: «Ничего страшного. Царапина. Я свое дело знаю. Перестаньте суетиться вокруг него!»

Ощутив, что ко мне вернулся голос, я хрипло выдохнул:

— Я умер?

— А сам-то ты как думаешь? — спросили надо мной голосом Менуа.

Я вспомнил свои видения, подумал и ответил:

— Я думаю... жизнь и смерть — это просто два аспекта одного состояния.

Наставник присел рядом со мной на корточки и серьезно заглянул мне в глаза.

— Хорошо. Молодец! Все кончилось благополучно. Смерть — это не конец всего, Айнвар, она все-таки поменьше. Постарайся помнить об этом. Смерть — это паутина, которую мы разрываем. Больше она тебя не испугает.

Я вспомнил одно из многих его высказываний: «Безлуние — лишь этап, который проходит луна». Главный друид кивнул и хотел было встать, но я схватил его за руку.

— Почему правду о смерти знают только в Ордене?

Он снова наклонился ко мне, и что-то трудно уловимое мелькнуло в его глазах.

— Люди приходят в мир с разными возможностями. Дары, необходимые тем, кто вступает в Орден Мудрых, включают в себя силу духа и отвагу, позволяющие человеку пережить смерть, не повредив учению. Воины, ремесленники или пахари наделены другими дарами, опыт смерти способен уничтожить их. Мы можем переживать смерть снова и снова, мы делаем это от имени всего племени, мы своим примером показываем, что бояться нечего.

Сразу несколько рук помогли мне подняться на ноги. Друиды поздравляли меня, обнимали, гладили по спине. Вдруг я понял, что один из них — Аберт, и непроизвольно отпрянул. Он улыбнулся мне совсем по-доброму.

— Ну что, вспомнил прошлую жизнь? Тогда ты должен узнать некоторых из нас.

— Подожди пока спрашивать, — остановил его Менуа. — Захочет — сам расскажет.

Той ночью в Ордене был праздник. Я смотрел на друидов и поражался: многие из них помнили свои прошлые жизни. Значит, смерть не всегда смывает воспоминания. Память о печальных событиях, пережитых в прошлой жизни, или даже еще раньше, сопровождает человека и в этой. Так же как память о радости. Два лика.

Интересно, что ждет меня в будущем, кроме смерти? Обычно человек удивляется, когда обнаруживает, что и по ночам на улице что-то есть. Предчувствие еще не случившегося, и тем не менее уже бывшего когда-то волной пробежало по спине.

Я пил наравне со всеми, и в какой-то момент отпустил свой язык на свободу. Склонившись к Менуа, сидящему рядом, я прошептал:

— А ведь есть еще одна причина, почему друиды не делятся со всеми знанием о смерти!

— И что же это за причина? — несколько отстраненно поинтересовался наставник.

— Друиды ревнивы. Они никого не хотят пускать на свою кухню, — объявил я с пьяной уверенностью. — Если мы будем всем и каждому рассказывать о своих профессиональных секретах, так кому мы станем нужны?

— Ты мудреешь, Айнвар, — Менуа усмехнулся.

Я не переставал пить и через некоторое время подумал, что могу сказать Менуа кое-что еще. Но я промолчал, оставив этот разговор на потом. Дома, наедине, я рассказал наставнику о встрече с двуликим незнакомцем между двумя мирами.

Менуа неожиданно пришел в восторг.

— Так ты видел его? — воскликнул он. — Действительно видел Двуликого?! Я, конечно, слышал о нем, но никто из наших друидов его не встречал! Да, Айнвар, ты оправдываешь мои ожидания!

— Ты знаешь о нем? — Я был немного разочарован.

Главный друид кивнул.

— Мой наставник говорил о вечном страже, наблюдающем и за тем миром, и за этим. Двуликий олицетворяет собой двойственность бытия, — добавил он.

— Тогда, выходит, он... это бог, тогда?

— Можно сказать и так. Но на самом деле это одна из форм Источника. Я мечтал увидеть его, но мне видение так и не явилось, да теперь, наверное, уже и не явится. А ты... Надо же, такой мощный символ! Завидую, — задумчиво сказал он и вздохнул.

Мне Менуа не казался старым, несмотря на его седины. Но со временем я стал замечать, что он стал чаще раздражаться, стал более требовательным. Мне он казался вечным. Он так часто говорил об участии Творца во всех формах творения, что, в конце концов, я и его самого стал воспринимать как еще один аспект Источника. Понятие «старость» как-то ему не подобало. Вот мудрость — другое дело. Но я не мог не замечать, что делает время с его телом. Оно уже не было таким крепким, как прежде. Местами кожа обвисла, суставы похрустывали, а движения, хотя и оставались плавными, утратили легкость.