Любовь и расчет - Грант Сесилия. Страница 49

— Это неправда.

Но он не мог не заметить в ее голосе боль и стыд, ибо она осознала, что в его словах все-таки содержится толика истины.

— Я хотел ухаживать за вами, и вы не можете это отрицать. Открыто и честно. — Кейт это знала. Даже не прочитав его записку три года назад, она без труда догадалась, что в ней написано. Как знала она и о значении цветов. — Я собирался вам оказывать все приличествующие знаки внимания. А после свадьбы и неприличествующие тоже. Я бы сделал все от меня зависящее, чтобы стать вам хорошим мужем, а не только… — Он обвел жестом темную комнату, в которой они находились. — Мужчина может предложить женщине гораздо больше, чем несколько тайных поцелуев в уединении. Надеюсь, что когда-нибудь вам посчастливится узнать это. Только у меня больше нет к вам соответствующих чувств, уж вы извините великодушно.

Ник даже не догадывался, как давно собирался сказать ей об этом. Слетев с языка, слова прозвучали не менее внушительно, чем одна из волнующих речей Генриха V, правда, по куда более мелкому поводу.

Он отошел от камина.

— Предлагаю вам последовать моему примеру и вернуться сейчас же в бальный зал. Если вы планируете и в будущем выезжать на балы, то вам придется обходиться без моего тайного сопровождения. Я обнаружил, что больше не испытываю желания выполнять эту обязанность.

Он даже не собирался смотреть, последует ли она за ним. Это было ее личное дело. Но когда проходил мимо, досадная женщина остановила его, схватив за локоть обеими руками.

— Я не верю тебе. — Она впилась в него пристальным взглядом с выражением безрассудного желания. — Я чувствовала это по твоему поцелую. Видела по тому, как ты смотрел на меня, когда я приехала сегодня на бал. Ты не можешь убедить меня, что не питаешь ко мне никакого интереса. Это ведь неправда.

— Кэтрин, ты опоздала. Боже, неужели твое тщеславие так велико, что ты не видишь разницы между интересом и заурядной похотью? — Где-то в голове прогремел предупреждающий набат: с ней так нельзя говорить. — Я и вправду поцеловал тебя. Мужчины не отказываются от женщин, когда те преподносят себя на блюдечке.

— У меня и в мыслях такого не было.

— Еще как преподносила, черт тебя подери. — От его грубости Кейт вся сжалась и отдернула руки. Но тут его собственные ладони схватили ее за локти. — И смотрел я на тебя в этом платье, потому что все мужчины смотрели. — Он стоял так близко от нее, что мог видеть ее открытую грудь, и он уставился на нее. Кейт тяжело дышала. — Готов биться об заклад, что все мужчины в бальном зале оглядели тебя с ног до головы. Надеюсь, ты не такая глупая, чтобы принять это за знак расположения. — Он отпустил ее руку, а по второй пробежал вверх костяшками пальцев, пока не достиг края короткого рукавчика. — Каждый из них, поверь мне, представлял, как вытащит тебя из этого платья.

Ник мог бы предупредить пощечину, если бы захотел. Времени для этого было предостаточно. Ее глаза красноречиво выдали намерение, читаемое даже при лунном свете, прежде чем она в неловком и явно неумелом жесте взмахнула рукой.

Он позволил этому случиться. Ее рука в лайковой перчатке ударила его по щеке. От удара его голова качнулась в сторону, и боль, обжегшая щеку, подтолкнула к еще одному проявлению решительного безразличия: схватив Кейт за талию, Ник грубо притянул ее к себе и впился ртом в ее губы.

Он был очень зол. Кейт чувствовала это по его пальцам, сжимавшим ее затылок, по языку, вторгшемуся в ее рот. Второй рукой он, не спрашивая позволения, притиснул ее к себе самым непристойным образом, давая ощутить полную меру своего разочарования, своего отвращения и сожаления о том, что напрасно потратил годы, питая к ней тщетные чувства, которые мог бы употребить с большей пользой.

Кейт сжала руки в кулаки, захватив ткань его сюртука в области талии и на спине. Его злость не испугала ее, потому что она и сама разозлилась, — на его наглость, на свое малодушие, на позднее осознание того, что хочет его. Хочет, но не может заполучить, и не потому, что барристеру с семейными проблемами нет места в ее грандиозном плане, а потому что упустила свой шанс. Его нежные чувства к ней и так достаточно долго продержались, как упрямое растение в пустыне, и в конце концов засохли, ибо им нечем было подпитываться.

И тут она его заметила. И все произошло так, как он предугадал, как говорила ему одна высокомерная женщина. Она была никчемной пустышкой, способной желать лишь то, что находилось вне пределов ее досягаемости.

В глазах Кейт защипало, но она не собиралась давать волю слезам. Приподнявшись на цыпочки, она обхватила его шею руками, давая понять, что готова противостоять его любому гневу.

Он понял. Его рука, мявшая ее ягодицы, расслабилась и сменила положение на еще более дерзкое. Вторая его рука, оторвавшись от ее затылка, проследовала к… — Кейт обмерла — проследовала к ее груди и сомкнулась вокруг округлости ее формы, как будто имела на то полное право. Потом подушечками пальцев в лайке перчатки он провел по краю ее декольте и, нащупав под шелком платья сосок, с силой сдавил и помассировал большим пальцем.

Она согнулась чуть ли не до пола. Если поцелуй был всего лишь выражением их злости, его рука на ее ягодицах — бесстыдством, соответствующим их настрою, то его большой палец лишил Кейт возможности дышать и думать и наполнил миллионом крошечных взрывающихся звезд.

Он уловил происшедшую в ней перемену. Она это поняла по поцелую, ставшему нежнее. Его язык, до этого такой настойчивый, теперь лишь кончиком дразнил ее губы. Получив возможность отвечать, Кейт для удобства запрокинула голову и несмело ввела ему в рот свой язык.

Ник застонал. Она ощутила этот звук в его животе. Так крепко притиснул он ее к себе.

— Кэтрин. — Ник оторвался от ее рта и прижался лбом к ее лбу, как в тот злополучный вечер на прошлой неделе, когда сказал, что они не должны такого себе позволять. — Мы должны остановиться.

Но его палец продолжал свою дерзкую работу. Приплюснутая к нему, она хорошо чувствовала, как не хочется ему сейчас останавливаться.

— Да. Мы остановимся, когда завершится последний танец.

Это его руки сделали ее такой смелой. Она открыла глаза и потерлась о него телом, как кошка, требующая ласки.

— Ты знаешь… все это совершенно напрасно.

Его веки опустились, и рука на ее груди затвердела, заставив ее тело извиваться еще сильнее.

Он был прав. Все это представлялось невозможным, однако происходило. В то время как на балу каждый ее взгляд и каждое движение являлись продуктом продуманности и расчета, здесь с ним все было безыскусным, непричесанным, настоящим.

— За пределами этой комнаты невозможно, да. — Она должна была заставить его понять это. — Здесь же я не вижу причины, почему мы не можем…

Но она не договорила, ахнув, когда сквозь ткань платья он сжал ее сосок. Наверно, были еще и другие более острые и приятные ощущения, связанные с интимными органами, но ей не хватало воображения, чтобы это представить.

От напряженного дыхания его грудь тяжело и часто вздымалась. Он поддавался чувствам. Кейт это чувствовала.

— Перейдем на середину комнаты? — Ник поцеловал ее, прежде чем она успела ответить. — Где светлее от луны. Где я смогу видеть выражение твоего лица.

Кейт кивнула. Кровь стучала в висках от триумфа и предвкушения. Отпустив ее, Ник пошел закрыть дверь. Кейт отошла от камина и, обогнув диван, остановилась на призрачной дорожке на ковре, образованной падавшим из окна лунным светом. Доносившаяся до них музыка звучала с неожиданной пронзительностью в своей веселой невинности.

Прежде чем притянуть дверь, Ник повернул дверную ручку, затем медленно вернул ее в прежнее положение, чтобы замок ни единым звуком не нарушил их уединение. Когда он повернулся к Кейт лицом, ее сердце встрепенулось в предвкушении того, что должно произойти. Вся его фигура выражала твердую решимость продолжить то, что начали.

— Не бойся. — Ник приблизился к ней уверенным шагом, как будто они уже проделывали это много раз. — Мы не успеем совершить ничего необратимого, если не поторопимся, а я ненавижу торопиться. Со мной ты в полной безопасности, твое целомудрие и перспективы на будущее не пострадают.