Дневник порнографа - Кинг Дэнни. Страница 33
– Вы используете женщин.
– Используем? Что ты под этим понимаешь? Как банки используют кассиров или рестораны – поваров? Тогда ты права, мы используем женщин. Куда нам деваться? Большая часть наших моделей – женщины. Нам, парням, туда не пробиться. Ровно по той же причине, по какой я низко оцениваю твои шансы попасть в "Чипп энд Дейлс".
– Это совсем другое!
– А я что говорю?
– "Чипп энд Дейлс" – танцевальная группа, форма вечернего отдыха. Женщин здесь привлекает хореография, а не порнография!
– Да-да! Именно хореография! Особенно когда одну из них выбрасывают со сцены, а она визжит: "Я у него потрогала! Я у него потрогала!"
– Я никогда не делала ничего подобного!
– Ты, может, и не делала, а сколько угодно баб... э... женщин – делали. Я никого не насиловал, но это не мешает писательницам-феминисткам вроде Паулы Аткинсон обвинять всех мужчин в том, что в каждом из них "спит насильник".
– Впервые о ней слышу, – сказала она, что неудивительно, так как я только что ее придумал. Все равно здорово получилось, правда?
– Мы эксплуатируем женщин ничуть не больше, чем календари о полярных медведях эксплуатируют полярных медведей. На самом деле мы их даже меньше эксплуатируем, потому что наши женщины дают согласие на то, чтобы их фотографировали. Не думаю, что мнением медведей интересуются. Только что какая-нибудь медведица гадила за кустом, и вот ее фотография уже висит на кухонной двери у любого любителя природы. Как тебе это понравится, а? "Вы только гляньте, как она тужится! Прелесть!" Если нам нужно сфотографировать девушку в тот момент, когда она гадит, мы доплачиваем ей пятьдесят фунтов. А что достается медведице?
Вообще-то я пошутил, но вряд ли она меня поняла.
– Это унизительно для женщин. Вы унижаете женщин. Вы пользуетесь их незащищенностью и наносите их самооценке непоправимый ущерб.
– Ты когда-нибудь разговаривала с порномоделью?
– Нет, но...
– Нет-нет, позволь мне закончить, – не дал я ей разогнаться. – Я знаком со многими порномоделями, и у меня складывается такое впечатление, что ты говоришь о некой группе людей, а сама ничего о них не знаешь.
– Они – женщины, и я знаю о них, наверное, побольше, чем ты, потому что я одна из них.
– Нет, они не женщины! Они люди! Лично я считаю твою позицию несколько сексистской, но это мое личное мнение. Я встречал множество порномоделей – очень разных, если говорить об их внутреннем мире. – Телом они – настоящие клоны. – Каждая приходит в этот бизнес по своим соображениям, и я не могу рассказать обо всех, однако одно не вызывает у меня сомнений: ты тут наговорила всякого дерьма, и кое-чем из этого они были бы оскорблены.
– Дерьмо, значит? Так почему же сотни женщин подвергаются нападению со стороны читающих порнографию мужчин?
– Почему? Потому что порнографию читает все мужское население нашей страны поголовно.
– Обвинению нечего добавить.
– Ой, и правда! Ладно, подумай вот о чем. В Голландии одни из самых либеральных законов в том, что касается порнографии и проституции, и при этом женщины на их улицах чувствуют себя в полной безопасности. Разъясните-ка этот момент, будь добра!
– Голландцы всегда были более просвещенными и более зрелыми в вопросах секса.
– Ага, и они не видят ничего плохого в порнографии или проституции. Я с ними согласен. Кто же из нас более зрелый?
– Ты считаешь проституцию решением проблемы? Ты бы легализовал женское рабство, верно?
– Легализовал? Да я бы сделал проституцию обязательной, как воинскую повинность! Каждая баба по исполнении восемнадцати лет должна два года отслужить в борделе. Впрочем, нет, отменяется. Только если она хорошенькая. А всяким там кошелкам – по три года в гладильном корпусе!
Не знаю, понимала ли она, но мое терпение иссякло, и я сосредоточил свои усилия главным образом на том, чтобы ее поддразнить. Получалось неплохо!
– Твоя мама тобою гордится? Она знает, чем ты занимаешься?
– Шутишь? Она была первая, кому я позвонил, как только получил эту работу. "Мам, привет, посмотри на меня. Посмотри, как низко я пал!" Красота!
– Как бы тебе понравилось, окажись она в одном из твоих мерзких журналов? В этом не было бы ничего плохого, не так ли?
– Не думаю, что мы стали бы печатать ее фотографии... Если ты понимаешь, о чем я, – сказал я, состроив рожу и присвистнув.
– На тебя жалко смотреть, так и знай! – ответила она, разворачиваясь.
– Нет, подожди, подожди, остановись! Я же шутил! Вечеринка как-никак, а не выпуск вечерних новостей! Как тебя зовут?
– Не скажу.
– Почему же?
– Почему? Потому что ты – порнограф, а я не собираюсь давать свое имя порнографу.
– Почему? Чем я могу тебе навредить? Что за бред?
– Слушай, ты, мешок с дерьмом...
– Можешь называть меня Годфри.
– Слушай, ты, мешок с дерьмом! Ты не узнаешь моего имени, потому что тебе незачем его знать. Мы общаемся последние пять секунд, так что у тебя не будет повода им воспользоваться. Никогда.
– Что ж, если нам не суждено больше встретиться, пара минут роли не играют. Шутки в сторону, я буду совершенно серьезен. Обещаю!
Безымянная девица застыла в нерешительности: уделять мне еще несколько минут своей жизни или не уделять? Стоит ли? Буду я ее слушать или использую эти несколько минут для того, чтобы выставить ее еще большей дурой?
– Эй, ты сама ко мне подошла – так хоть выслушай!
– Выслушать? Выслушать, что на самом деле мне нравится быть куском мяса?
– Ладно, тебе, может, и не нравится, но ты была бы удивлена, если бы узнала, сколько женщин придерживаются на этот счет другого мнения. Нет, беру свои слова назад. Ты не будешь удивлена. Ты будешь поражена, узнав, сколько женщин нам пишут, и звонят, и просят, чтобы мы сфотографировали их для журнала. Многих из них сама мысль о таком приводит в трепет.
– О, конечно! Это развращает, – сказала она презрительно.
"Если качественно выполнено", – подумал я и все же шутки ради решил попридержать эти слова при себе.
– Ты можешь считать это развратом, но ты уверена, что все женщины с тобою согласятся? Я знаю многих женщин-эксгибиционисток, не обязательно моделей. Одна моя девушка никогда не гасила свет и не задергивала шторы, когда мы занимались любовью, – чтобы все соседи видели.
– Возможно, у нее не было другого способа получить от тебя удовольствие, – презрительно сказала она.
– И кто из нас груб? А может, ты и права. Так или иначе, ты признаешь, что приятно быть на виду? Приятно, когда чей-то взгляд шарит по всему твоему телу? – медленно произнес я и оглядел ее с ног до головы, отчего она вздрогнула и попросила, чтобы я прекратил. – Вот хороший пример. Несколько месяцев назад к нам пришла одна девушка, которая хотела опубликоваться в "Блинге" – я работаю в этом журнале. Она рассказала, что приходила прежде, но ей было отказано. Тогда ей еще не исполнилось восемнадцати. "Очень жаль! Если не раздумаете, приходите в следующем году". Поведав обо всем этом, она протянула свидетельство о рождении. В тот день ей исполнилось восемнадцать лет. "Скажите, вы сможете теперь меня сфотографировать? Это стало бы подарком мне на восемнадцатилетие".
– Бедная девочка... – печально качала головой моя подруга-феминистка.
– Что? С чего ты взяла?
– Она недовольна собой и глубоко несчастна...
– Вовсе не обязательно. Некоторые девушки гордятся своим телом и любят покрасоваться. Она – точно любит, и получается у нее прекрасно.
– Возможно, бедняжкам потому нравится показывать свое тело, что у них нет хорошего образования, и они пытаются скомпенсировать это при помощи единственного оружия, какое у них есть. Как эта несчастная девушка почувствует себя через двадцать лет, когда красота покинет ее?
– Тут не о чем беспокоиться. Возможно, к тому времени она будет давно мертва: мы ведь постоянно накачиваем ее наркотиками.