Вспомнить, чтобы любить (СИ) - Виноградова Лана. Страница 22

Ближе к двум дня я заставила себя подняться с кровати и отправилась в душ, плескалась я долго, меня то знобило, и я делала воду на столько горячей, что обжигало кожу, то меня бросало в жар и я охлаждалась под холодными струями воды. Я намыливала себя три раза, зачем не знаю, но это помогало.

Обтираю волосы полотенцем, кутаюсь в махровый белый халат до пят на голое тело и топаю к себе в комнату, чтобы снова придать свое тело уютной кроватке, но перед этим захожу на кухню, делаю себе чай и выкладываю на тарелку три эклера с заварным кремом покрытые шоколадом, такие вкусные, купленные вчера в пекарне, расположенная через квартал от универа. Взгромоздила все на поднос и чуть ли не в припрыжку побежала к себе. Подхожу к своей комнате, а дверь оказалась закрытой.

Разве я ее закрывала?

Вроде бы нет. Зачем мне это делать, я же одна дома… Наверное по привычке, когда все дома, я всегда закрываю дверь, а это значит всегда, потому что дома всегда кто-то есть.

Откинув ненужные мысли, глядя на эклеры, я толкаю дверь ногой и захожу, не смотря по сторонам, но когда отрываю глаза от лицезрения своих вкусняшек и смотрю перед собой, то от неожиданности вскрикнула и чуть не выронила поднос, который все-таки качнулся в моих дрожащих руках. На моей кровати, в полу лежачей позе, закинув себе за голову руки, лежал Глеб.

Я с сожалением посмотрела на свои эклерчики, понимая, что отведать мне их сейчас точно не удастся.

С минуту стояла и не знала, что мне делать. Я просто смотрела на него, исследовала лицо на предмет… сама не знаю, чего, в ответ Глеб не сводил горящего взгляда с меня. Он был в черных джинсах, черной майке и черных Тимберлендах, черная косуха валялась на стуле. Вся левая рука забита татуировками, рукав, кажется так это называется, на правой выглядывает еще одна уходящая под майку и продолжается на шее витиеватым узором. Интересно, рассмотреть их все в близи и еще интересно знать, не скрывается ли еще парочка под одеждой. Но что-то мне подсказывает, что они есть.

Так, взяла себя в руки. Прочищаю горло:

— К-как ты здесь оказался? — как бы я не храбрилась, мой голос выдает волнение перед Глебом. А он, видя мою реакцию, лежит довольный и невозмутимый.

— Через балкон, — машет головой на него, — тебя не учили, что нужно хорошо закрывать окна и двери, когда дома одна?

— Ладно, — решила, что вопрос риторический и не стала отвечать, — зачем ты здесь? Что тебе нужно?

— Ты. — вот наглец.

— То есть, — я, прищурившись, начала на него надвигаться, все также держа в руках сладкую ношу, — ты пропал на неделю, о тебе ничего не слышно, твои друзья и сестра сами на себя не похожи, ничего мне толком не ответили на мои вопросы, куда ты пропал и все ли с тобой хорошо, твой телефон отключен, твоя невеста обходит стороной наш столик кидая глубокомысленные взгляды, сам ни разу не написал и не позвонил, а сейчас проникаешь в мой дом, в мою спальню, развалился на моей кровати и с таким видом, будто ты имеешь на это полное право и ведешь себя как ни в чем не бывало! Ты блин считаешь это все нормальным? — к концу своей тирады я не заметила, как начала повышать голос и со туком поставила поднос на тумбочку, расплескав немного чая. Скрестила на груди руки и зло сощурилась на него. А он откровенно смеется надо мной.

— Ты сейчас выглядишь как ревнивая жена. — его определение спускает меня с небес на землю. Действительно, чего это я, разошлась тут с упреками и вопросами, я ему никто. Не понимаю, но рядом с ним я словно становлюсь сильнее, жестче, веду себя так, как никогда раньше. А еще чувство, что нужно защищать свое. Думаю, как первобытный мужик. Мы никто друг другу и ничего не должны. Он мне ничего не обещал, подумаешь пару раз целовались. Это я ему и озвучила.

— Ой, — прикрыла рот рукой, — извини, не знаю, что на меня нашло, я не имела права тебе все это предъявлять. Мы никто друг другу, и ты не обязан мне отвечать.

С последними моими словами, его улыбка исчезла также быстро, как и появилась, теперь он был зол.

— НИКТО ГОВОР-Р-РИШЬ? — прорычал точно зверь. В глазах не хороший блеск, который говорит, что мне полный капец. Хватанул за предплечье, дернул на себя и мастерски подмял меня под себя.

— Н-ну, мы же действительно никто друг другу. Ты брат моей подруги, а я подруга твоей сестры, только и всего лишь.

— ВСЕГО ЛИШЬ? — я совсем растерялась, не понимая, что он хочет от меня услышать.

— Да хватит на меня рычать! Я не глупая девочка и все понимаю, можешь быть спокоен, на твою руку и сердце не претендую.

По мере того, как что я говорила, он становился все злее, хотя я была уверенна, что от моих слов он должен был наоборот расслабиться, что я не претендую на него, не собираюсь донимать и вешаться, лишать статуса холостяка.

— Почему ты сегодня не была в универе и для чего тебе телефон, если ты на него не отвечаешь? — мы все в той же позе, только теперь, сам того не замечая, стал поглаживать мое бедро, а меня бросило в жар, внизу начало покалывать и становиться влажно. Мне захотелось, чтобы он не останавливался.

Это вообще нормально так реагировать? Разгон за две секунды.

— Я… Мне… — ох, во рту пересохло, растеряно хлопаю ресницами, не могу связать и двух слов, а он в это время снял с моих мокрых волос полотенце.

Глеб глубоко и шумно сделал вдох, блаженно прикрыл глаза и опустил свой лоб на мой.

— Откуда ты такая появилась… — он все это шептал, но явно для себя, он не ждал ответы на свои вопросы, кроме…

— Так что с универом и телефоном?

— Я просто себя нехорошо почувствовала сегодня и решила остаться дома, а телефон… просто не слышала.

— Да ну, — достает свой, набирает номер и уже через 3 секунды мой телефон начинает шумно вибрировать в тумбочке.

— Ну что ты хочешь услышать? Что хотела побыть одна? Что мне нужно было немного уединения? — он всматривается в мои глаза, будто пытаясь там отыскать ответы на волнующие его вопросы или ложь, но в следующую секунду просто остервенело набрасывается на мой рот.

Его губы очень мягкие и теплые. Левую руку просунул мне под шею и сжал на ней свои пальцы, но не для того, чтобы причинить боль, а чтобы удержать, будто я куда-то сейчас собралась убегать. А надо бы…

Правая рука становится смелее и двигается уже мне на попу. Мне бы возразить, остановить его, но я не могу. И не хочу. Мои руки взлетают вверх и приземляются на его грудь, она у него просто каменная, прощупывается каждая мышца, я веду ими вверх, оглаживаю плечи, шею, запускаю пальчики в волосы. Все это время мы целовались, безудержно, агрессивно, кусались и лизали друг друга. И за всем этим я не заметила, когда он успел развязать поясок моего халата и откинуть один его край в сторону, тем самым оголяя левую сторону моего тела. Он двигается рукой от бедра, по животу, добирается до груди и накрывает ее своей рукой.

Блаженство.

— Идеальная, создана для меня… — сжимает сосок большим и указательным пальцами и оттягивает до сладкой боли, что вызвало стон из моей груди. Становится невыносимо больно внизу живота, я начинаю извиваться под ним, чтобы хоть как-то помочь себе.

— Чувственная, нетерпеливая девочка. МОЯ ДЕВОЧКА!

Он прерывает поцелуй и перемещает свои губы мне на шею, начинает мучительно медленно целовать и облизывать, спускается на сгиб ближе к ключице и целует грубо, собственнически, оставляя огромный засос, опять. Осмотрел свою метку и удовлетворительно хмыкнул, и тут же обрушил свой рот на мою грудь, он облизал затвердевший сосок и прикусил зубами, по мне пробежали предательские мурашки. Глеб застонал.

— Какая же ты сладкая, так бы и съел твои сиськи, Луна-аа, — кажется Глебушка в бреду. Он, нежно поглаживая опускает руку вниз и дотрагивается до самого сокровенного.

— Да ты уже вся течешь, пиздец. — он возвращает свои губы на мои и размазывать выступившую влагу по моим складочкам.

— Глеееб, — шепотом стону, вот только сама не знаю о чем хочу его попросить, чтобы остановился или продолжал.