Сон-трава. Истории, которые оживают - Воздвиженская Елена. Страница 15

– Жил в наших краях колдун. Шибко много умел он, и помочь, и навредить мог. За помощь денег не брал, а особую плату просил. У каждого свою. И не всегда сразу, мог и через годы уж спросить с человека, всё помнил. Сила его велика была, но и плата была страшна. Не хочу и поминать даже и сказывать вам.

Говаривали люди, что мог он душу человеческую себе забрать, и хранились у него в избе, в особом месте куклы тряпичные, в каждой из них чья-то душа жила, до поры до времени, пока колдун не решит, что с ней дальше делать. Да шептались люди, не человек он был вовсе, колдун этот, когда по улице шёл он, следы на земле оставались двупалые. Когда колдун помирать собрался, вздохнули все с облегчением.

Только помереть не мог он, ох и мучался, терзали его бесы за дела его тёмные, ох, как терзали. Кричал он и выл на все лады, так что и к избе его подойти жутко было. По ночам до первых петухов тени чёрные вокруг избы его летали, словно лохмотья рваные, ожившие. В одну из ночей гроза разразилась, а над избой колдуна молнии метались, в ту ночь и помер он. Так люди побоялись его на погосте хоронить, как душу христианскую, покумекали, да и унесли тело его в лес дремучий, сколотили там домовину, да там и оставили.

Да только с той поры бродит, бают, он по лесу ни живой, ни мёртвый, ни в том мире, ни в этом. Нет ему покоя. А домовина его стоит нетронутая временем и по сей день, так то…

Встрепенулся Гришка, согнал с себя туман образов забытых, всколыхнувших память его, и вскочив с места, топнул ногой:

– Завтра же пойду в лес! Отыщу ту домовину! А там будь что будет…

***

Выбрал Григорий день, когда погода встала сухая, жаркая, да и снарядился в лес, будто бы по дрова.

– Да куда ж ты собрался? – подивилась мать, – Ведь у нас три поленницы стоят, да и по осени за дровами-то ездят.

– Я место приглядеть, – буркнул Гришка и, взяв в сенцах топор, вышел из избы, пока старушка-мать не начала расспросов.

Быстро прошёл Гришка через деревню и вышел в луга, за лугами и лес начинался. Берёзки белые обступили опушку хороводом, словно девицы стройные в сарафанах светлых, перебирают косы свои зелёные до пят, улыбаются. Рядом липы медовые в золотом цвету, поразвесили солнечные соцветия, дух стоит сладкий кругом, а над липами пчёлы-труженицы жужжат, стараются, лето оно скоро пролетит, не заметишь, надобно впрок успеть медку запасти.

Залюбовался Григорий этой картиной, даже на душе вроде легче стало, и мысль закралась вдруг – правильно ли я делаю? Не далеко ли зашёл? Ёкнуло внутри – ведь грех… Но тут вновь всплыла в памяти улыбка Тосина, смех её звонкий, стан стройный, и нахмурил Гришка брови, насупился, да быстрым шагом зашагал в лес.

Долго он бродил, сначала по тропкам, а после по нехоженым местам, уходя всё дальше от мира людей, в самую глушь леса, в чащу, пока не понял, что кружит на месте. Остановился Гришка, отдышался, огляделся. Точно, был он уже здесь, вон и коряга знакомая лежит. С досады Григорий пнул трухлявый, тёмный бок. И тут послышался скрежет, словно дверь на петлях ржавых, давно несмазанных, заскрипела. Замер Григорий, не понимая что тут творится и тут коряга трухлявая заворошилась, заворочалась, закряхтела тяжело и стала подниматься. Струхнул было Гришка, а после усмехнулся:

– Быстро же ты, братец, испужался!

И, подняв топор, приготовился к встрече с неведомым существом. Меж тем поднялась коряга, расправила длинные корявые пальцы-сучья, разлепила морщинистые наросты на коре, за которыми показались жёлтые сонные глаза, взглянула сурово на того, кто посмел потревожить её покой, и разинула чёрный гнилой рот:

– Кто ты? Чего рыщешь?

– Григорий я! – выступил парень вперёд, сжимая в руках топорище, и готовый в любую минуту всадить в чудище острое лезвие.

– Зачем пожаловал?

– Колдуна ищу, домовину его, – ответил Гришка, – Знаешь, поди, где она? Я уже с утра тут и ничего похожего не встретил.

Замолчала нежить лесная, вперилась в Григория жёлтыми своими глазищами, задумалась:

– Впервые вижу, чтобы сами смерть свою искали. Неужто люди нынче так глупы стали?

– Не твоё это дело, – резко крикнул Григорий, – Знаешь, так скажи, где мне его искать, а не знаешь, так и нечего голову мне морочить.

Расхохоталась коряга, широко разинув бездонную чёрную пасть:

– Отчего не сказать, скажу, мне до того дела нет. Да больно ты напористый, таким нахрапом далеко не уйдёшь в лесу. Тут с уважением надобно, с почётом, али не учили тебя старые люди?

– А ты кто таков будешь? – спросил Григорий.

– Лесовик я.

– Это Леший что ли?

– Эка вы молодёжь, неграмотна! Леший в лесу главный, всему голова, а мы лесовики да лесавки помощники его, много нас.

– Ну так скажешь про колдуна? – снова спросил Георгий.

– На болоте ищи, – вздохнул тяжело лесовик, зевнул утробным голосом, да опустился неслышно, сложился, свернулся, прикрыл веки и снова стала с виду коряга корягой. И не поверишь, что только что говорила она, коль сам не увидел бы того.

Встряхнул головой Григорий:

– Наваждение какое-то, а всё таки терять мне нечего, пойду-ка и вправду на болото, может и не врал лесовик.

Долго пробирался Гришка сквозь густой и плотный лес, уже вечереть стало, когда вышел он наконец к болоту. Простиралось оно до самого горизонта – голодное, ненасытное, зыбучее. Мошкара вилась тучами над кочками и зарослями камыша, квакали лягушки, за спиной где-то ухнула два раза сова и смолкла.

Осторожно ступая, проверяя дорогу толстой крепкой ветвью, срубленной тут же, пошёл Гришка вперёд, глядя по сторонам – не видать ли где домовины.

Внезапно хлюпнуло что-то сбоку, запузырилось. Оглянулся Гришка, окинул взглядом болотное царство, что там скрывается в сумерках? Не видать ничего, тишина. Только ступил было Гришка, как снова хлюпнуло что-то, а после смех послышался, неприятный такой, злорадный, да как ухватит что-то Гришку за штанину, так, что упал он прямо в жижу болотную. Вскочил быстро на ноги, взмахнул палкой, обернулся – нет никого.

– Ах ты, нечисть болотная! – выругался Григорий и только повернул голову, как прямо перед ним возник тощий силуэт в лохмотьях. Отскочил Гришка в сторону, а тощая фигура расхохоталась знакомым уже злорадным смехом и затянула писклявым голоском:

– Григо-о-о-рий к нам пожаловал!

– Ты ещё кто будешь? Откуда имя моё знаешь?

– Кикимора я, али не признал? – захихикала тощая.

– Откуда вы все повылазили?

– Мы-то всегда тут жили, спокон веку, а вот ты что тут забыл?

– Али не доложили тебе вместе с именем моим? – передразнил Кикимору Гришка.

– А ты чего такой суровой? – закрутилась, засуетилась вокруг волчком Кикимора, отводя глаза.

– Ушла бы ты с дороги, – рыкнул Гришка и замахнулся на тощую топором. Глядь, а её уж и нет.

– Я может помочь хочу, – раздался голос со стороны. Григорий обернулся в сторону, откуда доносился писклявый голосок – Кикимора уже сидела на дальней кочке. В сумерках выглядела она грудой тряпья, из которого торчал длинный тонкий нос и тощие ручонки.

– Тебе какой умысел помогать-то мне?

– Умысел у нас, у нечистых, один, Гришенька, – ответила болотная нежить и снова затряслась в беззвучном хохоте. – Так показать аль нет, где домовина-то стоит? Сам ты её не найдёшь, голубчик.

– Показывай уже, – вздохнул Григорий и пошёл следом за Кикиморой, радостно и шустро запрыгавшей с кочки на кочку.