Мотылек (СИ) - Сурикова Марьяна. Страница 34

   — Я проведаю тебя, когда поправлюсь окончательно, ты не против?

   — Конечно, нет.

   — Хорошо.

   — Александр, мне уже пора. Боюсь, если Катрин не обнаружит меня дома, устроит очередную выволочку. Я должна помогать ей собирать вещи.

   — Я хочу проводить тебя до дома.

   — Но тебе нельзя ездить верхом.

   — Я поеду в фаэтоне.

   Маргарет была чрезвычайно недовольна решением сына отправиться на небольшую прогулку, и я ещё некоторое время слышала их споры, доносившиеся до меня из-за закрытой двери. Наконец, мать уступила настоятельным просьбам баронета, но отрядила пару слуг, чтобы те помогли Алексу сесть в экипаж, а также уложили больную ногу на груду подушек.

   — Возвращайся поскорее, скоро пойдёт дождь.

   Не волнуйтесь, мама, я закрою крышу фаэтона и не успею промокнуть.

   — Я всё равно настаиваю на скорейшем возвращении.

   — Да, да, конечно, — Алекс уже не смотрел на мать, наблюдая, как я устраиваюсь в седле. Маргарет поджала губы, но больше ничего не добавила, довольно сухо попрощалась со мной и ушла в дом.

   Мы неспешно тронулись в обратный путь. Я переживала, что быстрая езда и неровности дороги могут растревожить больную ногу, и Александру придётся нелегко. Однако баронет, казалось, наслаждался прогулкой.

   — Меня впервые выпустили проехаться немного, Лина. До этого стоило заикнуться о выходе за пределы сада, как мать едва не падала в обморок.

   — Её можно понять, ты их единственный ребёнок, они всю жизнь опекали тебя.

   — Иногда это не на шутку утомляет.

   Я пожала плечами, поскольку о чрезмерной опеке знала только понаслышке.

   Мы проехали с Александром половину пути, смеясь и рассказывая друг другу новые шутки, и оказались уже на территории нашего поместья, когда небеса надумали пролиться ужасным ливнем с громом и молниями. При первых же каплях Алекс крикнул мне перебираться в фаэтон, что я и сделала, успев привязать повод снежинки к круглому кольцу коляски. Александр тут же закрыл крышу, но хлынувший ливень оказался настолько сильным, что капли всё равно попадали внутрь.

   — Здесь есть где укрыться?

   — Сторожка лесника неподалёку, за тем поворотом, — крикнула я, перекрывая шум ливня, а баронет тотчас же хлестнул лошадь, направляя фаэтон дальше по дороге. До домика мы добрались очень быстро, но низ моей юбки успел пропитаться влагой, и я в тревоге поглядывала на ногу Алекса, опасаясь, что накрахмаленные бинты тоже размокнут. Впрочем, пока подушки защищали больную ногу.

   Алекс остановился под навесом, закрывавшим только часть коляски. Я выпрыгнула из фаэтона и подбежала к баронету с другой стороны, чтобы помочь ему выбраться. Друг взял в руки две трости, а я очень осторожно придержала его, помогая спуститься.

   С трудом Александр доковылял до крыльца, благо также укрытого козырьком. Поскольку на стук никто не открыл, мы отворили дверь и вошли в дом без приглашения. В чистой маленькой комнате с печкой было тихо и пусто, царивший полумрак не разгоняло пламя свечи, а полная тишина навевала мысли о том, что лесник не успел вернуться с обхода владений до дождя, и сейчас, скорее всего, прячется в другом укрытии.

   Некоторое время ушло на растапливание печи, и мы вдвоём уселись возле неё бок о бок, чтобы немного обсохнуть.

   — Как твоя нога, бинты не намокли? Позволь, осмотрю?

   — Не стоит. Повязку всё равно пока не сменить.

   Александр немного склонился, отводя с моего лица упавшие на щёки влажные пряди. Я подняла глаза, столкнулась с горящим огнём взглядом баронета и на секунду затаила дыхание.

   — Алекс, — я хотела отклониться, когда мужская ладонь легла мне на шею.

   — Ты говорила сегодня о благодарности, а я так и не набрался смелости попросить о поцелуе.

   Он выжидающе глядел на меня, наклонившись совсем низко и ожидая ответа.

   Я уже собралась произнести какую-нибудь приличествующую случаю и воспитанной девушке фразу, как дверь домика распахнулась, а на пороге показался мой отчим, промокший до нитки.

   Я так резко отпрянула от баронета, что даже стул покачнулся. Взгляд против воли обежал облепленный мокрой рубашкой мускулистый торс и сильные ноги в светлых, очертивших крепкие мышцы, бриджах.

   — Прошу прощения, — граф замер в проёме, — но какая неожиданная встреча!

   — Граф, — Александр развернулся на стуле, лицом к отчиму, но подняться не пытался, опасаясь опереться на повреждённую ногу. Обе трости сейчас стояли в уголке возле печки. — Прошу вас, не помыслите ничего дурного.

   — Что вы, баронет, — если бы яд, которым порой пропитаны людские слова, способен был убивать, то мы с Алексом уже лежали бы бездыханные у ног отчима, — как можно? Уж кого-кого, а вас я никогда не заподозрю в дурных намерениях, как и мою дражайшую падчерицу. Ведь мне доподлинно известно о чистоте помыслов истинных джентльменов и юных невинных леди. Я ни в коей мере не подозревал вас ни в чём дурном, и оскорблен тем, что мне приписали подобные мысли. Все, что могу сделать в данном случае, дабы не причинять ещё больших неудобств, это покинуть вашу компанию, предоставив таким образом залог моего безграничного доверия.

   Джаральд наклонил голову и, резко развернувшись, ушёл обратно, прямо в ливень.

   Я подскочила со стула, не отдавая отчёта в собственных действиях, хотела броситься за ним, но меня остановил полный муки стон Алекса.

   — О Лина, я подлец! Какой же я негодяй! Ведь действительно почти воспользовался ситуацией и хотел сорвать поцелуй, пользуясь твоей признательностью.

   Я медленно опустилась обратно, беззвучно открывая и закрывая рот. По опущенным плечам и пальцам, вцепившимся в светлые пряди, ясно видела, что Александр до глубины души поражён собственным коварством. Себя же после слов графа я ощутила едва ли не последней из продажных женщин. Он даже не захотел войти сюда, укрыться от холодного дождя и обсохнуть у печки. Неужели его настолько поразило то, что он увидел? Неужели подумал, будто я готова целовать каждого мужчину, обратившего на меня своё внимание? Господи, что теперь делать, как переубедить его?

   Всего лишь несколько ёмких, исполненных сарказма фраз, и мы с баронетом ощутили себя правонарушителями, совершившими величайшее преступление и пытающимися скрыть его ото всех. Атмосфера дружеского участия и расположения, безраздельно властвовавшая в моей душе до этого момента, канула в небытие.

   До меня наконец дошёл смысл слов Алекса, и кольнуло неприятное открытие, что он стремился получить вполне физическую награду, как и граф. Только Джаральд говорил прямо, а баронет даже не отдавал себе в этом отчёта, поскольку слишком привык к роли благородного джентльмена. А ещё отчим ни о какой благодарности не упоминал, он исполнил условия сделки, на которую я согласилась, не более того. Даже чётко дал понять это своим дальнейшим поведением.

   На душе стало совсем гадко. Мне вдруг тоже захотелось немедленно покинуть сторожку и ускакать обратно в поместье, но бросить Александра одного не позволяла совесть.

   Дождь стих через полчаса, мы успели обсохнуть за это время, но просидели в домике, так и не сказав друг другу ни слова. Когда холодные капли перестали шелестеть листвой за окном, я принесла баронету трости.

   — Извини, Лина, — Алекс остановился возле фаэтона, — если граф потребует, я незамедлительно предоставлю любые уверения в искренности своих чувств.

   — Не думаю, что до этого дойдёт, ты ведь слышал отчима.

   — Он сказал, что не сомневается в моём благородстве, но я и правда готов...

   — Все не так просто. У твоих родителей совершенно другие планы, а мы вскоре уедем.

   Алекс вздохнул и стал подниматься в коляску.

   — Мне будет не хватать твоего общества, но я обязательно приеду, как только поправлюсь.

   Я кивнула, избегая встречаться с ним взглядом, и села на лошадь. В груди неприятно сдавило. Какое наказание придумает мне Джаральд, за то, что уехала к Алексу тайком, а потом осталась с ним наедине?