Перерождение (СИ) - Крейдун Мила. Страница 6
«Отпусти их. Всё хорошо», – повторяла мысленно Аттика на всякий случай.
Крики постепенно стихли.
Послышался приближающийся бег.
Охотники бежали на свет в окнах домика.
Атти почувствовала, как растения опять встрепенулись, испугавшись за неё, решив, что они бегут напасть на неё. Вновь вырвались корни-щупальца.
– Ш-ш-ш, – тихонечко шикнула Аттика, максимально незаметно направив ладони к встрепенувшейся флоре.
– Все в дом! – орал на Атти с Дивой впереди бежавший мужчина, с оружием и в обмундировании. – Живо!
Или это он своим людям, почти не отстававшим от него?
Так или иначе, ему подчинились все.
Он сам захлопнул дверь и привалился к ней лбом, пытаясь отдышаться.
– Что за хрень, шеф? – заговорил один из «гостей». – Откуда здесь эта лачуга? Мы сбились с пути?
Атти заметила в тёмном углу горящие красные глаза, не предвещавшие ничего хорошего.
Только сейчас она почему-то подумала, или скорее почувствовала, что «домовёнок Кузя» вовсе не безобидное существо. Скорее наоборот. Совсем наоборот. И ему не понравилось, как отозвались о его доме.
Аттика как можно незаметнее попыталась сделать успокаивающий жест рукой.
Красные глаза метнули на неё сердитый взгляд.
Он был недоволен, что она вмешивается.
Но подчинился.
Исчез.
– Не знаю, – ответил, тем временем, «шеф». – Не могли мы сбиться.
– Если вы в город шли, то всё в порядке, – заговорила Дива. – Немного просто отклонились, видимо, но он совсем рядом.
– Слава богу, – облегчённо выдохнул другой.
– Сегодня продолжать путь смысла нет, – заговорил «шеф». – Переночуем здесь и отправимся утром.
Аттика возмущённо сложила руки на груди.
Она, конечно, не собиралась их выставлять, но то, что её даже не спросили – это просто хамство.
Глаза в тёмном углу вновь как-то радостно зажглись.
Одхан был довольно жесток и кровожаден. И ненавидел людей.
Атти отрицательно махнула головой.
– Я покидаю дом в пять утра, чтобы успеть на работу в город, – твёрдо произнесла она, глядя на главаря.
– Устраивает, – сухо отозвался тот.
«Ну и скотина», – подумала Атти, а вслух продолжила:
– Можете расположиться в этой комнате. Та дверь – ванная с туалетом, больше вам никуда ходить не позволено.
«Гости» удивлённо переглянулись и скрестили взгляды на шефе.
Его брови гневно сошлись на переносице.
– Не много ли ты себе позволяешь? – прорычал он сквозь зубы.
– Не поняла? – действительно растерялась Аттика.
– Я беру, что хочу, когда хочу и в любом количестве, – продолжил он. – Ради этого мы все здесь рискуем жизнями. Чтобы такие, как ты, грели жопы за забором и наслаждались тем, что мы принесём и решим отдать.
– Ты дебил? – разозлилась Дива, привлекая к себе внимания. – Ты где здесь забор видишь? Кто здесь жопы греет? Если только вы спасаете свои, скрываясь в нашем доме.
– Заткни свою голограмму или хуже будет, – прорычал главарь.
– Одхан, – спокойно-высокомерно произнесла Дива, упрямо сложив руки на груди. Совсем как Атти.
Из угла вырвалось нечто тёмное, огромное с горящими глазами и бросилось на пришлых.
– Только не убивай! – успела в ужасе выкрикнуть Аттика, и в результате те, кто не успел выбежать самостоятельно, были выброшены на улицу.
Дверь демонстративно-раздражённо с треском была захлопнута огромной чёрной тенью с горящими красными глазами и длинными до пола руками с жуткими когтями.
Атти вперила в домового сердитый взгляд.
– Почему ты вообще её послушал? – спросила она.
– Я – твой хранитель, – ответила за него Дива.
«Эти двое точно споются и станут не разлей вода», – подумала Аттика.
– Я – это ты, по сути, – продолжала раба айкора, связанная с ней общей нейронной сетью. – Только умнее. Гораздо, – не удержалась она, чтобы не добавить. – И благо, Одхан это понимает.
Аттика бросила на него взгляд, он свой красный виновато отвёл, но перечить Диве не стал.
– Я увидела опасность, – продолжала тем временем интеллект выгораживать домового. – И предотвратила её.
– А о последствиях ты подумала, супер-мозг? – спросила с неё Аттика.
– Ой, я тебя умоляю, – махнула наманикюренной полупрозрачной ручкой голограмма. – Люди никогда не верят в то, что не могут объяснить. Точнее, что не может объяснить их мозг. А он обязательно подбросит им какую-нибудь идейку, что произошло «на самом деле». Например, что флора пробилась в дом или они грибочков на ужин каких не тех съели или ещё какую–нибудь хрень. Не говоря уж о том, что я не уверена, что кто-нибудь из них доберётся до города.
Словно в подтверждение этому где-то далеко послышались удаляющиеся крики ужаса и смерти.
Аттика не стала выходить и вновь просить землю за охотников.
Каждый сам определяет свою судьбу.
Любое действие, даже мысль имеют значение…
***
Охрана разбудила мэра среди ночи.
– Это Ран, – доложили они. – Говорит, срочно.
Гвилим скривился.
Он недолюбливал своего братца, на которого родители нарадоваться не могли, и соперничал с ним всю жизнь, пытаясь тоже стать кем-то. Для них. Ради них. Чтобы они, наконец, стали его замечать. Гордиться. Как Раном…
Лим сел на постели и потёр переносицу, пытаясь проснуться.
С годами понимаешь, что подобное соперничество и родаки очень помогают в жизни чего-то добиться.
По сути, всем, что он имеет сейчас, он обязан своим старикам, которые его вечно недооценивали и козлу братцу-молодцу.
И себе, конечно, в первую очередь, – справедливости ради заметил он.
Ибо варианта развития его судьбы в данной семейке было минимум два: смириться с мнением семьи, что он никто, и спиться или сколоться, забив на свою жизнь, либо…
Мэр поднялся с постели, разминая широкие плечи.
Когда-то, кстати, он был слабым полудохлым астматиком, но опять же братец-геркулес… нет. Сам Лим не позволил себе таким остаться.
Пусть тогда стимулом была боль. И зависть.
Главное результат.
Мэр подошёл к зеркалу.
Бровь его рассекал страшный шрам.
Он и повоевать успел в своё время.
Провёл пальцами по другому шраму меж рёбер – до сих пор помня ту адскую боль, когда его проткнула одна из оживших ветвей какого-то кустарника.
Лим отвернулся от зеркала. Натянул футболку и спортивки и покинул спальню.
Насколько он знал, Ран покинул город дня четыре назад, отправившись в рейд.
Что там у него стряслось?
Мэр на секунду замер в дверях, увидев брата с ног до головы в крови и в драном обмундировании.
Всего на секунду.
Он быстро вернул себе привычное самообладание и прошёл к барной стойке.
– Виски? – предложил он.
– О, да-а-а, – протянул Ран.
– Рассказывай.
– Она сказала, что работает в городе, – начал зло брат. – У тебя в охране ворот вообще дебилы работают?! Они в камеры хоть иногда смотрят?! Им не показалось странным, что какая-то тёлка каждый день туда-сюда шляется, ещё и без щитов?!!!
– Успокойся, – спокойно отозвался Гвилим, поворачиваясь и протягивая Рану стакан с виски. – Давай по порядку.
*
– Пришла? – скривилась при виде Аттики в раздевалке Эллен.
– Почему я должна была не прийти?
Эллен безразлично повела плечом, отвернувшись.
Аттика начала переодеваться. Эллен вроде уже была готова приступить к работе, но что-то настойчиво и раздражённо делала в ящике. У неё явно что-то не получалось.
– Так и знай! – вдруг резко повернулась она к Атти, – мне извиняться не за что! Я поступила по регламенту.
Аттика ошеломлённо застыла, а потом мягко улыбнулась: у девчонки-то совесть есть. И Душа. Не всё потеряно, оказывается.
– Чего лыбишься?! – злилась зеленоглазая «красотка».
– Да так, – отозвалась Атти вдруг заинтересовавшись, как девушка выглядит на самом деле, без всех этих «усовершенствований». – Не обращай внимания.