Безнадега - Кинг Стивен. Страница 40

— Дэвид… — Ральф отступил на два шага, упал на койку, прижал руки к лицу и зарыдал.

— Я позабочусь о ней, Дэвид, не волнуйся. — Энтрегьян уже стоял у двери, ведущей на лестницу. Эллен Карвер он держал за руку повыше локтя. На лице его сияла улыбка. Назвать ее ослепительной не позволяли. замаранные кровью зубы. — Я все тонко чувствую, как тот парень в «Мостах округа Мэдисон», только на этот раз мы обойдемся без кинокамер.

— Если с ней что-то случится, ты об этом пожалеешь.

Улыбка копа поблекла. Похоже, он начал злиться.

— Возможно… но я в этом сомневаюсь. Ты ведь у нас богомолец, так?

Дэвид смотрел на него, не произнося ни слова.

— Да, конечно. Только так богомольцы и выглядят. С ясными глазами и недовольным ртом. Маленький богомолец в бейсбольной рубашке! Это же надо! — Коп наклонился к Эллен и теперь смотрел на Дэвида сквозь ее волосы. — Молись сколько хочешь, Дэвид, но не рассчитывай, что тебе это поможет. Твоего Бога здесь нет, как не было его с Иисусом, когда тот умирал на кресте с залепленными мухами глазами. Тэк!

Эллен увидела, кто поднимается по ступеням, закричала, попыталась податься назад, но Энтрегьян держал ее крепко. В дверь прошмыгнул койот. Он даже не посмотрел на орущую женщину, пытающуюся вырвать руку из железных пальцев копа, и спокойно прошествовал на середину комнаты. Остановился, повернул морду к копу, поднял на него желтые глаза.

— Ах лах, — бросил коп и на мгновение отпустил Эллен, чтобы провести правой рукой по тыльной стороне ладони левой. — Хим ен тоу.

Койот сел.

— Этот парень очень шустрый. — Обращался Энтрегьян, похоже, ко всем, но смотрел на Дэвида. — Очень шустрый. Куда шустрее собак. Если высунете из камеры руку или ногу, он отхватит ее до того, как вы сообразите, что к чему. Это я вам гарантирую.

— Оставь мою мать в покое, — гнул свое Дэвид.

— Сынок, — в голосе Энтрегьяна слышалось сочувствие, — я могу сунуть палку в задницу твоей мамаше и вертеть ее, пока не вспыхнет огонь, если мне того захочется, и тебе меня не остановить. И я еще вернусь, чтобы заняться тобой.

С этими словами он и скрылся за дверью, прихватив с собой мать Дэвида.

Тишину нарушали только сдавленные рыдания Ральфа Карвера да тяжелое дыхание койота, который не отрывал от Дэвида на удивление умных глаз. Капельки слюны капали с языка койота, словно из текущего водопроводного крана.

— Возьми себя в руки, сынок. — По голосу мужчины с седыми волосами до плеч чувствовалось, что успокаивать следует его. — Ты все видел сам, у этого психа внутреннее кровотечение, он теряет зубы, один глаз у него уже вытек. Долго он не протянет.

— Ему не потребуется много времени, чтобы убить мою мать, если он того захочет, — возразил Дэвид. — Он уже убил мою маленькую сестру. Столкнул ее с лестницы и сломал… сломал ей шею. — Его глаза затуманились слезами, но он усилием воли загнал их обратно. Не время сейчас плакать.

— Да, но… — Мужчина с длинными седыми волосами смолк.

Дэвиду вспомнился разговор с копом по пути в город, когда они еще думали, что тот в здравом уме и хочет им помочь. Дэвид еще спросил копа, откуда он знает их фамилию, и коп ответил, что прочитал ее на табличке над столом. Логично ответил, табличка с их фамилией над столом действительно была… но Энтрегьян не мог увидеть ее, стоя у ступеней кемпера. У меня орлиные глаза, Дэвид, сказал он тогда, и эти глаза видят истину издалека.

Ральф Карвер, волоча ноги, приблизился к решетке. Налитые кровью глаза, опухшие веки, разбитое лицо. На мгновение Дэвид чуть не ослеп от ярости, ему хотелось заорать во весь голос: Это твоя вина! Ты виноват в смерти Пирожка! Из-за тебя коп увел маму, чтобы убить или изнасиловать ее! Всему виной ты и твоя страсть к азартным играм! Ты и твои глупые идеи! Жаль, что коп не взял тебя, отец, ему следовало взять тебя!

Прекрати, Дэвид. Это был голос Джина Мартина. — Оно хочет, чтобы ты так думал.

Оно? Этот коп, Энтрегьян, его имел в виду голос? Значит, это он… или оно… хочет, чтобы Дэвид так думал? А какая ему разница, о чем он вообще думает?

— Посмотри на него. — Ральф не отрывал глаз от койота. — Как он зазвал сюда эту тварь? И почему она здесь осталась?

Койот повернулся на голос Ральфа, посмотрел на Мэри и вновь остановил взгляд на Дэвиде. Он все так же тяжело дышал. Слюна капала на деревянный пол, ее натекла уже целая лужа.

— Он их как-то выдрессировал, — предположил седовласый. — Как птиц. Он выдрессировал стервятников. Я убил одну мерзкую тварь, растоптал ее…

— Нет, — возразила Мэри.

— Нет, — эхом откликнулся Биллингсли. — Я уверен, что койоты поддаются дрессировке, но это не дрессировка.

— Именно дрессировка, — стоял на своем седовласый.

— Вы про копа? — подал голос Дэвид. — Мистер Биллингсли говорит, что он вырос. Не меньше чем на три дюйма.

— Это безумие. — Седовласый был в мотоциклетной куртке. Он расстегнул «молнию» одного из карманов, достал упаковку леденцов и бросил один в рот.

— Сэр, как вас зовут? — обратился Ральф к седовласому мужчине в мотоциклетной куртке.

— Маринвилл. Джонни Маринвилл. Я…

— Вы, наверное, слепы, если не видите, что здесь происходит что-то ужасное и необъяснимое.

— Я не говорил, что в происходящем нет ничего ужасного и необъяснимого, — ответил Маринвилл. Он сказал что-то еще, но тут в голове Дэвида зазвучал другой голос, и он потерял нить разговора.

Мыло, Дэвид. Мыло.

Он посмотрел на зеленый кусок мыла «Ирландская весна», лежащий рядом с раковиной, вспомнил обещание Энтрегьяна: Я еще вернусь, чтобы заняться тобой.

Мыло.

Внезапно он все понял… или решил, что понял. Надеялся, что понял.

Лучше бы мне не ошибиться. Лучше бы мне не ошибиться, или…

Дэвид стянул через голову рубашку «Кливлендских индейцев» и бросил ее на пол. Поднял глаза и увидел наблюдающего за ним койота. Дэвиду показалось, что из горла койота доносится рычание.

— Сынок? — услышал он голос отца. — Что ты задумал?

Не отвечая, Дэвид сел на край койки, снял кроссовки и бросил их рядом с рубашкой. Теперь уже койот рычал, сомнений в этом быть не могло. Словно он знал, что задумал Дэвид, и намеревался остановить его, если сумеет.

Естественно, он попытается остановить тебя. Иначе зачем копу оставлять его здесь? Ты должен верить. Укрепи свою веру и ничего не страшись.

— Верю, что Бог защитит меня, — пробормотал Дэвид.

Он встал, расстегнул ремень, и тут его пальцы застыли.

— Мэм, — обратился он к черноволосой женщине. — Мэм! — Она повернулась к нему, и Дэвид почувствовал, что краснеет. — Вас не затруднит отвернуться? Я должен снять джинсы, да и трусы тоже.

— Что ты такое говоришь? — В голосе Ральфа звучала паника. — Что бы ты ни собирался делать, я тебе это запрещаю! Абсолютно!

Дэвид не ответил и вновь посмотрел на Мэри. Так же пристально, как смотрел на него койот. Она встретилась с ним взглядом, а потом молча отвернулась. Мужчина в мотоциклетной куртке сидел на койке и сосал леденцы, наблюдая за ним. Дэвид стеснялся раздеваться при посторонних, от взгляда мужчины ему было не по себе… но он принял решение. Еще раз посмотрел на «Ирландскую весну» и стянул с себя джинсы и трусы.

— Мило, — промолвила Синтия. — Я хочу сказать, высокий класс.

— Ты о чем? — спросил Стив. Он весь напрягся, наблюдая за дорогой. На асфальт нанесло песку, то и дело под колеса попадали перекати-поле, стоит на мгновение расслабиться, и очутишься в кювете.

— Посмотри, как нас встречают.

Он посмотрел. Когда-то на щите значилось: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! ЦЕРКОВНЫЕ ОБЩИНЫ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ БЕЗНАДЕГИ ПРИВЕТСТВУЮТ ВАС». Надпись эту кто-то закрасил. Теперь их приветствовали дохлые собаки Безнадеги. Ветер мотал из стороны в сторону веревку с обгрызенным концом. От овчарки не осталось и следа. Поначалу ее поклевали стервятники. Затем пришли койоты. Голод не тетка, поэтому они без зазрения совести сожрали ближайшего родственничка, предварительно перегрызши веревку и оттащив труп чуть в сторону. То, что осталось (кости и когти), лежало за ближайшим холмиком, уже наполовину занесенное песком.