Безнадега - Кинг Стивен. Страница 70

Она кивнула:

— Да, был. Геллер мертв.

— Три ночи тому назад, — промурлыкал Маринвилл. — По вашим словам, три ночи тому назад в Безнадеге царили мир и покой.

— Совершенно верно. Но в следующий раз я увидела Френка висящим на крюке. С оторванной кистью.

— Мы его тоже видели. — По телу Синтии пробежала дрожь. — И его руку. На дне аквариума.

— До этого, ночью, я просыпалась дважды. Первый раз я вроде бы услышала гром, второй раз — выстрелы. Я решила, что мне приснился кошмар, и заснула вновь, но, думаю, тогда-то все и началось. А утром, когда я вошла в ангар…

Поначалу она не заметила ничего необычного, разве что пустовал стол Брэда Джозефсона. Но Брэд не любил сидеть за столом и при первой же возможности оставлял его в одиночестве. Одри прошла в «Убежище Эрнандо», где перед ней открылась та же картина, что и перед Стивом и Синтией: развешанные на крюках трупы. Вероятно, трупы всех тех, кто приехал в контору утром. Среди них, в полосатом галстуке и дорогих ботинках, висел и Аллен Саймс. Прилетевший из Финикса, чтобы умереть в Безнадеге.

— Если то, что вы говорите, соответствует действительности, — обратилась Одри к Стиву, — значит, Энтрегьян потом привез трупы других шахтеров. Я не считала тела, слишком перепугалась, чтобы считать, но мне показалось, что висело их не больше семи. Возможно, на какое-то время я отключилась, точно сказать не могу. Потом услышала выстрелы. Тут уж у меня никаких сомнений не возникло. Кто-то закричал. Вновь выстрелы, и крики прекратились.

Она вернулась к своей машине, не бегом, но быстрым шагом — боялась, что ее охватит паника, если она побежит, — и поехала в город. Собиралась доложить об увиденном Джиму Риду. А если тот уехал по делам округа, как это часто случалось, то одному из его помощников, Энтрегьяну или Пирсону.

— Я не побежала к машине и не помчалась сломя голову в город, но все равно была в шоке. Помнится, полезла в бардачок за сигаретами, хотя не курила уже добрых пять лет. Потом увидела двух человек, бегущих через перекресток. Вы знаете, под мигающим светофором?

Все кивнули.

— Следом появилась новая патрульная машина. За рулем сидел Энтрегьян, хотя тогда я этого не знала. Грохнули три или четыре выстрела, люди повалились на тротуар. Потекла кровь, много крови. Машина не остановилась, проследовала на запад, вскоре оттуда тоже донеслись выстрелы.

Я хотела помочь людям, которых он подстрелил. Подъехала к перекрестку, остановила свой автомобиль и вылезла из кабины. Вероятно, это и спасло мне жизнь. То, что я вылезла из кабины. Потому что Энтрегьян убивал все, что двигалось. Легковые автомобили и грузовички застыли на мостовой, словно брошенные игрушки. У магазина скобяных товаров один грузовик лежал на боку. «Эль камино». Он принадлежал Томми Ортеге. Томми облизывал его, как любимую девушку.

— Я ничего этого не видел, — возразил Джонни. — Коп вез меня по пустынной улице.

— Да, этот сукин сын привык прибирать за собой, этого у него не отнимешь. Он не хотел, чтобы кто-то, приехав в город, задался вопросом: а что тут, черт побери, происходит? Он загнал все машины во дворы или на подъездные дорожки, вот вам и показалось, что все в полном порядке. Тем более что буря не позволяла увидеть лишнего.

— Буря, о которой не предупредили синоптики, — добавил Стив.

— Правильно, о которой не предупредили синоптики.

— Что случилось потом? — спросил Дэвид.

— Я подбежала к людям, которых он застрелил. Сначала к Эвелин Шунстек, она работает в библиотеке. Энтрегьян уложил ее выстрелом в голову. Мозги разлетелись по асфальту.

Мэри передернуло. Одри это заметила и повернулась к ней.

— Вот что вы все должны помнить. Если Колли вас увидит и решит убить, вам конец. — Она обвела взглядом остальных, дабы они убедились, что Одри не шутит. И не преувеличивает. — Он стреляет без промаха. Имейте это в виду.

— Запомним, можете не сомневаться, — заверил ее Стив.

— Другой был посыльным. В униформе «Тасти-кейк». Энтрегьян тоже попал ему в голову, но не убил.

Джонни было знакомо то спокойствие, с каким говорила Одри. Он это уже видел во Вьетнаме, у тех, кто вышел живым из боя. Сам Джонни в боях не участвовал, вооруженный только ручкой, блокнотом да диктофоном. Он наблюдал, слушал, записывал, чувствуя себя посторонним. И завидовал. Горькие мысли, которые тогда обуревали его — евнух в гареме, тапер в борделе, — теперь казались дурацкими.

— Когда мне исполнилось двенадцать лет, отец подарил мне мелкокалиберное ружье, — продолжала Одри. — Выйдя из нашего дома в Седалии, я первым делом подстрелила сойку. Когда я приблизилась к ней, она была еще жива. Дрожала всем тельцем, ее клюв открывался и закрывался. Мне так хотелось повернуть время вспять, чтобы не было этого выстрела. Я опустилась на колени и ждала, пока сойка умрет. Я чувствовала, что должна сделать для нее хотя бы это. Сойка продолжала дрожать, пока не умерла. Точно так же дрожал и посыльный. Он смотрел мимо меня, вдоль улицы, хотя там никого не было, а лоб его покрывали мелкие капельки пота. Голова его изменила форму, на плече лежало что-то белое. Я поначалу подумала, что это пенопласт, знаете, какой кладут в посылки, если отправляют что-то хрупкое. Потом поняла, что это осколки костей. Его черепа.

— Я больше не хочу этого слышать, — бросил Ральф.

— Я вас не виню, но думаю, мы должны знать все, — ответил Джонни. — Может, вам с мальчиком прогуляться за сцену? Посмотрите, что там есть.

Ральф кивнул, поднялся и посмотрел на Дэвида.

— Нет, — качнул головой мальчик. — Мы должны остаться.

Ральф в нерешительности смотрел на него.

Дэвид кивнул:

— Извини, папа, но мы должны.

Ральф постоял несколько мгновений, потом сел.

Во время этого разговора Джонни случайно глянул на Одри. Та смотрела на мальчика со страхом и восторгом. Словно никогда не сидела такого, как он. Потом Джонни подумал о крекерах, появляющихся из коробки, как из бездонной бочки, и сам задался тем же вопросом: а есть ли еще такие, как Дэвид Карвер? Вспомнились ему и щель между прутьями решетки, и слова Биллингсли о том, что через нее не пролез бы и сам Гудини: не пустила бы голова. Они зациклились на стервятниках, пауках, койотах, крысах, выпрыгивающих из кучи покрышек, домах, в которых кишели гремучие змеи, Энтрегьяне, который говорил на непонятном языке и стрелял, как Буффало Билл [57]. А про Дэвида как-то забыли. Так кто же он, этот Дэвид?

— Продолжайте, Одри, — подала голос Синтия. — Только, если сможете, перейдите с эр на пи-джи тринадцать [58].

Одри недоуменно посмотрела на Синтию, потом вроде бы поняла, чего от нее хотят, и продолжила.

— Я стояла на коленях рядом с посыльным, гадая, что же делать: оставаться, с ним или бежать за подмогой, когда с Хлопковой улицы донеслись крики и выстрелы. Зазвенело разбитое стекло. Послышался треск, потом что-то металлическое упало на землю. Взревел двигатель патрульной машины. Такое ощущение, что два последних дня я только и слышала, что рев двигателя патрульной машины. Я поняла, что Энтрегьян сейчас вернется на перекресток. На размышления оставались доли секунды. Я побежала.

Больше всего мне хотелось прыгнуть в свой автомобиль и уехать прочь, но я чувствовала, что времени на это у меня нет. Поэтому нырнула в ближайшую дверь и оказалась в продуктовом магазине Уоррелла. Уэнди Уоррелл лежал мертвый у кассового аппарата. Его отец, мясник и владелец магазина, сидел в маленьком кабинете с пулей во лбу. Без рубашки. Наверное, он как раз переодевался, когда его настигла пуля.

— Хью приходит на работу рано, — вставил Биллингсли. — Гораздо раньше, чем его родственники.

— Возможно, но Энтрегьян продолжал заходить и проверять. — В голосе Одри слышались истерические нотки. — Продолжал заходить и проверять. Он обезумел, он не знал жалости, но он продолжал методично заходить и проверять, не осталось ли кого живого.