Поручик Державин - Бирюк Людмила Д.. Страница 29

— Слава Богу, дождались подмоги! — Его рябое лицо, усеянное мелкими морщинками, выражало неподдельный восторг. Но, узнав численность "подмоги", Круглов загрустил: — Не могу постигнуть, о чем думает начальство?! Мыслимо ли отстоять крепость с такими малыми силами? Говорят, Оренбург и Саратов захвачены самозванцем?

— Саратов освобожден, — коротко сообщил Державин. — Думаю, что генеральное сражение недалече, тогда и разгромим супостата!

Капитан тревожно взглянул на Державина.

— А ну как лиходей со своими подельниками задумает отступать в Малыковку?

Державин распрямил плечи и сказал уверенно:

— А мы-то с вами на что? Надо будет — примем бой!

— О чем речь, господин поручик! Трусить не станем, умрем в бою как один! Да что толку от нашей смерти, если злодей останется жив? Не обессудьте, ваше благородие, у меня лишь горстка солдат-инвалидов, а у вас — потрепанный казачий разъезд! Как будем Малыковку защищать?

— Выше голову, капитан! Через денек-другой навербуем людей и создадим собственную гвардию!

— Да тут одни калмыки остались…

Державин улыбнулся:

— А калмыки, по-вашему, не люди?

На следующее утро Державин отдал распоряжение собрать калмыков на крепостной площади и, заставив их с полчаса подождать и потомиться в неведении, прискакал к ним в парадном мундире на белом коне. Окинув взглядом их настороженные, и, надо признаться, враждебные лица, он смело выехал на середину и остановился от них в десяти шагах.

— Здорово, братцы! Государя Петра Федоровича ждете? Кто вам сказал, что он жив? Одиннадцать лет минуло после его смерти! Откуда он взялся? Но ежели он и впрямь оказался жив, то разве пришел бы к казакам просить помощи? У него есть отечество, Голштиния, и свойственник — король Прусский, силу которого вы знаете. Стыдно вам, калмыкам, слушаться мужичка беглого с Дона, казака Емельки Пугачева, и почитать его за царя! Он хуже вас всех, потому что он — разбойник, а вы всегда были и есть люди честные!

Державин еще немало говорил в том же духе, чувствуя, что с каждой минутой напряженные лица калмыков светлеют, а в глазах появляются решимость и сочувствие. Видно, давно с ними никто не говорил как с равными и привыкли они к другому обращению. После пламенной речи Державина многие юноши из калмыцких поселков добровольно вступили в Малыковский гарнизон со своим конями и оружием.

Но на этом Державин не остановился. С помощью Серебрякова, старожила здешних мест, он навербовал с десяток лазутчиков, чтобы те держали его в курсе событий в районе Большого и Малого Иргиза. Именно здесь в декабре 1772 года Пугачев был арестован за крамольные речи среди местных жителей, бит батогами, посажен в тюрьму, а потом отправлен в железах в Казань. Но через полгода ему удалось бежать. Вскоре он снова объявился на Иргизе, в Средне-Никольском старообрядческом монастыре, где настоятель Филарет провозгласил его царем Петром III и благословил "идти на царство".

Державину пришла отчаянная мысль — внедрить одного из своих лазутчиков в Средне-Никольский скит под видом монаха-старовера. Он мог бы многое узнать о планах и ближайших соратниках самозванца и о том, куда бунтовщики собираются бежать в случае поражения. Но где найти такого "старообрядца"? И как завербовать?

Однажды, обедая в доме коменданта Круглова в компании с Иваном Серебряковым и Вацлавом Новаком, Державин поделился с ними своими мыслями.

— Лазутчику не обязательно быть монахом, — возразил комендант. — В скитах часто останавливаются иноземцы из Европы. С ними у староверов самая тесная связь. Можно подослать немца-колониста, их много на Волге.

— Все так, Федор Осипович… Но где найти верного человека?

— И почему обязательно немца? — вмешался в разговор Вацлав. — Он может быть поляком!

Все трое разом невольно уставились на ординарца. Тот встал, не скрывая волнения, но исполненный решимости.

— Поверьте, Панове, лучше меня вам никого не сыскать. Но навязываться не буду — вы имеете право не доверять мне…

Державин подошел к Вацлаву и положил ему руку на плечо.

— Друг мой! Свою преданность вы уже доказали. Но дело, на которое вы собираетесь пойти, крайне опасно. Вам придется рисковать жизнью.

Поляк горделиво вскинул голову:

— А в чем опасность? Представлюсь как конфедерат, бежавший из плена, и попрошусь на службу писарем. Дело мне знакомое. Ну а если раскроют… приму смерть как шляхтич!

Державин почувствовал комок в горле. Безудержная храбрость, доходящая до самозабвения, всегда вызывала у поэта восторженное чувство. Он прошелся по комнате, потом обратился к Серебрякову:

— Вы давно живете в этих краях и знакомы со старообрядцами. Как, по-вашему, могут ли они поверить Вацлаву?

В отличие от Державина, тот не был настроен столь романтично.

— По всему видно, что ваш друг Вацлав — смельчак хоть куда, да только многого не знает… Как он представится староверам? — Он усмехнулся и передразнил: — "Здравствуйте, я поляк, возьмите меня писарем!" — "Ах, писарем? Проше пана! Давно вас ждали!" Не все так просто… Обитель староверов — неприступная крепость. Мышь не проскочит!

Пристально взглянув на него, Вацлав ответил с иронией:

— У древнегреческого царя Филиппа есть славное изречение: "Там, где мышь не проскочит, войдет осел, нагруженный золотом".

Все рассмеялись. Потом разом оживленно заговорили и заспорили. Действительно, был только один верный способ проникнуть в скит: привезти с собой щедрые дары. Во все времена деньги решают все! Только где их взять?

Комендант почесал в затылке, кликнул денщика и велел ему позвать малыковского казначея Василия Тишина. Вскоре явился худенький молодой чиновник с ясными умными глазами, тщательно причесанный, в аккуратном форменном сюртучке. Он учтиво поклонился, обводя глазами незнакомых людей.

— Проходи, Василий, — деловито заговорил комендант. — К нам гости пожаловали от самого генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова. У них до тебя дело есть.

— Слушаю со вниманием. — Казначей поклонился Державину, безошибочно угадав в нем начальство.

Державин усадил Тишина за стол и предложил разделить с ними трапезу. Поговорив о том о сем, он без лишних подробностей объяснил, что для выполнения некоего секретного задания им требуется 10 тысяч рублей золотом.

К его удивлению, робкий и скромный Тишин вдруг сделался тверже стали и решительно объявил, что денег не даст, ибо не уполномочен лично распоряжаться казной. Мол, ни комендант Круглов, ни поручик Державин, ни даже генерал-аншеф Бибиков для него не указ и у него один начальник — губернатор Петр Никитич Кречетников. Только перед ним ему отчитываться, и, пока губернатор самолично не отдаст письменный приказ выдать поляку означенную сумму, тот не получит ни гроша.

— А может статься, малыковская казна пуста? — насмешливо спросил Державин.

— Сие — государственная тайна!

— Да есть у нас деньги! Есть! — Комендант опрокинул в рот рюмку вишневой наливки, бацнул кулаком по столу и вонзил возмущенный взгляд в казначея. — Али забыл, Василий, как из Саратова нам привезли кованый сундук, полный золотых монет?

— От саратовского архимандрита?! — воскликнул Державин.

— Так точно, господин поручик! По приказу его святейшества сундук тайно вывезли к нам, в Малыковку. Тишин сосчитал все до копейки и зачислил в казну. Архимандрита уже нет в живых… Почему бы нам не потратить хоть часть тех денег?

Но напрасно комендант битый час уговаривал казначея отсыпать Вацлаву золотишка для проведения разведывательной операции, напрасно Державин пустил в ход свое непревзойденное искусство красноречия, всегда помогавшее ему в трудную минуту. Тишин оставался неколебим.

— Я не имею права разбазаривать казну! — упрямо твердил он в ответ.

Дело явно заходило в тупик. Но когда уже все выбились из сил, любитель идей и прожектов Иван Серебряков предложил отправить в Саратов гонца с письмом Кречетникову, дабы тот дал разрешение воспользоваться казенными деньгами.