Поручик Державин - Бирюк Людмила Д.. Страница 51

Кем твердь Очаковска взята?
Чья вера, чьи уста взывали
Нам Бога в помощь и Христа?
Чей дух, чья грудь несла монарший лик?
Потемкин ты! С тобой, знать, Бог велик!

Стихи Державина были доставлены светлейшему князю в Бендеры. Он прочел, улыбнулся мимолетно. В ту пору ему было не до стихов. Заканчивалась Русско-турецкая война, где он одерживал победу за победой, а вот на личном фронте дела его шли из рук вон плохо. Верные друзья и тайные "доброжелатели" не раз сообщали ему о новом фаворите Екатерины. Он долго отмахивался, дескать, пустое: кто он и кто я? Но терпенье наконец лопнуло, и Потемкин засобирался в Петербург. "Зуб стал беспокоить, — мрачно объяснил он своим генералам. — Поеду дергать!"

Однако "зуб" сидел крепко и покидать свое место не торопился. Зубов обитал в лучших покоях Царскосельского и Зимнего дворцов, был осыпан милостями и подарками, любые его прихоти исполнялись мгновенно. Кроме приятной внешности, никаких других достоинств за ним не водилось. А впрочем, нет — было еще одно: он по-звериному тонко чуял малейшие перемены в настроении Екатерины, знал, чем ей угодить, на каких струнах сыграть. Зубов подружился с Державиным и как-то намекнул ему, что государыня ждет продолжения "Фелицы". Ждет? Да, пожалуйста! Державин передал фавориту красиво переплетенную рукопись стихов "Изображение Фелицы" и вскоре получил еще одну золотую табакерку с бриллиантами. Первую он был вынужден заложить в тяжелые дни своего губернаторства и до сих пор еще не выкупил.

А вот с одой "На взятие Измаила" вышла неувязка. Во время работы над произведением к Державину явился с гостинцами Зубов и, пустив в ход природное обаяние, уговорил поэта не упоминать в сочинении имени Потемкина. Так, мол, будет справедливо: ведь неприступная турецкая крепость была взята под командованием Александра Васильевича Суворова! Державин опрометчиво согласился, но вскоре понял, что совершил оплошность. Прославлять одного Суворова было не совсем удобно: Потемкин мог обидеться. И Державин, поразмыслив, не стал называть имен полководцев, а сделал героем своей оды русского солдата, "росса", сокрушившего турецкую твердыню — крепость Измаил.

В феврале 1791 года светлейший князь Потемкин-Таврический прибыл в Петербург и предстал перед Екатериной — усталый исполин, самый талантливый и могущественный из всех ее приближенных. Последнее время министры не раз нашептывали государыне, что князь возымел силу непомерную и что его армия, победив турок, может повернуть штыки против нее самой. По их совету, чтобы ослабить бывшего фаворита, она отослала Александра Суворова в Финляндию. Объяснила это тем, что-де надобно строить укрепления на случай войны со Швецией. А на самом деле — спровадила его подальше от Потемкина.

— Чем обязана, друг мой? — вместо приветствия холодно спросила она, протягивая руку.

Потемкин склонился в почтительном поцелуе.

— Тебя повидать приехал, Катишь!

Фамильярный ответ не понравился государыне.

— А на кого армию оставил? Суворов-то далече!

— На Михаила Кутузова, матушка. Храбрый воин! Про него Суворов сказал: "Командовал он левым крылом, но был моей правой рукой".

Екатерина милостиво кивнула. Она помнила Кутузова еще по началу Русско-турецкой войны. Молодой полковник в бою под Алуштой получил тяжелое ранение. Пуля, пробив левый висок, вышла у правого глаза. От таких ранений обычно умирают, но его жизнь и даже зрение спас французский врач Жан Массо. Читая донесение об этом случае, Екатерина не могла сдержать слез и распорядилась щедро наградить врача, а раненого Кутузова отправить в Австрию на отдых и дальнейшее лечение.

В другое время такие воспоминания смягчили бы ее душу. Но сейчас она безучастно слушала Потемкина и, когда тот, расхваливая Кутузова, попросил для него орден Георгия третьей степени, ответила с усмешкой:

— Да уж как отказать, когда одноглазый за кривого просит!

***

В ту пору князь Потемкин построил в Петербурге грандиозный дворец, который назвал Таврическим. Тысячи людей обставляли залы и покои: развешивали хрустальные люстры, картины, дорогие гобелены… Светлейший задумал устроить небывалый праздник в честь взятия Измаила. И в то же время решил показать бывшей возлюбленной, как он велик и могуч. Пусть увидит, на кого она его променяла. Кто завоевал Крым? Кто одержал верх над турками? Зубов? То-то же!

О генерал-аншефе Суворове он старался не вспоминать. Прославленный полководец, любимец армии, не был даже приглашен на торжественный прием. За два дня до праздника он получил предписание осмотреть шведскую границу. Ничего не поделаешь… В день великого праздника должна сиять лишь одна звезда, царить один герой — светлейший князь Потемкин!

Князь пребывал в делах, бодро и энергично отдавал последние поручения по убранству дворца, а по вечерам устраивал дружеские пирушки. Но весел не был… Какая-то неведомая тоска оставила на нем свою печать.

— Пора к армии ехать, — говорил он друзьям. — Да вот решил погулять напоследок. Устрою бал, порадую Катишь и себя.

Празднование состоялось 28 апреля 1791 года. Возле Таврического дворца с утра царило оживление. На площади были выставлены для народа столы с угощением, к общему восторгу выкатили сорокаведерные бочки с медом и вином…

Вечером стали съезжаться гости — министры, боевые генералы, знатнейшие вельможи России. Прибыли цесаревич Павел с женой и их дети: четырнадцатилетний Александр и двенадцатилетний Константин. За ними подкатила карета Екатерины Алексеевны. Императрица сделала все возможное, чтобы не привлекать к себе внимание, но народ, увидев ее, стал кричать "Виват!", толпиться, и без давки все равно не обошлось.

Не в силах унять волнение, Потемкин ждал государыню на ступенях дворца, сверкая бриллиантами в свете масляных фонарей. Малиновый бархатный фрак как влитой сидел на его чуть погрузневшей, но еще статной фигуре. Орлиный нос, пламенный взгляд, чарующая улыбка… При виде бывшего фаворита Екатерина безотчетно вздрогнула, но тут же успокоилась, сердце снова застучало ровно. А он, увидев, что императрица приехала одна, без Платона Зубова, возрадовался непомерно и, сбежав по ступеням, помог ей выйти из кареты. Сам оправил воланы ее золотого платья, благоговейно поцеловал руку…

Таврический дворец сверкал тысячами огней. Нарядные гости расположились в ложах вокруг парадной залы, ожидая начала праздника. Екатерина, Потемкин, Павел Петрович с супругой поднялись на подиум, увитый гирляндами оранжерейных цветов.

В этот момент громко, торжествующе ударили литавры! Запели трубы! Взмыли вверх смычки!

И грянул с балкона многоголосый хор:

Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый Росс!

Звучала величественная патриотическая песнь на слова Гавриила Державина, написанная всего лишь несколько дней назад по заказу светлейшего князя Потемкина. Музыку сочинили композиторы Дмитрий Бортнянский и Осип Козловский в форме торжественного полонеза, любимого танца Державина.

Поэт сидел с женой в почетной ложе, среди знатных гостей. Не замечая катившихся по щекам слез радости, он смотрел, как в зал под звуки полонеза выходят строем двенадцать трогательно юных танцевальных пар: девочки в одинаковых небесно-голубых платьях и мальчики в синих фраках. Колонну вел старший сын цесаревича Павла — белокурый красавец Александр. Он уверенно и элегантно двигался по паркету со своей дамой — немецкой принцессой Луизой Баденской, ставшей впоследствии Елизаветой Алексеевной, его женой. А навстречу им по диагонали выплывала розовая колонна отпрысков петербургской знати: барышни в платьях цвета утренней зари и кавалеры в вишневых фраках. В первой паре важно выступал младший брат Александра — курносый, похожий на отца, Константин.