Артур Пеппер и загадочный браслет - Патрик Федра. Страница 36

Люси покрутила изумруд в шарме-слоне.

— Просто не верится, что ты на такое решился.

— Надо было мне тебе рассказать, но все это выглядело настолько невероятным…

— Но теперь я все знаю. — Она вернула браслет Артуру. — Куда ты отправишься теперь?

Артур пожал плечами:

— Не знаю. На шарме-палитре есть инициалы — С. Я. Владелец ювелирного магазина не знал, что они означают.

— Надо искать.

— А если я обнаружу еще что-то, чего лучше не знать? Находишь ответы на одни вопросы, и тут же возникают новые.

— Жить в неведении — хуже. Помнишь, мама незадолго до смерти подарила мне коробку в бело-розовую полоску? Там была масса старых фотографий, но я не могла себя заставить их просмотреть. Сейчас принесу…

Повисла тишина.

Артур совершенно забыл об этой полосатой коробке, которую Мириам хранила на полочке в изголовье кровати. Как-то она спросила, не будет ли Артур против, если она отдаст коробку Люси, и он не возражал. Свои воспоминания Артур держал в голове и к фотографиям, открыткам, железнодорожным билетам «на память о поездке» и прочим сувенирам нежных чувств не питал. Артур поднял глаза к небу, затем посмотрел на траву, испачканную землей.

— Как знаешь, — сказал он.

Люси принесла коробку с фотографиями, и они уселись за стол на кухне. Когда Люси открыла коробку, он почувствовал запах старой бумаги, чернил и лавандовых духов.

Артур смотрел, как Люси изучает содержимое коробки. Одну за другой она рассматривала фотографии, поворачивала их то так, то эдак и улыбалась. Показала одну фотографию Артуру — это был снимок, сделанный в день их с Мириам свадьбы. Его каштановые волосы растрепались и упали на лицо. Пиджак был ему великоват, рукава доставали до костяшек пальцев. Мириам была в свадебном платье своей матери. В ее семье оно передавалось по наследству. Бабушка Мириам выходила замуж в нем же. Мириам оно было широковато в талии.

— Ты уверен, что не хочешь посмотреть? — спросила Люси.

Артур отрицательно покачал головой. Ему не хотелось глядеть на свое прошлое.

Достав последнюю фотографию, Люси заглянула в коробку.

— Тут в углу что-то застряло, — сообщила она и попыталась достать находку двумя пальцами.

— Дай я попробую, — сказал Артур. Он извлек из коробки мятый кусочек бумаги и протянул Люси. Она разгладила находку. Бумажка была серая, с выцветшими буквами.

— Мне кажется, это обрывок то ли старой квитанции, то ли вкладыша с названием фирмы. — Она присмотрелась внимательнее. — Здесь название по-французски — Le Dé a Coudre d’Or. Еще были, по-моему, цифры, но эту часть почти всю оторвали.

Отец и дочь в растерянности уставились друг на Друга.

— Мне это ни о чем не говорит. — Артур пожал плечами.

— Кажется, «d’Or» по-французски значит «золотой», — сказала Люси. — Сейчас посмотрю в телефоне.

Артур взял обрывок.

— Цифры, по-моему, — 1969. В этот год мы с мамой поженились.

Люси нажала несколько кнопок в телефоне в поисках перевода, нахмурилась, попробовала снова.

— Кажется, нашла, — объявила она. — Le Dé а Coudre d’Or значит «золотой наперсток». В Париже есть бутик с таким названием, он торгует свадебными принадлежностями.

— В Париже? — переспросил Артур. Он вспомнил карту на стене комнаты Мириам. Где были воткнуты булавки? Англия, Индия… и Франция. Был ли это именно Париж, Артур не помнил.

Люси показала отцу фотографию на экране телефона: со вкусом отделанный магазин, в витрине — элегантное облегающее белое платье.

Артур почувствовал, как его сердце пропустило удар. Это не могло быть совпадением. Золотой шарм-наперсток на браслете Мириам, обрывок чека из магазина с таким же названием, на нем — год, когда они поженились… Должна быть какая-то связь… Но готов ли он к новым открытиям? А вдруг он узнает про прошлое своей жены нечто такое, что причинит ему только боль и разочарование. Тем более что за отгадкой, очевидно, придется ехать в Париж?

— Ты полагаешь, надо туда съездить? — спросила Люси.

Артур думал о том же.

— Похоже, это след…

— Мама как-то дала мне денег, когда получила пенсию. И велела потратить на что-нибудь легкомысленное, но я не стала. Она сказала: «Потрать эти деньги на себя. Устрой себе праздник. Я запрещаю тебе покупать на них посуду или платить за воду и электричество». Я думала, что потрачу их на ребенка, но не вышло… Они так и лежат у меня в шкафу в банке из-под джема.

— Нет, надо сделать, как мама велела, — потратить их на себя.

— Я все решила — я потрачу их на нас обоих. Мы едем во Францию. И в Париже зайдем в этот бутик.

Раздумывал Артур недолго. Даже если он не узнает о браслете ничего нового, они с Люси побудут вдвоем. И это будет здорово.

— Отличная идея. Едем, — сказал он.

Наперсток

Если бы Артура спросили, как он представляет себе Париж, он ответил бы, что, честно говоря, никак его себе не представляет. Эйфелева башня была изображена у них на подставках под столовые приборы — Мириам купила их в «Сэйнсбери», а еще он видел по телевизору документальный фильм про капитана туристического корабля, курсировавшего по Сене: тот страдал от морской болезни и ненавидел помогать другим людям. В фильме вода в Сене показалась Артуру довольно мутной, и он решил, что если уж плавать на корабле, то пусть это будет белоснежный круизный лайнер с бассейном на борту, заходящий во все средиземноморские порты. Париж как город Артура не интересовал.

Мириам, напротив, питала пристрастие ко всему французскому. Она подписалась на журнал «Вива!!», в котором было множество фотографий элегантных женщин, танцующих с зонтиками под дождем, пьющих кофе из крошечных чашечек или везущих маленьких собак в багажнике велосипедов.

Но съездить в Париж Мириам, сколько Артур помнил, не просила. Она всегда говорила, что там все очень дорого. Артур полагал, что эти сведения она почерпнула из своего журнала. Сам он при слове «Париж» видел только шаблонную картинку: множество мужчин, одетых как Марсель Марсо, у каждого в руках корзинка, из которой торчат связки чеснока и длинные багеты.

Снова оказалось, что Артур ошибался. Вообще, в последнее время у него появилось ощущение, что все его представления о мироустройстве придется пересмотреть. Париж прекрасен.

Артур стоял на тротуаре будто посреди ожившей поздравительной открытки. Белый купол базилики Сакре-Кёр сверкал на солнце, как облитый сахарной глазурью торт. Из-за закрытых жалюзи над кафе неслись звуки скрипки. Куда-то кралась худая черная кошка.

Мимо, мелодично насвистывая красивую мелодию, проехал велосипедист. Из соседней булочной доносился аромат свежего хлеба. При виде горкой лежащих на витрине меренг и розовых как фламинго пирожных «макарон» текли слюнки.

Артур перешел улицу, прошел под отцветающими деревьями и оказался у дверей маленького свадебного бутика. Люси предпочла не заходить внутрь, опасаясь воспоминаний о свадьбе с Энтони. «Я выпью кофе и съем круассан вон в том кафе и буду тебя там ждать, — сказала Люси. И добавила: — Удачи».

В витрине магазина красовалось свадебное платье, небрежно брошенное на белый железный садовый стул. Оно было жемчужно-белого цвета, корсаж затейливо расшит перламутровыми бусинами в виде ракушек. По подолу струились вышитые волны. Одеяние русалки. Табличка на двери гласила: «Золотой наперсток». Ниже, буквами помельче было написано: «Propriétaire: Sylvie Bourdin»^[2].

Артур взялся за большую медную ручку на двери, и тут взглянул на собственную руку — всю в синих венах. А ногти огрубели и пожелтели. Молодой человек, ставший когда-то мужем Мириам, исчез — вместо него в стекле двери отражался взлохмаченный седой старик с лицом, морщинистым, точно грецкий орех. Как быстро пролетело время. Артур с трудом узнавал себя. Он усмехнулся собственному отражению — хотя бы передние зубы на месте, чуть кривоватые, но такими они были всегда.