Все ради любви - Ханна Кристин. Страница 37

Она сидела и слушала звуки, служившие фонограммой ее юности: гул прилива, стук дождя по листьям рододендронов, скрип качалки на видавших виды досках пола. Единственное, чего не хватало, — это голосов, причем голосов детей, которые с воплями носятся вокруг и хохочут. Она повернула голову, собираясь что-то сказать своему мужу, и тут сообразила, что его рядом нет, что она одна.

Энджи медленно встала и пошла в дом за кофе. Она уже взялась за кофейник, когда в дверь постучали.

— Иду! — крикнула она.

На пороге стояла ее мать в длинном, до щиколоток, фланелевом халате и зеленых резиновых садовых башмаках.

— Он хочет, чтобы я пошла.

Энджи нахмурилась, покачала головой. У мамы был такой вид, будто она плакала.

— Заходи, мама, не стой на дожде. — Она обняла мать за плечи и подвела к дивану. — Ну, в чем дело?

Мария сунула руку в карман и достала оттуда белый конверт.

— Он хочет, чтобы я пошла.

— Кто? — Энджи взяла конверт.

— Папа.

Энджи увидела в конверте два билета на «Призрак оперы». Это была одна из немногочисленных слабостей папы: постоянные места в Театре на Пятой авеню в центре Сиэтла для него и для мамы.

— Я не собиралась идти. Я уже в июле пропустила «Продюсеров». — Мама вздохнула, ее плечи поникли. — Но папа считает, что мы с тобой должны пойти.

Энджи на мгновение прикрыла глаза и представила, как отец, одетый в лучший черный костюм, идет к двери. Он обожал мюзиклы и после спектакля всю дорогу домой напевал какую-нибудь арию. Самым любимым, естественно, была «Вестсайдская история». Тони и Мария.

«Как мы с мамой, — часто повторял он, — только мы будем любить друг друга всегда, правда, Мария?»

Она открыла глаза и увидела на лице матери ту же навеянную воспоминаниями грусть.

— Хорошая идея, — сказала Энджи. — Мы устроим большой выход в свет. Мы поужинаем в «Палисадах» и переночуем в «Фейрмонт Олимпик». Мы отлично проведем время.

— Спасибо, — поблагодарила мама дрогнувшим голосом. — Папа так и сказал.

На следующее утро Лорен встала рано и приготовила себе завтрак, но потом, взглянув на яичницу, выложенную на тарелку, поняла, что не сможет съесть эту желтую жидкую массу. Она так резко отодвинула тарелку, что с нее свалилась вилка и со звоном покатилась по столу. Лорен испугалась, что ее сейчас стошнит — настолько велико было отвращение к еде.

— Что с тобой?

Вздрогнув, она подняла голову. В дверях стояла мать, одетая в неприлично короткую розовую джинсовую юбочку и старую футболку. Темные круги у нее под глазами были размером с блюдца.

— Привет, мам. Рада видеть тебя снова. Я думала, ты померла там, у себя в спальне. А где твой принц?

Мать привалилась к косяку и затянулась сигаретой. На ее лице заиграла мечтательная и довольная улыбка.

— Этот совсем другой.

Лорен подмывало спросить: «С другой планеты?» — однако она удержалась. Она была в ужасном настроении, ее все раздражало, но она понимала, что ссора с матерью ни к чему хорошему не приведет.

— Ты всегда это говоришь. Вот Джерри Экстранд был другим, согласна. И тот парень, что водил «фольксваген», — как его звали? Дирк? Он точно был другим.

— Ты ведешь себя как самая настоящая стерва. — Мать снова сделала глубокую затяжку. Выдохнув дым, она принялась грызть ноготь на большом пальце. — У тебя месячные?

— Нет, но мы снова задерживаем квартплату, а ты, судя по всему, уже ушла на пенсию.

— А вдруг я влюбилась? Хотя тебя это не касается.

— В последний раз, когда ты это говорила, ты была с типом по имени Гад. Что хорошего можно ждать от человека, которого назвали в честь рептилии? Ничего, и это сразу ясно. Вот ты и получила.

— С тобой точно что-то не так. — Мать прошла через комнату, села на диван и закинула ноги на журнальный столик. — Ло, я действительно думаю, что этот может стать Тем самым.

Лорен показалось, что голос ее матери дрогнул. Мужчины длинной чередой приходили в жизнь матери и уходили. И практически никто из них не задерживался. Она влюблялась почти во всех. И эта любовь каждый раз заканчивалась печально.

— Мы сидели вместе с Фебой и выпивали. Я уже собиралась уходить, когда вошел Джейк. — Мама затянулась, выпустила дым. — Он напоминал ковбоя, заскочившего в бар, чтобы устроить перестрелку. Когда на его лицо упал свет, мне на секунду показалось, что это Брэд Питт. — Она рассмеялась. — На следующее утро, когда мы с ним проснулись, он уже совсем не был похож на кинозвезду. Но он поцеловал меня, представляешь? Поцеловал при свете дня!

Такие минуты откровения между ними были редкостью, и Лорен всей душой устремилась навстречу матери.

— У тебя голос звучит по-другому, когда ты говоришь о нем, — сказала она, пересаживаясь поближе к матери.

Мать не отодвинулась.

— Я уже не думала, что со мной такое может случиться. — Она вдруг осознала, что именно сказала, и улыбнулась. — Уверена, из этого ничего не получится, — неожиданно заключила она.

— Может, мне стоит познакомиться с ним?

— Точно. Он считает, что ты — плод моего воображения. — Мать засмеялась. — Что я притворяюсь, будто у меня есть ребенок.

Лорен не верилось, что она опять принимает все это близко к сердцу. И что снова впускает в свою душу боль. Она уже собралась встать, но тут мать задержала ее, в буквальном смысле взяла за руку.

— А секс… черт подери, с ним так хорошо. — На ее лице опять появилось мечтательное выражение.

Выпущенный матерью очередной клуб дыма ударил Лорен в ноздри. Она непроизвольно вдохнула его, и ее желудок скрутил спазм. Она понеслась в ванную, и там ее вырвало. Немного придя в себя, она почистила зубы и вернулась в комнату. Ее трясло от слабости, ноги подгибались.

— Сколько раз я просила тебя не пускать дым мне в лицо!

Мать загасила сигарету в переполненной пепельнице и внимательно оглядела Лорен.

— Тошнота — это что-то новенькое.

Лорен схватила со стола свою тарелку и направилась к раковине.

— Мне пора идти. Сегодня вечером мы с Дэвидом будем вместе готовиться к занятиям.

— Кто такой Дэвид?

Лорен закатила глаза:

— Прекрасно! Мы вместе учимся и встречаемся уже четыре года.

— А, тот симпатяга. — Потягивая из банки кока-колу, мать смотрела на нее сквозь висевший в комнате дым, и Лорен поняла, что сейчас она впервые за долгое время действительно видит ее. — Лорен, перед тобой открыты все пути. Верь мне, когда я говорю, что твердый мужской член способен все разрушить.

— Ага. Ты уже говорила это, я запомнила.

Мать по-прежнему внимательно смотрела на Лорен. После долгого молчания она произнесла:

— Тебе ведь известно, почему девушку без всякого видимого повода начинает тошнить, не так ли?

— Просто не верится, что тебе удалось уговорить меня купить это платье, — сказала Энджи, изучая свое отражение в зеркале.

— Я тебя не уговаривала, — откликнулась мама из ванной. — Я просто купила его для тебя.

Энджи поворачивалась к зеркалу то одним боком, то другим и любовалась тем, как красный шелк плотно обтягивает ее фигуру. Это платье мама нашла в отделе распродаж в «Нордстроме». Энджи никогда бы сама его не купила. Красный — слишком вызывающий цвет, да и фасон откровенно сексуальный. А она всегда предпочитала элегантную классику.

В иной ситуации она отказалась бы надеть его, но сегодня ей не хотелось расстраивать маму. Они провели в Сиэтле замечательный день. Пообедали в «Джоджиан», побывали у косметолога в спа-салоне Хене Хоарес, сделали покупки в «Нордстроме». Когда мама увидела это платье, она издала восторженный возглас и поспешила к ней.

Сначала Энджи решила, что это шутка. Алое платье с голой спиной и голыми плечами, с серебристым стеклярусом по корсажу. Хотя скидка на него составляла семьдесят процентов, оно все равно стоило немало.

— Ты шутишь, — сказала она маме, качая головой. — Мы идем в театр, а не на церемонию вручения «Оскара».