Презумпция невиновности (СИ) - Орлова Екатерина Марковна. Страница 25

— Мышка! — зовет Витя с порога, и я поворачиваюсь.

Рядом с Макаром стоит такое неземное создание, что широкая улыбка сама растягивается на моих губах. Милая, приятная девочка, само воплощение невинности и греха в одном флаконе. Перевожу взгляд на старого друга и вижу, что Макар уже поплыл от этой феи. Так и хочется сказать ему, что и он наконец-то попался. Тот, который утверждал, что никогда не встрянет в такую кабалу, как серьезные отношения. Хочется прямо потирать ручки и злобно ухмыляться. Но я, конечно, этого не делаю, чтобы не отбить у Макара охоту строить отношения. Думаю, Витя будет стебаться за нас двоих.

Знакомство выходит быстрым и довольно сумбурным, потому что я готовлю домашний соус к шашлыкам. Ловлю на себе восторженный взгляд Софии и немного теряюсь в причинах, но решаю отложить выяснение на потом.

Мак с Софьей поднимаются наверх, чтобы занять отведенную им комнату, а я возвращаюсь к соусу. Витя прижимается ко мне со спины и водит губами по обнаженному плечу. Я одета в купальник, а поверх него набросила легкое платье с широким вырезом, так что Богомолову открыт доступ к моей коже, чем он бесстыдно пользуется.

Накануне мы занимались сексом, но этому котяре постоянно нужно меня касаться. Как будто в его руках и губах встроен магнит, который манит его к моему телу. Откровенно говоря, я немного теряюсь в такие моменты, потому что не знаю, с какой целью он делает это: ради того, чтобы просто позаигрывать или это начало прелюдии, после которой непременно должен последовать секс? И, когда я не хочу заниматься сексом, то чувствую себя крайне неловко, потому что буду вынуждена снова отказать ему.

И снова между нами начинает звенеть недосказанность. Те самые непроизнесенные слова окружают и начинают понемногу душить. Как долго мы это выдержим?

У нас была попытка поговорить после вечеринки в честь открытия клуба его приятеля Бориса. Вечеринка была классной, и мы отлично оторвались на ней, но по дороге домой Витя начал пытаться залезть мне под юбку, а я его остановила, не желая заниматься сексом в такси. К тому же, мы оба были прилично пьяны, так что это был бы не секс, а ерзанье, которое, дай Бог, закончилось бы оргазмом хоть у одного из нас. Секс в таком состоянии — это больше мучение, чем удовольствие. Тогда Богомолов психанул и сказал, что так не может продолжаться. Я психанула в ответ. Дома мы попытались поговорить, но из-за нашего состояния внятного диалога не вышло, мы только поругались и разошлись по разным спальням. А утром… утром мы сделали вид, что ничего не произошло. Не было ни попытки диалога, ни корявых приставаний. Каждый из нас предпочел притвориться, что накануне мы просто хорошо отдохнули в клубе, хоть и перебрали с алкоголем.

И все. На этом все наши попытки завести диалог о наболевшем заканчивались провалом. Но невысказанные обиды и претензии теперь нависают над нами, словно грозовые тучи. Пока что лишь делаем вид, что проблемы не существует, но я чувствую, что мы ходим по кругу. Не уверена, что Витя опять пошел налево, но букет роз два дня назад разбил мне сердце. Хочется верить, что это был не “извинительный” букет, а душевный порыв, но спросить напрямую я боюсь. Точнее, я боюсь получить ответ на свой вопрос.

Витя отрывается от меня, когда мы слышим тихий скрип на ступеньках. Он поворачивается к девушке Макара, которая быстро спускается по лестнице, а следом за ней идет хмурый Мак. Боже, даже при наличии девушки выражение его лица не смягчается. В этом весь Гордеев.

Мужчины уходят пить пиво у бассейна, прихватив с собой чипсы, а мы с Соней остаемся на кухне.

— Давайте я вам помогу, — предлагает она. — Я выросла в деревне, все умею.

Она такая милая и непосредственная, что это вызывает улыбку на моем лице.

— Не откажусь, — кладу перед ней разделочную доску, подвигаю миску с вымытыми овощами и вручаю нож. — Будешь нарезать салат, а я закончу с соусом.

— Травы очень ароматно пахнут, — она втягивает носом запах зелени, которую я нарезаю. — Знаете, а я ваш фанат.

Поднимаю голову и вопросительно смотрю на девочку.

— Фанат? Типа как фанаты рок-звезды? — смеюсь. — И обращайся ко мне на “ты”.

— Ой, это еще привыкнуть надо, — смеется она со мной в унисон.

— Так что там с фанатом?

— Я… В общем, я мечтаю работать в уголовке. Правда, Макар Ильич почему-то злится по этому поводу.

— Ильич? — приподнимаю вопросительно бровь.

Соня фыркает и заливается румянцем.

— В смысле Макар. Я пока еще не привыкла. Он мой бывший преподаватель и начальник. Поэтому я… О, господи, — выдыхает София, краснея еще сильнее. — Это, наверное, так… безответственно и неправильно, что я со своим преподавателем вступила в отношения. Сейчас только понимаю, как это выглядит со стороны.

— Все нормально, Софья, не переживай по этому поводу. Главное, что вам комфортно в этих отношениях.

Она кивает, всосав нижнюю губу, и опускает взгляд на доску, на которой режет помидоры. София выглядит такой чистой девочкой, открытой, уязвимой. Я знаю, почему Макар злится, наверняка не желает пускать Софию в уголовный процесс. Она слишком нежная для этой сферы. А я? Разве я не была нежной в свои семнадцать, когда, едва окончив школу, пришла к отцу работать? Да, я не работала с уголовниками и не касалась дел, которые вели прокуроры и их помощники, но, тем не менее. Разговоров в коллективе не избежать, а там любят смаковать детали самых резонансных дел. И это отнюдь не экономические преступления. К своим восемнадцати я уже в подробностях знала многое о сексуальных преступлениях, об убийствах с особой жесткостью и парочке маньяков. Надо сказать, это сильно меняет представление юной девушки о несовершенстве этого мира, вскрывая перед ее пытливыми очами всю грязь и подноготную человеческого существа. Жаль, что такие чистые создания, как София, хотят коснуться этой грязи.

— Так что там с фанатом? — улыбаясь, спрашиваю я. — Не могу понять, чем заслужила такую честь.

— Дело Наумова, — произносит она два слова, от которых меня до сих пор бросает в легкую дрожь.

Резонансное, громкое дело. Все начиналось как раскрытие экономического преступления, а в результате расследования был выявлен целый преступный синдикат, который несколько лет торговал людьми. Причем продавали их в сексуальное рабство на территории нашей страны. В деле были такие детали, от которых даже у бывалых сотрудников прокуратуры волосы на голове шевелились.

— Вы так мастерски раскрыли это дело, — снова с восхищением произносит Соня, а я задумчиво киваю.

— Это ведь была не только я. Работала целая команда. И это я произношу не для красного словца. Если бы там была только я, то меня уже не было бы в живых.

— Скажите… м-м-м… скажи, а при ведении таких дел тебе обеспечивают какую-то защиту?

— Мой муж мне ее обеспечил, — по телу разливается тепло. При всех своих недостатках Витя очень заботливый муж.

Надо сказать, когда Наумовская банда всплыла на поверхность, Витя испугался не меньше моего. Как и папа. Когда он узнал, хотел насильно отстранить меня от дела, и мы тогда даже поругались. Но я хотела довести до конца то, что начала. Какой смысл занимать свое место, если я даже не могу до конца раскрыть преступление и упечь виновных за решетку? Тогда проще было бы вернуться на должность делопроизводителя и сидеть в архиве перекладывать папки. Отец обеспечивал мне защиту легальными путями, а Витя тогда сказал, что все это херня и подключил свои связи из сомнительных кругов. Я не спрашивала, кто все эти люди, которые тенями следовали за мной повсюду. Не задавала вопросы и о том, почему и как они проникали на закрытые судебные заседания, ставая по периметру как восковые статуи. Выглядели эти мужчины устрашающе, и я подозревала, что они были чуть ли не единственными, кого пропускали в здание суда с оружием. Я предпочитала не знать всего этого, пока обеспечением моей безопасности руководил мой муж.

Вкратце рассказываю Соне эту историю, стараясь опустить страшные детали. Например, как меня чуть не похитили. Или как убили одного из охранников, которых приставил Витя, прямо на моих глазах. Или как пытались поджечь наш дом. Много разного было, но, к счастью, мы выжили.