Презумпция невиновности (СИ) - Орлова Екатерина Марковна. Страница 5

Ворота медленно отъезжают в сторону. Слишком медленно для того, кто хочет сделать это быстро, как сорвать пластырь. Да, будет больно, но решиться надо. Пока жду, что створка отъедет достаточно, чтобы я мог загнать машину во двор, на телефон прилетает сообщение от «Сантехник. Работа»:

«Я выбрала клинику»

Выдыхаю, пока еще не понимая, что испытываю: сожаление или облегчение.

Глава 4

Виктор

— Мышка, подай соль, — прошу жену и протягиваю руку, не глядя на нее.

— Недосоленный? — спрашивает Ира.

— Мгм.

— В следующий раз готовишь ты.

Поднимаю голову. Я даже не заметил, что суп сварен Ирой. Думал, она опять сделала заказ на дом.

Опускаю взгляд на тарелку и снова смотрю на Иру.

— Прости. Нет, нормально на соль.

— Да не нормально, Вить! — взрывается Ира, испепеляя меня взглядом. — Я вообще его не солила!

— Да?

— Что с тобой происходит?

— Ничего.

— Ты второй день уже сам не свой. Я же вижу, что-то не так. Поделись. Что-то случилось на работе?

— Кстати, о работе. Что там ваш Попов?

— Не уходи от темы, Витя, — цедит Ира сквозь зубы. Сейчас я вижу, что она не просто раздражена, а как будто испугана.

Отъезжаю на стуле назад и киваю Ире на свои колени.

— Иди сюда, Мышка.

Она складывает руки на груди и хмуро склоняет голову набок. Такая воинственная и злющая. Член в штанах дергается. Моя вкусная властная девочка. Улыбаюсь, похлопывая себя по бедру.

— Ирина Сергеевна, будьте добры, — прошу елейным голосом, а она прикусывает губу, пытаясь спрятать улыбку. Но в глазах уже появляется знакомый мне блеск.

Давай, Мышка, я чертовски сильно нуждаюсь в тебе прямо сейчас.

К счастью, Ира больше не упирается. Поднимается и пересаживается ко мне на колени. Но я заставляю ее поменять позу и оседлать меня. Обхватываю попку, обтянутую гребаными велюровыми шортами, и резким движением дергаю жену на себя, заставляя ее впечататься промежностью в твердый член.

— Я соскучился, Мышка, — зарываюсь носом в ее волосы и прихватываю губами шею.

— Витя, ты снова уходишь от темы.

— Ирусик, давай позже, ладно?

— Не называй меня Ирусиком, это пошло.

— Так я пошлый, — слегка шлепаю ее по попке и пробираюсь пальцами под шорты.

Она шумно втягивает воздух и выгибает спину, когда я начинаю кружить пальцами по клитору.

Встаю вместе с ней и, отодвинув тарелку с приборами, ставлю Иру на пол. Поворачиваю спиной к себе и медленно расстегиваю ее толстовку, прикусывая изгиб между шеей и плечом. Ира потирается попкой о мой стояк, распаляя сильнее. Странно, что она не сопротивляется и не просит отложить секс на завтра, послезавтра или следующий квартал. Ира чертовски поздно вернулась домой, а после еще готовила ужин для нас, но сейчас плавится в моих руках, словно свеча.

Просовываю руку ей в шорты и глажу влажные складочки. Отзывчивая и такая живая, когда перестает париться о всякой фигне. Срываю с нее шорты с трусиками, укладываю животом на стол и заставляю широко развести ноги. Ввожу в нее два пальца, с удовольствием отмечая, как она течет. Ира стонет с каждым плавным движением моих пальцев, а я присаживаюсь позади нее и провожу длинную влажную дорожку языком от самой попки до клитора, где вывожу круги и быстро шлепаю ее языком по самому чувствительному месту. Она сильнее выгибает спину, подставляясь под мой язык, который терзает ее все быстрее.

— Ох! — выкрикивает она, когда ее ноги начинают дрожать. — Да, вот так!

Ира хватается за стол, подаваясь назад, чтобы встретить мой язык. Я упиваюсь ее соками, счастливо щурясь от звуков, вкуса и запаха. То, как она отдается сексу, всегда срывало мне крышу, но сейчас особенно сильно, потому что я остро нуждаюсь в близости между нами в эту конкретную секунду.

Когда чувствую, что она уже на грани, поднимаюсь и, сбросив брюки, подхожу к ней ближе. Медленно провожу рукой по члену, второй раздвигая ее ягодицы. Отсюда открывается потрясающий ракурс на ее попку и влажные, припухшие губки. Пристраиваюсь у входа и погружаюсь одним мощным толчком до самого упора. Торможу, впитывая ощущения, от которых темнеет в глазах. Мне жарко, по телу проходит волна горячей дрожи.

Срываю с Иры толстовку, и она остается только в майке на тонких бретелях. Тяну за плечи немного вверх, заставляя выгнуться дугой, чтобы я мог сжать в ладонях ее грудь. Начинаю двигаться внутри нее, вырывая из Иры крики и стоны. Она задыхается с каждым мощным толчком. Течет. Я чувствую ее влагу, которая с хлюпаньем вырывается из нее и стекает по бедрам. Мои глаза практически закрываются, а потом я улавливаю наше отражение в практически зеркальной поверхности холодильника. Низ живота сводит от усиливающегося желания. Куда ж еще сильнее? Я и так еле дышу.

Моя грудная клетка резко вздымается и опадает, когда я вколачиваюсь в тело жены, а она подмахивает мне своими бедрами. Сжимаю ее соски так, чтобы она чувствовала резкую простреливающую боль, а потом мну в ладонях упругие полушария груди.

Ускоряюсь, когда чувствую дрожь Иры. Двигаюсь сильнее и быстрее, пока мы одновременно не взлетаем на вершину. Со всей мощью толкаюсь последний раз и замираю. Перед глазами звезды и плавающие точки. Я буквально слепну каждый раз, когда меня накрывает оргазм во время секса с женой. Не знаю, то ли дело в Ире, то ли в том, что с ней любые ощущения становятся острее. Во мне как будто появляются чувствительные антенны, улавливающие каждую эмоцию между нами.

Ира обессиленно падает на стол, попадая волосами в суп, разлившийся по столу. Я приподнимаю ее голову и улыбаюсь. Целую голое плечо и слегка прикусываю кожу, любуясь тем, как по ней разбегаются мурашки.

— Нам нужно в душ, — бормочу в ее кожу. — У тебя волосы в суп попали.

— Вот черт, — задыхаясь, смеется она.

После душа мы убираем на кухне и даем супу второй шанс. Бросаю взгляд на часы. Полночь. Уже пора спать, а не есть, но мы все равно уплетаем суп, сдобрив его специями.

— Так что у тебя случилось?

Любовница беременная.

Но вслух произношу другое:

— Слегка заебался на работе. Дел слишком много.

— Что-то конкретное?

— Нет, просто этот аншлаг перед летними отпусками утомляет. Такое ощущение, что они всю зиму копили дела, чтобы весной вывалить все это на суд. Так а что там у тебя с проверкой?

— Под Попова копают, поэтому он зверствует.

— Думаешь, снимут? — Ира пожимает плечом. — А папа что говорит?

— Что, если Попов не дурак, то останется на своем месте. Что бы это ни значило.

Я киваю, давая понять, что услышал ее. Мне главное, чтобы мою воинственную Мышку не задело осколками, когда будут взрывать эту гранату. А Попова давно пора посадить, слишком он возомнил себя царем и божком местного посола. Взятки берет, уже не скрываясь, рассекает на таких тачках, что даже губернатор, наверное, стыдится своего «Кайена». У всех в нашем кругу есть тачки, на которые некоторым жителям нашего города не хватит и жизни заработать. Мы все не без греха, и среди нас давно не осталось честных людей. Разве что, может, начинающие или принципиальные, но это скорее уже атавизм, исключение, а не правило. Но, в отличие от главного прокурора города, мы прячем свои коллекции тачек и яхты, чтобы рядовой житель продолжал верить в неподкупность органов.

Надо сказать, что есть дела, в которых каждый из нас становится принципиальным. Я такой в уголовном производстве, поэтому ушел в хозяйственное. Не могу я оправдывать насильника несовершеннолетних даже за все деньги мира. Или выдавать индульгенцию чуваку, который регулярно бьет свою жену.

Пока слушаю рассказ Иры, как она и все управление готовится к проверке, ловлю себя на мысли, что облегченно выдыхаю, и мои легкие наконец раскрываются. Как будто я впервые за два дня свободно выпрямился и расправил плечи. Разговоры с Ирой в столовой нашего дома — это так привычно, понятно и уютно, что позволяет мне хотя бы ненадолго отвлечься от проблем.