НИИ особого назначения (СИ) - Фишер Саша. Страница 8

— В общем, ты извини, что мы тебя вырубили и без согласия накачали, — снова развел руками Роман. — Но ты мог не выжить, и тогда все было бы зря.

— Так, что-то ты сказал про другой мир, — я сел на кровати по-турецки, наслаждаясь сгибающимся без щелчком и скрипов коленом. — Ты давай, Рома, давай. Рассказывай мне все. Видишь, я уже спокоен, как удав. И даже готов внимать... Хотя нет, подожди. Отлить тут где можно?

— Вон та дверь, — Роман ткнул пальцем, показывая, какая именно дверь мне нужна. Чтобы я с входной не перепутал, видимо.

Я слез с кровати и прошлепал босыми ногами по полу. Линолеум, надо же. С раскраской под паркет елочкой. Заслуженный такой, заплата вон гвоздиками прибита. Видимо, кровать передвигали и продрали ножкой.

Туалет обычный, больничный, одна штука... Крохотный «предбанник» с раковиной и зеркалом над ней. И еще две двери. За одной — белый брат самого что ни на есть привычного вида, а за второй — душевая. Тоже такая, простецкая. Белый поддон и лейка на гибком шланге. Деревянная решетка вместо коврика на полу, вымощенным коричневой плиткой. Я сделал свои дела и задержался у зеркала.

Это такой отличный способ понять, спишь ты или нет, если сон попался какой-то на редкость реалистичный. Или реальность сбоит и показывает козью морду по самым разными причинам. Недосып, бухло или еще какие-нибудь... вещества. Найти зеркало и попробовать увидеть там свое отражение. Если дело происходит в реальности, то за серебристым стеклом будет моя рожа. А если сон — то вообще любая фигня может быть.

Нда, дела.

В зеркале отражался я. Никаких посторонних частей тела, вроде рогов, хвостов и ложноножек у меня не появилось. Отражение вело себя пристойно, повторяло все движения и даже рожу скорчило послушно. Только вот мне больше не было пятьдесят. От силы тридцать. Я не превратился в безусого подростка, но явно скнинул десяток-другой лет. И глаза не опухшие. Шрам, опять же...

Я задрал рубаху и посмотрел на свой голый торс. Жаль, кубиков не появилось...

А вот рваный шрам, когда мне весь бок разворотило почти исчез. Нет, был заметен чуть-чуть. Можно было угадать очертания. Но больше он не бугрился жутким горным хребтом вдоль ребер. Интересные дела.

Я уже не был уверен, что непременно хочу, чтобы меня вернули, откуда взяли. Проснулось мое дремавшее здоровое любопытство.

Я вернулся в палату и уселся обратно на кровать.

— Так, вот теперь давай, рассказывай, — я снова скрестил ноги. И даже зажмурился от удовольствия. Твою ж мать, а реально ведь даже не задумываешься о том, сколько всего терпишь! — Значит, вы влили мне этот коктейль Молотова. Зачем? Взяли меня в рабство, или что? Буду теперь ездовым быком на ферме работать?

— Ха-ха, а ты шутник! — Роман хлопнул себя по колену. — Рабства в Советском Союзе нет и никогда не было. Понимаешь, какое дело... Мы множественность временных линий открыли уже довольно давно, вот только долгое время никак не могли...

— Стоп-стоп-стоп, не так быстро, — я склонил голову на бок. — Еще разок повтори. Где у вас, говоришь, рабства нет?

— В Советском Союзе, — повторил Роман. — Слушай, я ваш мир совсем немного успел посмотреть, так, по верхушкам только. Так что не знаю точно, где и почему у нас история расходится...

— Ладно-ладно, больше не перебиваю, — хмыкнул я. — Ты и так бестолково рассказываешь, а с наводящими вопросами так вообще получается каша.

— На чем я остановился? — Роман нахмурил брови. Они у него тоже были кучерявыми, как и волосы. Так смешно смотрелось, будто два червяка из каракуля над глазами.

— Множественность временных линий, — повторил я.

— Ах да, — Роман хлопнул себя по лбу. — В теории существует бесконечность миров с минимальными отличиями. Почти неотличимых друг от друга. В одном форма листочков березы чуть другая, в следующем древовидные папоротники сохранились, в четвертом... Но только эти все чудеса научный совет интересовать перестали, когда там поняли, что мы топчемся на месте, и никаких тоннелей в другие миры, богатые, например, редким у нас ванадием пробивать не научились. И проект закрыли. А мы его продолжили на свой страх и риск, и обнаружили, что проходы все-таки возможны. Но только при совпадении множества условий, для большинства которых у нас даже измерительных приборов, скорее всего, нет. В общем, если говорить кратко, то нам повезло. И мы нашли такое место возможной трансляции, практически крысиную нору в ваш мир. Почему-то только в ваш. И мы, на свой страх и риск, без всякого разрешения устроили вылазку.

— Зачем? — снова спросил я.

— Чтобы тебя вытащить, — ответил Роман. — Понимаю, что поступок немного безответственный и где-то даже авантюра, а не поступок. Но гуманизм учит нас выбирать из двух решений самое доброе. Вот мы и выбрали. Ну и немного бегло понаблюдали, конечно.

— А я-то вам нафига? — я приподнял одну бровь. — Я что, какой-то избранный? Или, там, у меня генофонд особенный, могу спасти человечество от вымирания?

— Нет, ничего такого, — Роман помотал головой. — Эх, проще было бы показать, но в лабораторию тебя пока не провести, так что попробую на пальцах объяснить. Чужой временной поток мы можем видеть как эдакую совокупность световых точек. Которые движутся, притягиваются-отдаляются, в общем, это такая бесконечно сложная слаженная система. У каждой точки обязательно есть несколько нитей-связей, которыми она... ну как бы влияет на эту реальность. Некоторые точки плавают в пространстве отдельно. Независимые такие. Это означает две вещи — или такой человек ни на что не влияет. Или он скоро умрет. В первом случае, обычно тоже долго не живут. Мы рассматривали область неподалеку от Петрозаводска. Ту самую, в которую ведет та самая кротовая нора. И там нашлась одна вот такая бродячая точка. Ты. Ну, то есть тогда мы не знали, что это ты. Могли сказать только, что ты достаточно бодр, находишься в зрелом и дееспособном возрасте. Что означает, что умирать тебе совсем даже рано. Вот тогда я и подумал, что можно не просто совершить вылазку, но и вернуться с трофеем. А Настя согласилась мне помочь в этом.

— Ладно, допустим, так все и было, — сказал я. — Ну а дальше-то что? Получается, ты меня захватил как лабораторную мышь какую-то? И что теперь будешь делать? Ставить на мне эксперименты? Посадишь в клетку и будешь выкачивать информацию? Или что?

Глава 5

Люди субъективны, им верить нельзя, вот математика — наука от Бога.

Следи за статистикой, огурчик мой, она не подведет.

Ирвин Уэлш «Сексуальная жизнь сиамских близнецов»

Лицо Романа стало растерянным. Он запустил в свою кучерявую шевелюру пятерню, и от этого голова его стала еще лохматее.

— Вот веришь-нет — понятия не имею! — сказал он. — Я просто так далеко не думал. Следил за тобой, когда ты был искоркой на экране. Как ты неприкаянно метался, когда последняя ниточка оборвалась. Болел за тебя. Мол, ну может сейчас, сейчас... Что-нибудь еще появится, — он виновато посмотрел на меня. — А потом ты устремился к нашей норе. Я запустил вероятностную машину, и по всем линиям выходило, что эту точку ты никак не минуешь.

Роман замолчал. Я тоже молчал. Последняя ниточка. Наверное, это тот разговор с Наташкой. «Прости, я все понимаю, но больше так не могу, — голос ее звучал тускло, как будто запись какая-то. — Ты каждый раз обещаешь, что это в последний раз, а потом снова уезжаешь на очередную никому не нужную войну. Все, прощай. Я хочу нормальной жизни, а не ждать каждый день, уведомление о двухсотом».

— А сейчас вот он ты, — Роман ткнул в меня пальцем. — Живой. И с тобой еще и как-то объясняться надо. А я физик, а не психолог. Вот.

— Искорка, гм... — тупо повторил я.

— Ну да, — Роман ухмыльнулся. — Меня с этими искорками на ученом совете на смех подняли. «Искорки, — говорят. — Это что у нас за новый термин в квантовой физике такой?»

— Ага, хорошо, — кивнул я. Больше не злился. Вообще не знал, что думать. — И что теперь? Будем сидеть и смотреть друг на друга с трогательной сентиментальностью?