Наталья - Минчин Александр. Страница 52

— Я с тобой полностью согласна, Санечка, — она смеется. — Ты что такой серьезно-возвышенный? Ты мне нравишься в этом пальто. Оно тебе идет. Но я сразу узнала тебя.

— Это приятно.

Она берет меня за руку и смотрит так мягко, грустно, ласково, нежно, и вдруг говорит:

— Саня, очень плохо было? — так тихо-тихо. — Я знаю, я плохая, но я не могла.

— Ну что ты, — я задыхаюсь, — это ничего, Наталья, пустяки.

Голос мой прерывается…

Она отклоняется от меня. Была так близко-близко.

— Тебе даже не хочется меня поцеловать?

— Потом.

— Хорошо, Санечка! Что мы будем делать, куда ты меня поведешь? — она хочет быть бодрой.

— Мы вроде в театр собирались. На «Золотого мальчика».

— У меня есть один… — и она долго смотрит на меня. — Что ты, Санечка? Что с тобой? Ты не глядишь на меня.

— Все нормально, Наталья. Все прекрасно.

— Саня, ты не очень обидишься, если… мы не пойдем в театр?

Я смотрю на нее. Она мгновенно объясняет, касаясь чуть моей руки. У нее всегда это очень красиво получалось, будто нечаянно, будто ей не разрешено все.

— Прилетел папа на три дня, по работе. И я бы хотела вернуться раньше. Он только в двенадцать дня пошел домой. Я даже не поверила. С трудом придумала, куда мне надо на ночь глядя.

— Конечно, Наталья Борисовна, все, что вы пожелаете.

Она улыбается, мы поднимаемся вверх по лестнице.

— У тебя хорошая память, я только раз сказала свое отчество.

— Все, что связано с тобой, — это свято.

— И хоть ты шутишь, но это приятно звучит, мне нравится.

— Я никогда не шучу с тобой, Наталья.

— Буду знать теперь, — она смеется. — А иногда было бы полезно. Саня, ну не будь таким серьезным. Значит, ты не обидишься, если мы не пойдем сегодня на спектакль, а я вернусь раньше, я не видела год отца. А мы пойдем с тобой в театр в другой раз, ладно? Санечка?

Значит, он будет — другой раз!..

— Надеюсь, билет ты взяла с собой, — не очень довольно говорю я.

— Конечно, Санечка, — отвечает она быстро, — мы можем подъехать сейчас к кассе и продать.

— Обязательно, Наталья, завтра прямо и поедем.

— Как? Спектакль же вечером, и билеты только на сегодня.

Я сморщиваю лицо и поворачиваюсь к ней:

— Наталья.

— Ах, да, да, Санечка, — поспешно отвечает она, — я и забыла, что мы все миллионеры.

— Не пропадут они, Боря пойдет, к нему девушка из Прибалтики приехала.

— Красивая?

Я смотрю на нее, не понимая вопроса.

— Ревнуешь, что ли?..

Она смеется:

— Санечка, ну перестань быть таким серьезным и взрослым, а то я неудобно чувствую себя. А брат мне твой, прямо скажем, даром не нужен, у меня муж дома такой. Да еще все заработок свой пытается мне всучить, вот какой чудесный и положительный. Даже по бабам не гуляет, как жена, меня воспитывает, можно сказать, личным примером, так что…

— Наталья!

— Извини, Санечка, сорвалось. Тебя это не должно касаться, дела семейные. А ты у нас легкоранимый.

— Меня это должно касаться, — (пока ты еще со мной!), — но раз ты считаешь, что не должно касаться…

Она смотрит загадочно и говорит:

— А когда я буду не с тобой, тебя это не будет касаться?

— !..?

— Хорошо, хорошо, Санечка. Не углубляйся, я пошутила. А как мы успеем передать билеты твоему брату?

— Значит, волнуешься все-таки за брата?

— Да, конечно, билеты жалко. Так, ну не хватало, чтобы ко всем моим грехам ты мне еще и твоего брата приписал.

— Он здесь в гостинице, ждет меня в баре. Идем, я отдам билеты, и мы будем свободны.

— Ты хочешь, чтобы я познакомилась?

Все понимает эта женщина, с полуслова.

— А что в этом страшного?

— Ничего, я просто не готова, выгляжу не так, чтобы знакомиться… — она глядит искоса на меня.

— Ох ты, Господи, какие мы аристократичные и пизантные стали.

Она улыбается.

— Я второе слово не поняла.

— Я тоже.

— Что? — спрашивает она.

— Его не понимаю, — отвечаю я.

Мы смеемся.

Она останавливается уже наверху. Я смотрю на нее.

— Там много людей… и всякое…

Я поворачиваюсь и иду. Я стараюсь идти спокойно. Но так и тянет броситься бежать. Мне всегда не хочется оставлять ее одну, даже на минуту. Кажется, что что-то случится, кто-то пристанет, когда меня не будет рядом. И это будет моя вина.

Я не выдерживаю, мельком оборачиваюсь назад. Она стоит одна у парапета и смотрит вниз, наверно, в ту сторону, где течет река — гранитны берега.

Я захожу быстро в вестибюль. Боря уже сидит с ней внизу в ожидании меня. «Хлеба и зрелищ» — девиз, которым он четко руководствуется. Еще с античных времен.

— А где Наталья? — спрашивает Лина.

— Сейчас познакомлю.

Мы выходим из холла и идем к парапету, где стоит она.

— Это она? — тихо произносит Лина.

— Да.

— Очень приятная.

— Это же еще только спина, — отвечаю я, как мастер.

— Все равно. Остальное уже чувствуется.

Услышав близко наши шаги, она оборачивается.

— Здравствуйте.

— Добрый вечер, — отвечает Боря и повторяет Лина.

— Лина, это Наталья, а это Лина.

К черту, я никогда не умел знакомить, всегда все путаю.

— Очень приятно.

— Саша мне о вас рассказывал, я вас так и представляла.

— Плохо?..

— Что вы!

Наталья улыбается ее восклицанию.

— Санечка мне сказал, что вы приехали из Прибалтики. Как вам Москва?

— О, я здесь уже без счета. Очень нравится, я в нее влюблена и мечтаю здесь жить.

— Это всем хочется, пока не начнут жить. Потому что, когда только приезжаешь сюда, она увлекательна. А когда живешь постоянно или начинаешь жить, она обычна. Правильно, Саня?

— Угу.

Мы стоим с Б. между и по бокам.

— Как работа, Боря? — спрашивает она, но даже не дарит ему улыбку, сразу смотрит на меня. В глазах вопрос: не спросила ли чего лишнего. Мне это жутко нравится, но я внимательно слушаю ответ, ничего не замечая.

— Какая там работа, Наталья, маета одна.

— Да, бедные советские врачи… — они начинают смеяться вместе.

— А чем вы занимаетесь, Наталья?

— Я буду переводчицей или преподавательницей английского языка.

— Это очень интересно, — вежливо говорит Лина.

— Возможно, — отвечает, улыбнувшись, Наталья, — только когда не занимаешься. Санечка мне очень помогает в этом: делать интересными мои занятия, вне института. Очень далеко от него, и занятия, далекие от занятий.

Я не выдерживаю и улыбаюсь, но чуть-чуть, краем. Я стою гордый и возвышенный, одинокий в своем кожаном пальто. Я бы сказал: публичное одиночество.

— Он хороший мальчик, — говорит Лина.

— Саня?! Очень, он особенный мальчик. И особенно, когда спит.

— С кем?

— Конечно, со мной! Санечка.

Я вздрагиваю от ответа и смотрю на нее. Она смела, не стесняется.

— А что тут такого, мы же взрослые люди. Все понимают, что мы с тобой не за ручку держимся.

— Наталья!

— Извини, Санечка, — она виновато и нежно глядит на меня, — я сама не знаю, что со мной. Я тебе говорила, не надо… — она останавливается.

— Наталья, вы замужем? — спрашивает Лина.

Как будто не зная. Весьма оригинальная смена темы.

— Да, и у меня дочь, ей четыре года. Вы меня осуждаете?

— Что вы! — (я впервые вижу, как Лина краснеет). — Это ваша личная жизнь, и вы вольны поступать как угодно.

— Разумеется. А вот многие этого не понимают. Например, мой муж…

Пауза, молчание.

— Он вас любит?

— Не знаю, я этим не интересовалась в последнее время, — резковато отвечает она.

Лина смотрит на нее почти с изумленным восхищением.

— Вы смелая женщина.

— Да, чересчур, — горько усмехается Наталья, что-то она взведена сегодня. Как курок.

— Она не женщина, она еще девушка, только в процессе превращения.

— Санечке кажется, что я всегда буду такой, какой ему хочется, а я уже не та. Многое потеряно, многое замужество изменило, столько утрачено, лучшего… А хотите я вас познакомлю со своим супругом, Лина? Он вам понравится, приятный мужик, такой красивый, сытый экземпляр, как на рекламах зажигалок «Ронсон». Хотите? А… Боря, прости, я совсем и забыла.