Очарование страсти - Эрбор Джейн. Страница 38

— О, это просто замечательно с вашей стороны, сэр! — Перри расплылся в улыбке. — Я вам так благодарен. Просто не знаю, как мне вас благодарить!..

Уорнер равнодушно сказал:

— Ну и не пытайтесь. Будь я на вашем месте, я бы поблагодарил... Лин вместо меня. И за большее, чем поездка на машине в город.

Оставшись одна, Лин несколько раз тихо произнесла про себя его имя: «Уорнер... Уорнер...» — как бы прислушиваясь, как оно звучит у нее на губах, и все думая, что бы они могли сказать друг другу, если бы Перри не влетел к ней в тот момент. Конечно, не те милые, нежные глупости, которые ее сердце так желало слышать от него. Но по крайней мере, они были почти на границе каких-то отношений, которых не было меж ними с того самого заветного короткого часа или двух в канун Рождества.

Но все эти мысли как бы шли каким-то глубинным потоком, чуть ли не в подсознании, где еще было место для личного. Весь ее мозг и непрестанно занятые руки действовали с быстротой и точностью автомата, ухаживая за больными.

В течение нескольких следующих дней практически не было ни одной проблемы, которой ей бы не пришлось заниматься. Как ни странно, днем она почти не чувствовала себя усталой, но она знала, что нагрузка скоро начнет потихоньку сказываться на ее силах через какое-то время. Другие сестры тоже начинали сильно утомляться, в палатах и в комнате отдыха частенько вспыхивали раздраженные разговоры, проявлялись обиды и недоразумения. Лин иногда начинало казаться, что среди сестер уже не осталось ни одной, кроме Пэтси, которая бы ни разу ни с кем не поссорилась и не обиделась на кого-нибудь.

У нее самой была короткая стычка с Норой Фейерс, которая беззаботно объявила, что она уже по горло сыта тем, что от нее требуют работы за троих, не считая собственной, что она уже подала заявление начальнице и что она даже готова пожертвовать месячным жалованьем, лишь бы поскорее уволиться.

— Другие люди тоже перерабатывают, — сухо напомнила ей Лин. Нехватка штатных работников в аптеке сейчас чувствовалась особенно остро, и она презирала Нору, как дезертира, бросающего свой пост в тяжелую минуту. Она чувствовала, что теряет контроль над собой, но добавила: — Кроме того, вам все равно придется где-то работать, неужели вы думаете, что и в других больницах не бывает своих тяжелых периодов?

— А я и не собираюсь больше нигде работать, — торжествующе отрезала Нора. — Довольно с меня порошков и растворов!

— Ух ты, наша девица выходит замуж! — влезла в разговор Пэтси, сделав наивно-восторженные глаза.

Нора презрительно пожала плечами:

— Не беспокойтесь. Я не собираюсь губить свою жизнь на подобные глупости! Могу только сказать, что я собираюсь работать личным секретарем у Евы Адлер. Как только она выздоровеет, ей понадобится кто-то — например, я, — чтобы разгрузить ее от всех мелочей. Когда мы решили этот вопрос, она даже и слушать не захотела, что я должна еще отработать месяц здесь. Она не может ждать. Поэтому я немедленно прощаюсь с этой дырой, и мы обе едем в Париж, как только она будет вполне здорова.

Лин была настолько поражена, что ничего не сказала и почувствовала всю бесполезность своей вспышки — ведь Нора уезжает, и, скорее всего, они больше никогда не увидятся.

Пэтси не удержалась:

— Значит, мисс Адлер уже скоро снова будет выступать?

Нора отрицательно покачала головой:

— Пока нет. Она отправляется вначале в Париж, а потом в Рим, где будет заниматься вокалом. А выступать она будет уже после этого. Лично я ничего не имею против того, что это займет долгое время. Я думаю, что в Париже и Риме можно потерпеть и до бесконечности.

Против своей воли Лин начала ломать голову, какое же место отводится в этой программе Уорнеру, и неосторожный вопрос сам собой слетел с ее губ:

— Так вы уезжаете только вдвоем — вы и мисс Адлер?

Темные глаза Норы злорадно блеснули. Последняя стрела по адресу Лин Эсолл — разве можно было устоять?.. С подчеркнутой небрежностью она протянула:

— Да, мы уезжаем одни. Ева говорит, что ей нужна компаньонка. Но конечно, она знает, что, когда дело дойдет до стадии «третий лишний», она всегда может полагаться на мою тактичность!

Лин напряженно ждала первого посещения Уорнером ее палаты после того неуместного появления Перри. Но когда он пришел, то привел с собой на консультацию еще одного хирурга. Поэтому у них не было удобного случая поговорить, если не считать чисто профессионального обсуждения, в котором участвовали все трое. Когда Уорнер делал обход ее больных в следующий раз, у нее был выходной, и общения опять не получилось. Потом, в третий раз, он казался очень озабоченным и молчаливым — они едва обменялись несколькими словами, и она даже не успела заметить, как он ушел.

Она постепенно осознала, что, оказывается, Перри ничему между ними и не помешал. Вот в какие фантазии заманивает распаленное воображение, свирепо думала она, обращаясь к себе, если человек забывает о необходимости самоконтроля!

Наступило утро, когда, еле встав, она почувствовала боль в глазах, и перспектива рабочего дня показалась ей пустыней, пересечь которую отказывались руки и ноги. Она измерила температуру, раздумывая, как же ей быть. Она знала, как опасно переносить болезнь на ногах; с другой стороны, она не могла представить, кто будет работать в палате вместо нее. Температура оказалась только чуть выше нормальной. Она решилась одеться, как обычно, но не могла и подумать о завтраке без отвращения. Две чашки дымящегося кофе заставили ее почувствовать себя лучше, но ненадолго; скоро ей стало казаться, что она вся горит от жара.

Утро, как обычно, было трудным, и, когда основные дела кончились, она поняла, что с каждой минутой все ближе подходит к пределу своей выносливости. Вначале она думала, что как-нибудь перетерпит весь день и покажется врачу после конца работы. Потом стала думать, как бы ей дотянуть до перерыва; потом, когда она уже начала поздравлять себя, что ее хватило на обход докторов, и нагнулась над постелью, подтыкая больному одеяло, у нее так закружилась голова, что она испугалась упасть.

Она кое-как прошла через всю палату. Как далеко оказались вращающиеся двери! Но она все же дошла наконец до них, схватилась за ручку двери своего кабинета и увидела, что ей не удастся побыть одной.

Она стояла на пороге, держась за косяк и покачиваясь; потом, еле слышно охнув в отчаянии, пошатнулась и начала падать, но ее вовремя подхватили руки Уорнера Бельмонта.

На секунду, в жару усиливающейся лихорадки, ей показалось, что его тревога при ее таком странном появлении исторгла у него восклицание, похожее на «Моя родная!..». Но ведь этого не могло быть, — может быть, только дружелюбное «Моя дорогая!», что она редко, но все же слышала от него. И хотя он осторожно и ласково держал ее в руках, но произнес он слова упрека.

— Вы не имели права являться на дежурство, раз так себя чувствуете, — сказал он с оттенком гнева в голосе.

— Я... я так себя не чувствовала, когда пришла сюда, — как-то глухо сказала Лин.

Он нетерпеливо шикнул на девушку, чтобы она не разговаривала, и, отстранив ее от себя, сразу составил себе представление о ее состоянии по горящим глазам и пылающим щекам.

— А вы понимаете, что с вами? — спросил он.

— Наверное... это у меня грипп... — Она ощущала удивительную бредовую легкость в голове и с трудом удержалась от странного желания хихикнуть.

— Грипп... Боюсь, теперь уже нечто похуже! — Он усадил Лин в кресло и пошел в палату позвать младшую сестру. Вернувшись, он начал звонить по внутреннему телефону.

Сквозь туман, который окутывал все ее восприятие, Лин все-таки слышала, что он велел приготовить для нее место в отдельной палате. Потом ждал, когда ему ответят по другому номеру. «Наверное, звонит начальнице...» — подумала она и услышала, как он сквозь зубы прошептал: «Так по-идиотски рисковать!..» С чувством вины она подумала, что он бранит ее за глупость — как сестра она должна была опасаться разноса инфекции, но потом ей стало все безразлично.