Переселение. Том 1 - Црнянский Милош. Страница 26

Все это в продолжение нескольких лет, скитаясь по разным городам, Вук Исакович перебирал в голове и так и этак, пока наконец не позабыл.

И вот теперь он должен вновь встретиться с этой женщиной, которая в его памяти нерасторжимо связана с городом над Дунаем, друзьями по старому Подунайскому полку, молодостью, с женщиной, к которой он питал безмерное и неизменное восхищение, хотя не видел ее почти тридцать лет, встретиться на сей раз не по собственному желанию. Принцесса ждала его в небольшом городке, через который, как было известно, должны пройти войска.

Едучи по этой непонятно-близкой ему чужой стране, Вук Исакович не раз помышлял о том, чтобы как-нибудь избежать или отложить эту встречу, предчувствуя, что она будет ужасной.

А тем временем в полк прибывал нарочный за нарочным с приветствиями и приглашениями от едущих навстречу принца и принцессы-матери.

— Я бы вас не узнала, — говорила после торжественной встречи принцесса, мать Карла Евгения Вюртембергского, Вуку Исаковичу, стоявшему перед ней столбом в своем голубом мундире, в огромных белых перчатках до локтей и красных чикчирах, свисавших спереди переметными сумами, а сзади мешком. — Вы так переменились и так постарели!

Смущенно и виновато улыбаясь, Вук Исакович чувствовал себя особенно неловко, так как в зеркале, перед которым она стояла, отражался и он и целая группа его офицеров, которые, застыв, слушали ее и дышали ему прямо в затылок.

Разглядывая в большое, как ворота, зеркало будто молоком вымытые и позолоченные стены, потолок со множеством белых ангелов и пастушек в подобранных и подвязанных юбках, так что видны были их розовые коленки; медные канделябры с коваными листьями и маленькими ангелочками, унизанные бесчисленными свечами, Исакович с испугом увидел ее спину раньше, чем взглянул ей в лицо.

Одета она была как молодая девушка. На голове целая копна волос, подхваченных белой лентой и свисавших сзади как подвязанный конский хвост. Обнаженные плечи, изборожденные морщинами, присыпанными белой пудрой, сверкали точно высохшие на солнце кости. Окостеневшая спина была затянута в шелковый панцирь, твердая, округлая талия напоминала ствол старой корявой груши и годилась разве только на то, чтобы было на чем держаться шелковым просторным юбкам, расшитым цветочками и веточками, расширенным книзу наподобие шатра, под которым ничего нет. Рядом с этой уродиной стоявшие под большими деревянными часами со сверкающим как солнце медным, раскачивающимся маятником его товарищи с их густо напомаженными волосами, повязанными шелком шеями, широкими новыми золотыми аксельбантами и крепко прижатыми к сердцу треуголками, тоже выглядели в зеркале какими-то чучелами. На секунду у него помутилось в голове, и он никак не мог понять, где находится.

Потом он с ужасом увидел ее в розовых и белых кружевах с двумя огромными бантами на груди и с широченными, размером с юбку, рукавами. К парику был приколот жемчугом пук перьев, подбородок подхвачен широкой голубой лентой, а на левом плече красовался букетик цветов. Шея у нее была вся в морщинах, на левой стороне оголенной груди синела длинная, тонкая, извилистая жилка. Непомерно большие груди мешали ей, она стянула их вместе с грудной клеткой, так что они обрели хоть и плоскую, но все же привлекательную форму. Принцесса непрестанно обмахивалась веером, расписанным птичками и ягнятами, в его ручку были вделаны маленькие часики. Пальцы у нее были узловатые, рука переплетена вздувшимися жилами.

Вытаращив глаза, Вук Исакович глядел на ее постаревшее лицо с двойным подбородком, обвислую под ушами кожу, очень маленький подбородок и красные скулы, на которых из-под густого слоя белой пудры чернели наклеенные мушки. Нос ее состоял из трех бугров — кончика и двух мясистых ноздрей, брови казались двумя грубо намалеванными дугами. Лишь в ее больших глазах еще таилась былая красота, но и они запали в ямины, затянутые кожаными мешками, складками, морщинами и всякой мерзостью.

Глядя на него с насмешкой, принцесса тоже была поражена его нескладной фигурой, дряблыми губами, обвислыми усами и усталым взглядом, особенно ее раздражала его привычка беспрестанно переминаться с ноги на ногу. И ей, как и другим, он напоминал разукрашенный пустой бочонок.

И даже стараясь быть любезной, она с презрительной усмешкой подносила свою руку под нос всем этим воинам, из коих знакома была лишь со старшим офицером Подунайского полка Вуком Исаковичем, служившим у ее покойного мужа в Белградской крепости.

И, пока к ее руке подходили другие, она еще несколько раз взглянула на него с кислой, недоуменной улыбкой, не лишенной, впрочем, некоторой доли удовлетворения.

Чувствуя на себе ее оценивающий взгляд, слушая ее голос и тихий смех, он в полной растерянности, с ощущением ужасной пустоты в душе, весь похолодев, с крупными горошинами пота на лбу, подводил к ней и представлял своих офицеров.

Наконец, обратившись к сыну, принцу Карлу Евгению, который тоже был в напудренном парике, перевязанном черной тесьмой, и стоял в кружевах и латах сразу за ней впереди свиты дам, придворных и кирасир, принцесса-мать громко, чтобы все могли слышать, сказала:

— Поглядите на этих офицеров. Эти верные и честные люди служили под началом моего покойного мужа, были преданы ему всей душой, и он неизменно дарил им свою любовь и уважение.

Принц вертел левой рукой цепочку от часов, разглядывая амуров, мифологических богинь и цветы на стенах и потолке. Уразумев, что мать поставила его в трудное положение и ему следует что-то сказать, принц так и не смог выдавить из себя ни слова, хотя все смотрели на него в ожидании, и только приподнял правой рукой полу своего сюртука.

К счастью, принцесса прервала свою речь лишь на мгновение и тут же, умиленно глядя на сербов, продолжала:

— Этот день я считаю одним из самых счастливых в моей жизни, потому что мне представился случай еще раз увидеть тех, кто всегда и при всех обстоятельствах относился к нам с любовью и преданностью.

Тут слезы закапали у нее из глаз. Принцесса не могла удержаться и всхлипнула, вспомнив о днях, проведенных у мужа в Сербии.

Привыкшие во всем следовать примеру своего командира, офицеры, разряженные, вычищенные, вылощенные, затянутые в новые ремни, скрипевшие при каждом их движении, искоса поглядывали на Исаковича, тем более, что в полку ходили слухи о его прежнем знакомстве с принцессой. Настроение у них было ничуть не лучше, чем у него. При свете многих сотен свечей им казалось, что они так и не смогли избавиться от следов хлеставших их бесконечных дождей, ночлегов в селах и под повозками, долгих недель, проведенных в грязи, неряшестве и неухоженности. Чувствуя себя неуверенно на скользком паркете, они пугливо озирались на статуи полуголых женщин, стоявшие по углам, куда им хотелось забиться. Предупредительно вежливые придворные, надушенные и причесанные, в шелковых чулках и в длинных бархатных камзолах, с тонкими, как прутик, шпагами на боку, предлагавшие сыграть в карты, казались им столь же странными, как и придворные дамы, которые допытывались у них, как это они проводят ночи под открытым небом. У дам на голове были целые сооружения из волос, цветов и перьев, лица их были раскрашены, грудь — оголена, а из-за широких кринолинов, когда офицерам случалось обходить дам, они боялись опрокинуть столики со стоящими на них алебастровыми вазами.

Затянутые в мундиры, они потели от неловкости, вечер для них, как и для их командира, тянулся мучительно долго. Они держались все вместе, кланялись, угодливо улыбались, краснея, отвечали на вопросы и готовы были провалиться сквозь землю. Многие узы полковой дружбы и побратимства завязались в муках того вечера.

Вместо молодого принца, придворные старались, согласно приказу, растолковать им щекотливое положение Вюртемберга во всей этой военной кутерьме вокруг венского престола, на котором к тому же сидела женщина, и вдохновить их на бой, превознося дружбу вюртембергцев и сербов, скрепленную кровью и столь важную для обеих сторон. Но главное, говорили они, слава о сербах должна прогреметь по всему миру, ибо такова воля божья. Однако готовясь сесть за карточные столы, офицеры Вука Исаковича нисколько не были тронуты этим славословием. Самый богатый среди них, заядлый игрок, капитан Антонович заранее предупредил товарищей, что их будут обманывать и что особенно следует им опасаться женщин, которые усядутся с ними рядом. Таким образом, придворные красавицы, ожидавшие от них совсем иного, тщетно сидели с любезным видом в их обществе, растерянно мигая и скрывая улыбки веерами. Дам принимали в игру скрепя сердце; судорожно стискивая одной рукой карты, а другой — кошелек, офицеры громко переговаривались по-сербски, отпускали остроты по адресу присутствующих, уверенные в том, что никто их не поймет и никто не перехитрит. Что же касается связей Вюртемберга и сербов, то у них на этот счет было свое мнение — они сквозь зубы проклинали Вюртемберг со всеми его потрохами.