Ангел скорой помощи - Воронова Мария. Страница 4
Нет, здоровый образ жизни – это отлично, и распорядок дня тоже хорошо, ведь у него сейчас самые важные для всей профессиональной судьбы годы, тот самый «золотой час», как у тяжелого экстренного больного. Если успеешь за это время провести все обследования, поставить правильный диагноз и принять нужное решение, у пациента появляется шанс, нет – поезд ушел. Так и Ян, если хочет чего-то добиться, должен именно сейчас наработать мастерство и (что поделать, жизнь есть жизнь) зарекомендовать себя перед вышестоящим начальством. Глупо тратить время на бессмысленный разгул.
Они с Константином Петровичем не подружились, но в духе времени быстро наладили добрососедские отношения и мирное сосуществование, все сложилось хорошо, только Ян никак не мог отделаться от чувства, будто вместо взрослой жизни попал на воспитание к строгому гувернеру. Лучше бы взял в соседи парочку бесшабашных курсантов и сам стал для них старшим другом и суровым наставником.
Только возле дома он вспомнил, что надо купить хлеба, развернулся и побежал обратно к метро.
В автобусе Надя мечтала только о том, как щека коснется свежей прохладной наволочки, но оказалось, что дома вместо любимой кроватки ждет тетя Люся в сарафане и с пляжной сумкой.
– Айда на пруды! – закричала тетя, как только Надя приоткрыла дверь в комнату. – Я уже все тебе собрала.
– Теть, я с дежурства, хочу спать…
– Ишь, нежная какая! На заливе и поспишь.
– Правда устала.
– Поэтому и устала, что не бываешь на свежем воздухе! Лето проходит, а ты бледная, как дети подземелья. Все, давай, без разговоров.
Надя вздохнула и заглянула в пакет, который тетя Люся сунула ей в руки.
– И нечего смотреть, я все собрала. Или ты мне не доверяешь?
– Ну что ты, тетя Люся, – Надя улыбнулась, но все же убедилась, что в сумке точно лежит купальник и полотенце, и схватила с полки первую попавшуюся книгу, на случай если не уснет на берегу.
– Опять роман! – воскликнула тетя Люся с досадой. – Вот забиваешь ты себе мозги всякой ерундой, Надежда! Все в облаках витаешь…
– Да где я витаю, – вяло огрызнулась Надя, закрывая входную дверь и думая, как глупо выходить под палящее солнце из сыроватой прохлады подъезда.
– Сама знаешь где, – тут тетя Люся увидела вдалеке трамвай и с удивительной для ее комплекции скоростью помчалась к остановке. Надя потрусила следом.
Им повезло, трамвай подошел тот, что нужно, и водитель подождал двух несущихся ему наперерез женщин, и народу внутри оказалось не слишком много. Пока Надя бросала шесть копеек в кассу и отрывала билетики, тетя Люся, отдуваясь после кросса, заняла им двойное сиденье и пропустила Надю к окну, как в детстве.
– Все мечтаешь о кренделях небесных, – громогласно продолжала тетя прерванный разговор, – все принца ждешь.
Надя показала глазами, что они в трамвае не одни.
– А что такого, я правильные вещи говорю! Уткнулась в книги разные дурацкие, забиваешь себе голову романтикой всякой, а жизнь проходит! Чай, не девочка уже, засиделась!
Надя уставилась в окно, якобы она не вместе с этой дородной женщиной в цветастом сарафане и выкрашенными хной волосами, но это, конечно, было глупо.
– Это все отец тебя разбаловал, – вздохнула тетя Люся и похлопала Надю по коленке, – говорила я ему, но куда там… А теперь что?
– Что?
– Плачевный результат. Я в твои годы уже Ваську родила и ждала Аленку, между прочим.
– Ну вот не получается пока. Это же не от меня зависит.
– Конечно, если будешь сидеть и ждать, пока счастье на блюдечке поднесут. Действовать надо! Спустись на землю в первую очередь и посмотри, есть вокруг нормальные ребята!
Надя побыстрее опустила взгляд, чтобы не смущать нормальных ребят, едущих сейчас в трамвае. У тетиных призывов есть вполне конкретный адресат: она давно хотела свести племянницу с сыном лучшей подруги, который сейчас, очень возможно, проходил аналогичную обработку со стороны своей родительницы.
– Ты про Мишу?
– А чем он тебе плох? Приличный мальчик, руки откуда надо. Или тебе с высшим образованием подавай? Так, знаешь, дорогая моя, доктора на медсестрах не особо-то женятся, у них свои невесты есть.
Надя ничего не ответила.
– Что надулась как мышь на крупу? Правду говорю.
– Да знаю я, тетя! Но что я могу поделать, если Миша сам не звонит.
Тетя Люся засмеялась и обняла Надю, прижав к своему мягкому теплому боку:
– Эх ты, дурища, да разве не знаешь, какой мужик нынче хлипкий пошел! Сам не понимает, чего хочет! Надо брать инициативу в свои руки, а то так и прокукуешь. Пока будешь из себя принцессу в башне изображать, всех приличных парней разберут. Сама позвони.
– И пригласить на свидание? Но это как-то глупо.
Тетя Люся с шумным вздохом закатила глаза:
– Эх, Надежда-Надежда, всему тебя учить надо… Придумай благовидный предлог! Мы же женщины, хитрость – наше главное оружие!
Надя обернулась к окну, пряча улыбку. Главным оружием тети Люси была, конечно, беспардонная наглость, которую она почему-то считала дьявольской хитростью.
– Ну вот, подумай, деточка, а то годы-то идут, оглянуться не успеешь, как молодость тю-тю. И тогда уж все. Уплывет счастье, и не догонишь.
– Я постараюсь, тетя.
– Вот и умница.
Трамвай бежал, слегка раскачиваясь и звеня на перекрестках, мимо залитых солнцем новостроек.
Надя смотрела на бесконечно длинные дома-корабли, перемежающиеся красными кирпичными башнями и двухэтажными гастрономами-стекляшками. Возле угла одного из них выстроилась небольшая очередь. Или «выбросили» что-то дефицитное, или люди ждут двух часов дня, чтобы купить алкоголь.
Из окна трамвая не видно, но если пройти в глубь такого квартала, будет школа или поликлиника. Уже три остановки проехали, а пейзаж одинаковый, если задремлешь по дороге, то, проснувшись, так сразу и не сообразишь, где находишься. Типовые дома, типовая жизнь, а другой и не бывает. Другое – это мечты, погрузившись в которые, пропустишь все самое важное и интересное.
Надя вздохнула. Она всегда знала, что мечты ее несбыточны, а любовь – безответна, искренне соглашалась с утверждением тети Люси, что мечты бледнеют и исчезают, когда ты с головой ныряешь в настоящую жизнь, а если и остаются с тобой навсегда, то как память о дерзких надеждах юности, и уже не способны причинить боль. Все это Надя знала, но сердце все равно предательски выпрыгивало из груди всякий раз, когда она видела Костю Коршунова.
Единственная четверка по физике лишила Надю красного диплома медучилища, открывающего дверь в институт, но высокий балл дал право на хорошее распределение, и она поступила работать в клинику детской хирургии. Там и встретила курсанта третьего курса Коршунова. Оба они тогда только начинали свой путь в профессии, но если про Надю непонятно было, что из нее получится, то, глядя на Костю, никто не сомневался, что он далеко пойдет.
Курсант Коршунов был сдержан, сух, нечеловечески эрудирован, фантастически работоспособен и адски требователен. Ну и красив, конечно, что тут говорить…
Это был человек из другого мира, царства свободных, красивых и умных людей, рожденных для великих свершений. Мира, куда простой медсестре невозможно попасть. Любимые Надины книжки коварно нашептывали обратное, но сказки есть сказки, а жизнь есть жизнь. И все же иногда в душе против воли вспыхивали жгучие искорки надежды…
Правила работы в хирургии не позволяют девушке в полной мере раскрыть свою привлекательность. Нельзя духи, нельзя маникюр, вместо модных тряпочек на тебе белый халат, который к концу смены превращается в невразумительную тряпку, как ты его ни крахмаль и ни отбеливай накануне. Краситься тоже нельзя, во-первых, частички косметики могут попасть в рану, а главное, как наденешь маску, так всему твоему макияжу и конец. Волосы надо убирать под шапочку, и даже обувь должна быть на низком каблуке.
Конечно, после работы ты свободна, и в сестринской можешь переодеться во что хочешь и накраситься в свое удовольствие, и в таком виде помаячить перед ординаторской, чтобы доктора впечатлились, но у Нади в гардеробе самой модной и приличной вещью был именно халат, а краситься она не умела. Точнее говоря, косметика удивительным образом ей не шла, даже странно, вроде бы и лицо у нее блеклое, невзрачное, как раз из тех, про которые говорят, что на нем можно нарисовать что угодно, а вот не получалась из нее красотка, хоть ты тресни! И сама она сто раз пробовала, и поднаторевшие в искусстве макияжа подружки. В итоге все решили, что ей лучше так, к неистовой радости тети Люси, имевшей привычку гоняться за юными прелестницами с мокрым полотенцем и воплями «в шестнадцать лет вы все красавицы без всякой штукатурки».