Вы весь дрожите, Поттер (СИ) - "love_snape". Страница 16

На лбу же пришедшей на завтрак Лаванды красовалась сотня прыщей, образовавших слово «потаскуха» (на счастье, мадам Помфри свела их за короткий срок).

Парвати тут же сдала Гермиону профессору МакГонагалл, и ей сильно досталось за эту выходку. Наш декан молнией метнулась к гриффиндорскому столу и прилюдно отчитала лучшую ученицу курса, назначив ей два месяца отработок раз в неделю под присмотром Филча, а также лишив факультет 50 очков.

Я был шокирован тем, что Гермиона не просто ни капельки не расстроилась, узнав свою участь, а продолжала сиять от счастья. Когда МакГонагалл увела рыдающую Лаванду в больничное крыло, подруга довольно придвинула к себе овсянку и заключила: «Иногда, Гарри, месть действительно бывает сладка».

Вернуть 50 баллов ей удалось весьма быстро. У Гермионы словно открылось второе дыхание, или же она хотела показать Рону, кого он потерял. Во-первых, она стала блестяще выглядеть: всегда нарядная и очень ухоженная, а во-вторых, ее ответы из занудных трансформировались в остроумные. Она оттачивает свое красноречие и на уроках наслаждается вниманием притихшей аудитории, в то время как Лаванда и двух слов связать не может.

С того утра парни посмеиваются над Роном и репутацией его новой девушки (мол, он скачет от прилежных всезнаек к глупышкам легкого поведения, где же золотая середина?). Рон в ответ лишь огрызается и просит не лезть не в свое дело. Я с этим полностью солидарен.

Первые пару недель Гермиона украдкой плакала и вообще казалась грустной, но на людях держалась с достоинством. Сейчас я уже не замечаю у нее опухших глаз или других признаков слез и бессонных ночей, что безумно радует. Про Рона мы не говорим, он стал ей противен. Теперь и у меня появился Тот-Кого-Нельзя-Называть, но, в отличие от Волдеморта, его имя я и впрямь опасаюсь произносить. По крайней мере, в присутствии подруги — что-то совсем не хочется накликать ее гнев.

Кстати, я рассказал Гермионе свой секрет на следующий же день после нашей с Роном размолвки. Так было честно и правильно. Я с замиранием сердца ждал ее реакции, а она не слишком-то сильно и удивилась, только крепко обняла, поблагодарила за доверие и подчеркнула, что в наших отношениях это ровным счетом ничего не изменит. И в тот момент стало настолько легко и спокойно, будто меня согрела и утешила мама.

Я понял, что принял верное решение и ни в чем не виноват. Гей я или нет, но ради Рона готов был на все — даже закрыть его собой от смертоносного заклятия. И если ему не нужен Гарри, которому нравятся мужчины, то ему в принципе не нужен Гарри.

По пятницам мы с Гермионой выдвигаемся на отработки вдвоем, но я сворачиваю на лестницу в подземелья, а она — к кабинету завхоза. Филч не щадит подругу: он подключает фантазию и постоянно придумывает новое «развлечение» — то заставляет ее голыми руками драить кубки в Зале Славы и мыть полы в учительской, то чистить утки в больничном крыле.

С отработок в башню Гриффиндора плетемся тоже вместе, делясь подробностями о том, чем занимались на этот раз, и показывая друг другу покрасневшие ладони. Несмотря на то, что ей приходится тяжело трудиться и терять драгоценные часы, предназначенные для учебы, Гермиона не жалуется. Как она утверждает до сих пор, оно того стоило.

Ее срок наказания подходит к концу — осталось всего два пятничных вечера, а вот моим конца и края не видать, до рождественских каникул еще целых два месяца. Я так привык пять раз в неделю спускаться в подземелья — то на уроки, то чистить инвентарь, что изучил класс зелий от и до.

К счастью, мое отсутствие пока никак не сказалось на игре гриффиндорской сборной: первый в сезоне матч по квиддичу прошел для нашего факультета удачно. Благодаря тому, что Джинни поймала снитч на сорок третьей минуте, мы выиграли у Хаффлпафа со счетом 230:90 и сразу оказались на второй строчке в турнирной таблице.

Следующая игра Гриффиндора будет против Слизерина и состоится в конце февраля. Жду не дождусь очередного триумфа, чтобы полюбоваться на кислые физиономии Малфоя и Снейпа. Вероятно, профессор решил, что для победы своего факультета нужно лишить конкурентов хорошего ловца, но не тут-то было. Уверен, этот интриган надолго запомнит свое предстоящее поражение.

Ему, судя по всему, наскучило отрываться на нас с хорьком, и он большую часть времени ведет себя так, будто нас вообще не существует. Мы почти не контактируем, к тому же, в сезон простуд у зельевара прибавилось работы: убедившись, что на отработке никто не халтурит, он запирается в своей лаборатории и готовит снадобья для больничного крыла.

По отношению ко мне Снейп стал казаться чуть более адекватным. Кажется, тогда, в сентябре, его смягчили мои поступки, но кто знает? Я никогда не умел прочитать хоть что-то, кроме ненависти, в этих черных глазах. И то, что отныне я вижу в них просто высокомерное недовольство, — настоящий прогресс. Ведь худой мир гораздо лучше доброй ссоры.

Должно быть, профессор и сам пожалел, что в порыве ярости наказал нас на целых четыре месяца, украв у себя личное пространство и возможность отдыхать в одиночестве. Но на попятную, конечно, не пойдет: для него уступить в чем-то Поттеру — смерти подобно.

Зато он начал делать поблажки Малфою. Это произошло после того, как тот, к великому удивлению, последовал моему совету и извинился перед Снейпом. При их беседе я, разумеется, не присутствовал, но все было очевидно, когда декан резко стал к слизеринцу благосклоннее и даже позволил ему уходить с отработок на полчаса раньше.

В общем, если не считать, что отец в Азкабане, а мать продолжает терпеть в своем доме Волдеморта, дела у Малфоя понемногу наладились. К тому же, на Зельеварении прибавилось поводов для его развлечения: еще в сентябре Снейп почему-то начал придираться к Гермионе по любому пустяку, и наши оценки быстро скатились, что не может не радовать пакостника. Теперь на каждом уроке он пялится в нашу сторону с наглой улыбочкой, издевательски приподняв бровь.

Мне неприятно признавать, но он — достойный конкурент и в знаниях, и в умениях. Летом перед вторым курсом я подслушал, как отец пристыдил его в лавке «Горбин и Бэркес» — Малфой пожаловался, что Гермиона у учителей в числе любимчиков. «И тебе не стыдно! Какая-то простачка превосходит тебя по всем предметам», — услышал Драко, и ответ, похоже, врезался ему в память. По сей день стремится превзойти соперницу, так разозлившую когда-то Люциуса.

Вот и на занятиях по аппарации им с Гермионой нет равных. И хотя многие ученики уже смогли попасть в обруч, в том числе и я, по четвергам между этими двумя разворачивается неистовая баталия.

Гермионе первой удалось целенаправленно аппарировать за десяток метров от обруча, приземлившись рядом с учительским столом и заработав аплодисменты, но на том же уроке Малфой обставил ее, появившись аккурат у дверей Большого зала — из-за антиаппарационных чар Хогвартса перемещаться дальше было просто некуда.

На следующем занятии, пока все оттачивали навыки с более дальними дистанциями, а бедный Невилл даже схлопотал расщеп, лишившись маленького кусочка кожи на животе, эти двое продолжили молчаливое соревнование. Переместившись из одного угла зала в другой с обручем в руках, Гермиона сорвала бурные овации, и тогда Малфой взял за шкирку ничего не понимающего Крэбба и аппарировал в свой обруч вместе с ним, после чего толстяка с непривычки стошнило. Этой выходкой слизеринец шокировал преподавателя Уилки Двукреста и разъярил МакГонагалл, которая тут же оштрафовала его на десять баллов за неоправданные риски. Тем не менее хорек произвел на всех неизгладимое впечатление — Гермиона тоже была ошарашена и наблюдала за развернувшейся сценой, открыв рот.

Рон в тот момент и вовсе выглядел раздосадованным: сам он не очень-то справляется с аппарацией. Думаю, ему стыдно промахиваться на глазах у Гермионы, прежде указавшей ему на лень и безалаберность, так что пару раз он прикрикивал на Лаванду, отвлекавшую его болтовней.

В общем, жизнь в Хогвартсе как всегда бурлит, словно кипящее в котле зелье.