Застенец 3 (СИ) - Билик Дмитрий. Страница 12

Угу, примерно как восполняемый дар, которым, допустим, можно накачивать Перчатку.

— И наши пионеры по изучению того мира столкнулись с разумными существами. По-настоящему разумными. И если для эфери мы оказались неинтересны, то с тошкенами все вышло наоборот.

Папироса зашипела, коснувшись кожи Будочника. Правда, тот даже не вздрогнул. Внимательно посмотрел на окурок и отряхнул пальцы.

— В каждом человеке есть и свет и тьма, лицеист. Так мы устроены. Тьму кормить легче, поэтому в мире столько несчастий, войн, обмана. Но когда Тьма захватывает каждый уголок твоей души, когда в тебе не остается ничего человеческого, магия деформирует тебя и ты становишься тошкеном. Время и магия сделали из них уродливых существ. Мы перестали называть их людьми, но встреченное тобой нечто когда-то давно было человеком.

Будочник замолчал, явно довольный произведенным эффектом. Он смотрел на меня с легкой издевкой, взглядом уставшего от жизни старика.

— Чего хотят тошкены?

— Чего хочет каждый человек, сильный физически настолько, насколько беден духовно? Власти, лицеист. Они хотят власти. Тошкены повелевают тварями, ибо поняли саму суть магии и теперь используют ее для своих черных дел.

— И какая же суть магии, Будочник? — спросил я.

Спросил и испугался. Что, если сейчас учитель вновь скажет, что глухим обедню два раза не служат, а тупицам концовки анекдотов не объясняют. Однако Будочник пожевал нижнюю губу, неторопливо достал папиросу, но так и не закурил. Прикрыл глаза, понюхал табак и стал говорить:

— Магия — это паразит. Зараза, которая хочет проникнуть во все миры и коснуться всего, до чего сможет дотянуться. Что станет с существами, которых она преобразовала, магии неинтересно. Она пойдет дальше. Я даже не знаю, скольких миров уже коснулась магия. Но мне кажется, что очень многих. Какие-то выдержали испытание, в каких-то вместе со сквозными проемами, через которые она утекала, стали образовываться Разломы. Но по мне, магия — это самая страшная болезнь, лечения от которой нет.

Слушать подобное было жутковато. Раньше я не верил в множество миров. Пока один из них не постучался в дверь.

— Знаешь, что еще хуже, лицеист? — не дал мне погрузиться в собственные мысли Будочник. — Мы сами указали тварям лужайку, полную всяких вкусностей. Оставили жирный след, уйдя из того мира. По нему они пробираются сюда. И если появился первый разведчик из Проклятых, значит, скоро здесь окажутся и все остальные.

— Хорошо, — кивнул я.

— Хорошо?! — мое заключение очень сильно удивило Будочника. Так, что он даже попытался вскочить на ноги. Тело подвело, и учитель рухнул обратно в кресло.

— Только общий враг может объединить застенцев и иносов. То есть, магов. В противном случае будет война заклинаний против ядерных ракет.

— Каких ракет? — нахмурился Будочник.

— Здоровенных таких, выжигающих после себя все. А то, что война была бы — в этом можно не сомневаться. Договариваться — это то, что в последнее время у нас получается хуже всего. К тому же, недавно Император лишился нескольких единичек. Потеря невосполнимая. Думаю, появление третьей стороны как нельзя кстати. Теперь нужно лишь донести до застенцев осознание опасности, которая им угрожает.

— Не волнуйся, — криво улыбнулся Будочник. Было видно, что ему данная «шутка» не доставляет никакой радости. — За этим дело не станется. Застенцы очень скоро поймут, что имеют дело не просто с иномирными безмозглыми тварями.

— Что ж, тогда подождем, — решительно поднялся я.

— Лицеист, погоди, — заторопился Будочник и опираясь на трость поднялся, словно боялся, что уйду прежде, чем он сможет мне что-то сказать. — Что ты сделал с сульфаром тошкена?

Мне этот вопрос не понравился. Словно Будочник заглянул в мою душу и выдернул оттуда самое неприятное, что только мог. Когда он начал рассказывать о Падших, мне сразу вспомнились слова Максутова.

Можно было соврать, вот только зачем? Лгать людям, которые хотят тебе добра — глупо. Поэтому я сказал правду.

— Его нужно забрать. А еще лучше — разрушить, но не здесь. Сульфар убитого тобой тошкена — своего рода маяк, на который будут идти все остальные. Это не прекратит вторжения, но на какое-то время его отсрочит. Это понятно?

— Предельно, — тяжело вздохнул я.

У меня в последнее время вошло в привычку героически создавать трудности, а после — не менее героически их преодолевать. Сам накосячил, сам разгреб. Удивительно самодостаточный маг.

— Но это еще не все, — сказал Будочник, будто ситуация с сульфаром была глупым пустяком. — Учти мою ошибку. Не оставайся один. Не отворачивайся от близких. Тебе уготованы серьезные испытания. И если… если ты не справишься с Тьмой внутри тебя, лицеист, у этого мира не останется никаких шансов.

Сказано это было немного пафосно, даже чересчур. Тоже мне, нашли спасителя мира.

— Ты стал Вестником? — попытался я перевести все в шутку.

— Для этого не нужно быть Вестником. Даже магом. Надо просто смотреть по сторонам и видеть, что происходит. Твои способности растут быстро. Может, Максутов даже прав, чересчур быстро, но я уверен, что ты справишься.

— Будочник, мне не нравится твой тон. Ты будто прощаешься.

Учитель ничего не ответил на мое высказывание. Лишь долго смотрел сквозь меня. Потом вдруг словно очнулся, мотнул головой и сказал.

— Уходи, лицеист. Тебе пора.

Я кивнул, но в голове созрел коварный план. Может, Будочник слишком гордый, не хочет просить, но мне не составит труда дать частичку силы и без всякого спроса.

Мы дошли до выхода, и тогда я повернулся и протянул руку. А чтобы было еще более естественно, даже добавил пару слов:

— Спасибо за все, учитель.

Будочник легко попался на удочку. Он быстро заморгал глазами, затем кивнул и протянул руку в ответ. И когда наши ладони коснулись, а пальцы сцепились, я выплеснул из себя дар.

Самое глупое, что может быть — включать гордость, когда оно того не стоит. Неужели так трудно попросить немного подзарядить себя? С меня убудет, что ли? Нет, надо играть в умирающего старика, который неожиданно понял, что магия — зло. По мне — магия была именно тем, что в нее вкладывали.

Я передавал силы, и на моих глазах морщины учителя разглаживались, сам он выпрямлялся, брыли втягивались. Он вновь становился тем самым Будочником, который меня поначалу раздражал. И не могу сказать, что мне это не нравилось.

Когда показалось, что уже достаточно, я расцепил рукопожатие, довольно глядя на творение рук своих. Нет, в общем-то Будочника сотворил не я, а какой-то мужчина с женщиной, давным-давно. И не совсем руками. Но вернул ему молодость, без всяких регистраций и смс, именно я.

— Ты очень наивный, лицеист, — сказал учитель уже позабытым мною голосом, но как-то чрезвычайно грустно. — Добро надо делать, только если тебя просят.

Я хотел было ему возразить, но в этот момент почувствовал какую-то странность. То, чего быть не могло. Мой дар стал словно разливаться вокруг. Я взглянул на Будочника с помощью магии и содрогнулся. Он напоминал решето, которое для надежности еще и продырявили ножом. Дар вытекал из многочисленных щелей стремительно, без всякой надежды задержаться внутри. И Будочник вновь старел на глазах.

— Со мной все решено, — продолжил он. — Главное — запомни, что я тебе сказал. Это очень важно.

В мгновение ока учитель стал еще более дряхлым, чем был. Казалось, моя хитрая уловка вытянула из него последние ресурсы. Глядишь, еще чуть-чуть и он развалится на части.

— Тебе надо идти, лицеист, — сказал Будочник. — Да и мне уже пора.

Я хотел ответить что-то. Оправдаться или просто объясниться. Однако учитель с несвойственной для такого старого тела силой буквально вытолкал меня за дверь. А после захлопнул ее.

На душе стало гадко и пусто. Даже все эти тошкены, эфери и угроза нашему миру отошли на второй план. Я внезапно осознал, что это, скорее всего, была наша последняя встреча с Будочником. Чтобы жить — ему нужно находиться там, где магия постоянно бьет ключом. Где ее настоящий источник.