Петербург Достоевского. Исторический путеводитель - Лурье Лев Яковлевич. Страница 14

Мир дворца в ХIХ веке все дальше отдалялся от мира русской культуры. Ни один из крупных русских писателей конца XIX века после Федора Тютчева и Алексея Толстого не был принят при дворе, тем более знаком лично с императором. Тут не были ни Лев Толстой, ни Антон Чехов, ни Александр Куприн, ни Александр Блок.

Достоевский долгое время не был исключением. Скорее всего, Николай I не прочел ни строчки его произведений, хотя писатель полагал, что некоторому смягчению своего приговора по делу петрашевцев он был обязан участием государя к подающему надежды молодому литератору.

Александр II обратил внимание на Достоевского, когда тот уже был в зените славы. Этому вниманию Достоевский обязан, вероятнее всего, профессору К. Победоносцеву, воспитателю наследника, позже обер-прокурору Синода. По своим политическим воззрениям они были весьма близки и оба ориентировались на «партию цесаревича», националистическую и склонную считать ряд реформ Александра II чрезмерными.

Во всяком случае, с 1878 года Достоевскому несколько раз подавали придворные кареты для поездок во дворец, с тем чтобы он своими беседами во время великокняжеских обедов благотворно повлиял на великих князей Сергея (ему тогда было 21 год) и Павла (18 лет) – младших сыновей императора. По словам вдовы писателя: «Свидание с великими князьями произвело на Федора Михайловича самое благоприятное впечатление: он нашел, что они обладают добрым сердцем и недюжинным умом». На обедах кроме великих князей Сергея и Павла присутствовали их кузены – Константин и Дмитрий Константиновичи, К. Победоносцев и Д. Арсеньев, наставник великих князей.

Дворец составлял лишь небольшую часть огромного хозяйства, администрируемого министерством императорского двора в Петербурге. В его ведение входили: императорские и великокняжеские дворцы (их было несколько десятков), театры, Академия художеств, придворные конюшня, охота, оркестр, госпиталь и, наконец, удовлетворение нужд самого двора, обслуживаемого тысячами служащих. В одном Зимнем дворце жило около трех тысяч человек.

Жила здесь и камер-фрейлина императорского двора Александра Толстая – двоюродная тетка Л. Н. Толстого. Племянник ее, великий русский писатель, в конце 1870-х годов переживал религиозной поворот, приведший его к полному отрицанию всякой церкви, в том числе и православной. Александра Толстая познакомилась с Федором Достоевским в январе 1880 года. Она решила посоветоваться с ним, придерживавшимся строгих религиозных взглядов, о «ереси» своего родственника. Достоевский навестил камер-фрейлину в Зимнем дворце. Она показала ему свою переписку со Львом Николаевичем.

А. Толстая вспоминала: «Вижу еще и теперь перед собой Достоевского, как он хватался за голову и отчаянным голосом повторял: „Не то! Не то!“ Он не сочувствовал ни одной мысли Льва Николаевича; несмотря на то, забрал все, что лежало писаное на столе: оригиналы и копии писем Льва. Из некоторых его слов я заключила, что в нем родилось желание оспаривать ложные мнения Льва Николаевича. Я нисколько не жалею потерянных писем, но не могу утешиться, что намерение Достоевского осталось невыполненным: через пять дней после этого разговора Достоевского не стало».

В начале 1880-х годов дворец выглядел осажденной крепостью. Объявленная террористами «Народной воли» «охота на царя», серия предпринятых ими покушений на жизнь Александра II привели к тому, что Зимний дворец (во избежание подкопа) был окружен траншеями. Во всех помещениях располагалась стража. Но это не упасло дворец от взрыва. В сентябре 1879 года под видом столяра во дворце поселился народоволец Степан Халтурин, по специальности столяр-краснодеревщик. Мебель более чем тысячи комнат требовала постоянного ремонта. Жил Халтурин в подвале дворца, в крыле, выходящем на Адмиралтейство. Ему удалось пронести во дворец по частям около 30 килограммов динамита. 5 февраля 1880 года Халтурин поджег бикфордов шнур и покинул подвал. Взрыв оглушительной силы убил нескольких солдат в помещении первого этажа и повредил императорскую столовую, где как раз в это время должен был начаться по счастью отложенный обед в честь принца Гессенского.

Взрыв в Зимнем Дворце до крайности взволновал Достоевского. По воспоминаниям знаменитого журналиста и книгоиздателя А. Суворина, писатель говорил ему: «Представьте себе, что мы стоим у окон магазина „Дациаро“ и смотрим картины (магазин этот находился неподалеку от дворца на Невском проспекте, и около него руководитель «Народной воли» Желябов встречался с Халтуриным – Л. Л). Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждет и все оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: „Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину“. Мы это слышим… Как бы мы с вами поступили? Пошли ль бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтобы он арестовал этих людей? Вы пошли бы? – Нет, не пошел бы. – И я не пошел бы… Разве это нормально? У нас все ненормально, оттого все это происходит, и никто не знает, как ему поступить не только в самых трудных обстоятельствах, но и в самых простых…»

Мысль Достоевского в том, что власть и общество настолько враждебны друг другу, что даже он, монархист по убеждениям, не может однозначно стать законопослушным гражданином. Удивительна однако и топографическая точность его рассказа, заставляющая некоторых исследователей предполагать: писатель излагает истинное происшествие и действительно был случайным свидетелем встречи Желябова с Халтуриным.

Сейчас в Зимнем дворце – музей Эрмитаж, одно из лучших в Европе собраний произведений искусства. Любитель западноевропейской живописи, Достоевский не мог не бывать здесь. В его время коллекции, бесплатно открытые для публики ежедневно с 11 до 15 часов без выходных, занимали здания Малого (1775, архитектор Ж. Валлен-Деламот) и Старого Эрмитажа (1787, архитектор Ю. Фельтен), выходящих на Дворцовую набережную, и Нового Эрмитажа (1852, архитектор Л. Кленце), выходящего на Миллионную улицу.

Александровская колонна

Дворцовая площадь

В центре Дворцовой площади – Александровская колонна. Ее проект принадлежит О. Монферрану. Два года сотни каменотесов обрабатывали на площади привезенный сюда из-под Выборга гранитный монолит. 30 августа 1834 года после торжественного парада гвардии, в присутствии Николая I, колонна была открыта.

Колонна – памятник Александру I и победе России над Наполеоном. Поэтому она сознательно сделана выше Вандомской колонны в Париже, сооруженной в честь побед Бонапарта. И Александровская, и Вандомская колонны являют парафраз Троянской колонны в Риме.

На полушаре, венчающем колонну, – фигура ангела с крестом; его лику придано сходство с лицом Александра I (скульптор Б. Орловский). Фигура Александра сделана намеренно чуть более высокой, чем фигура Наполеона на Вандомской колонне. Ангел попирает ногами змею, символизирующую побежденного врага. На лицевой стороне пьедестала, обращенной к Зимнему дворцу, изображены аллегорические фигуры мужчины, олицетворяющего Неман, и женщины – Вислы (по этим рекам проходили западные границы России). Их окружают изображения старинных русских доспехов: шлем Александра Невского, латы царя Алексея Михайловича, кольчуга покорителя Сибири Ермака, щит Вещего Олега, прибитый к вратам Константинополя. Воинская атрибутика и на других гранях пьедестала. Замысел колонны отражает идеологию Российской империи в зените ее могущества – империи, не знавшей поражений со времен Петра.

Монумент воспринимался многими современниками скептически. Александр I, подчеркнуто пренебрегавший Россией в конце своего царствования, «кочующий деспот», «плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой» (А. Пушкин) был нелюбим и западниками как неудачливый реформатор, и славянофилами (в частности Достоевским) как космополит.

Ходила рискованная шутка: «Столб столба столбу». Пушкину приписывали эпиграмму: