Прекрасное табу (СИ) - Лазарева Вик. Страница 114

Но… жизнь снова, с присущей ей способностью наносить удар, когда ты его не ждёшь, бьёт в самое сердце. Все мои иллюзии и надежда рухнули в один миг, когда увидел ЕЁ.

В тот вечер мы с Беркутом были в одном из самых модных и дорогих ресторанов города на деловом ужине с партнёрами. Мы заключили выгодную сделку, и вечер проходил на позитивной ноте. Я даже впервые за эти две недели почувствовал себя легче. Боль уже не так давила, гнев отступил и на душе стало легче, когда накануне вечером я принял решение позвонить Соне. И я звонил, но она не ответила, а жизнь словно дала знак, чтобы я не совершил ошибку.

Я почти сразу увидел её, когда она появилась в зале. Как всегда прекрасна, обворожительна, соблазнительна и желанна в тёмно-красном, длинном платье, сексуально облегающем её силуэт. Кожа на открытых плечах и декольте сияла, волосы шёлковым блеском переливались на плече, а кошачьи стрелки игриво подчёркивали её восхитительные зелёные глаза. А эти ноги, мелькающие в высоком разрезе… стройные, с тонкими щиколотками, на высоких каблуках туфелек, просто сводили с ума. Её плавные и соблазнительные движения завораживали, приковывали к себе взгляды абсолютно всех мужчин в зале, включая официантов. Показалось даже, что зал затих, когда она появилась… с НИМ…

Уверенный, высокомерный, источавший силу и власть, он собственнически обнял Соню за талию и, притянув к себе, поцеловал за ушком. Всем показал чья это женщина, чтобы даже ни у кого не возникло мысли подойти. Мол смотрите, но не подходите и не трогайте. Заметил, что она слегка смутилась этому, но уже через мгновение гордо вздёрнула носик. Они шли в сторону нашего столика, а я весь напрягся. Руки сжались. Желваки непроизвольно заиграли на лице. Проходя мимо, Соня заметила меня, и её взгляд переменился. Испуг?.. удивление?.. Но брови слегка сошлись на переносице, глаза заблестели… грусть… тоска… безысходность… как на фото со старого паспорта, где ей было восемнадцать…

Соколовский опустил руку ей на поясницу, снова всем указывая на близость их отношений. Сжав челюсти, я поймал серьёзный взгляд Беркута, сидящего напротив, и залпом осушил бокал вина.

Я не оборачивался, но постоянно ловил взгляд друга, который переводил его с пары позади на меня и пытался прочесть мои эмоции. Не знаю видел ли он, как во мне кипел гнев, как ревность горячей лавой прожигала нутро и готова была вырваться наружу. Изо всех сил сдерживался и пытался сохранить невозмутимый вид, поддерживая беседу. Но вскоре, кипевшая во мне, ревность затмила все мысли. Ни о чём больше не мог думать.

Соня встала из-за стола и вышла, а я сделал глоток вина и поднялся с кресла. Беркут попытался меня остановить.

— Стас, не стоит.

Ничего не ответил и, поправив борта пиджака, уверенно направился к Соколовскому. Его охранник тут же подорвался с соседнего столика, когда я приблизился, и преградил мне путь. Соколовский подал ему знак пропустить меня, и я подошёл ближе.

— Господин Атаманцев, рад приветствовать, — невозмутимо и доброжелательно улыбнулся мужчина. — Прошу, — показал рукой на свободное место.

Не ответив на его приветствие и не сев за стол, сжал челюсти.

— Чем обязан?

Ненависть душила. Хотелось врезать подонку в челюсть, выбить из него всё высокомерие, спесь. Ублюдок!

— Чем ты её удерживаешь? Тебе мало того, что лишил её всего?

— О чём это вы? Не понимаю вас, — иронично усмехнулся он, продолжая уверенно смотреть на меня.

— Всё ты понимаешь, — отчеканил ему в лицо.

— Нас Соней связывает давняя привязанность и очень близкие отношения. Она просто поняла, что чувства не прошли, и сделала выбор, который подсказало сердце, — приподняв бровь, с улыбкой превосходства на лице, ответил.

Я продолжал сверлить его взглядом полным ненависти. Упёршись рукой в стол, склонился к нему и тихо сказал:

— Чувства? Да что ты знаешь о чувствах.

Затылком ощутил, как за моей спиной появился его охранник.

— Выбор всегда делает женщина. Не так ли, господин Атаманцев?

— А она знает, что ты сделал с её родителями?! — не выдержав, я схватил его за лацканы пиджака, сжав кулаки. Гнев рвался наружу. Хотелось размазать ублюдка по стене прямо здесь, при свидетелях. В меня же моментально вцепился хваткой охранник подонка.

— Стас! Держи себя в руках, — услышал голос подоспевшего друга, который меня немного отрезвил.

— Да. Держите себя в руках, — процедил сквозь зубы Соколовский.

Я разжал пальцы. А он, слегка кивнув головой и поправляя пиджак, дал знак своему охраннику, что всё нормально. В висках стучала кровь, словно молот, сердце отбивало сумасшедший ритм, адреналин захлестнул меня, заставив забыть об опасности и приличиях. Подняв взгляд на друга, заметил, что все в ресторане затихли и обратили на нас внимание. Сделал шаг назад и увидел Соню, стоящую рядом со столиком, чуть левее меня. Наши взгляды встретились, и… господи… как же больно осознавать, что она потеряна для меня… что она с ним… Грудь сдавило словно тисками. Внутри всё полыхало ненавистью.

— Малышка, может скажешь своему ревнивому рыцарю, чтобы он уже понял, что ты свободная женщина и сама сделала выбор, — спокойно произнёс Соколовский.

Соня молчала. Видел, как её глаза заблестели. В них читалась тоска. Её пальцы с силой сжали клатч, который она прижимала к животу. Грудь вздымалась от учащённого дыхания от чего кожа на декольте соблазнительно блестела. Губы дрогнули, словно она готова была расплакаться. Но она держалась. Только губы беззвучно приоткрылись.

— Ну же, — пробасил Соколовский.

— Ну что же ты, малышка, — с издёвкой обратился я к ней. — Любишь его?

Соня молчала, замерев и глядя на меня.

— Стас, давай уйдём, — Беркут пытался меня увести.

Стряхнул руки друга, подошёл к ней вплотную и выпалил так, что весь зал услышал:

— Скажи!

Соня вздрогнула и опустила пушистые ресницы.

— Забудь меня, пожалуйста, — еле слышно прошептала. — Прости, но так будет лучше.

— Для кого лучше? — процедил сквозь зубы, видя как её глаза наполнились слезами. Врёт же, чувствовал, видел… — Так любишь его?

Соня метнула взгляд на Соколовского, а потом всё же осмелилась посмотреть на меня. Её взгляд изменился, словно она надела маску отчуждения. В миг стала холодной… бесчувственной…

— Прошу тебя уходи, — тихо и чётко сказала, словно полоснула скальпелем по, истекающему кровью, сердцу. — Уходи, — снова нанесла удар отчуждённым голосом.

Села за столик и, взяв бокал вина, спрятала взгляд за ним. Смотрел на неё и не мог прийти в себя. Не верил, что она могла быть такой… расчётливой… холодной… жестокой… стерва… ведьма… как же больно…

Беркут положил мне руку на плечо и поторопился меня увести. Я нервно скинул его руку и быстрым шагом направился к выходу. Её смертоносные слова окончательно убили во мне все оправдания, которые я за эти две недели нашёл для неё, разрушили призрачную иллюзию, что она не лгала, что любит… готов был простить тот танец и что она вытворяла там… с ним… Слепец… кретин… идиот, которого одурманила ведьма, поверил в искренность, в любовь… Просто смешно… Блядь, какой же наивный идиот! Долбанный романтик!

Выйдя на улицу, я выдохнул и нервно рассмеялся. Беркут снова был рядом. Смотрел на меня с сочувствием. А нужно ли оно мне? Сам виноват. Ведь именно этого и остерегался, именно поэтому никогда не снимал броню… Чтобы не обмануться и не испытать боль и разочарование.

Сжал челюсти и кулаки. Гнев снова захлестнул меня. Ему срочно требовался выход.

— Может нажраться? — спросил Беркут.

Я отрицательно замотал головой.

— Нет. Сейчас мне нужно другое, — вызвал такси через приложение. — Извинись за меня.

Пи****ц как хотелось рвать, колотить кулаками до мяса, чтобы физической болью заглушить душевную… И я уехал в зал. С остервенением колотил грушу до крови на кулаках…

— Алексей Николаевич, прошу вас. Пару минут, — снова просил доктора увидеть Таню, привести дочь. — Вы же ясно дали понять, что надежды мало. Я же не дурак. Я прекрасно понимаю, что значит кома четвёртой степени, — внимательно смотрел на хирурга. — Каждый день может стать последним.