Последний козырь - Томан Николай Владимирович. Страница 20

А случилось все довольно просто: Алехина и еще нескольких комсомольцев после выпускных экзаменов в средней школе пригласили в райком комсомола. А там спросили: не хочет ли кто-нибудь поступить в двухгодичную школу милиции? Никто из выпускников не был готов к этому, планы у всех были иные. Заметив растерянность на лицах юношей, инструктор райкома сказал:

— Дело это добровольное, ребята. Вы не торопитесь с ответом. Подумайте хорошенько, а потом, через денек-другой, зайдите, и мы еще раз потолкуем. А сейчас с вами хочет побеседовать майор милиции.

Комсомольцы хотя и без особой охоты, но остались. Товарищ Волков, беседовавший с ними в тот день, стал теперь начальником Алехина. Он рассказал тогда ребятам несколько интересных эпизодов из работы милиции, но все это не очень их захватило. И когда молодые люди возвращались домой, Алехин заметил со вздохом:

— Майор этот ничем меня не удивил. В книгах читал я истории и поинтереснее. Но ведь не майор же нас зовет на работу в милицию, а комсомол. Значит, мы нужны там…

Заявив это, Алехин вовсе и не думал тотчас же принимать какое-либо решение, однако приятели его с таким высокомерием отозвались о работе в милиции, что это буквально взорвало его.

— Подумаешь, какие аристократы! — разозлился Евгений. — Они, видите ли, для более высоких профессий созданы!

— Что ты нас агитируешь? — иронически отозвался на это один из приятелей Евгения. — Взял бы сам да и пополнил собственной персоной ряды блюстителей порядка. А нам высокой сознательности для этого не хватает.

Остальные дружно и даже, как показалось Евгению, издевательски расхохотались. Это возмутило Алехина, и он воскликнул:

— Хорошо, черт возьми, я и докажу вам это собственным примером! Идите, учитесь на докторов и инженеров, которых и без вас хватает, а я отзовусь на призыв районного комитета комсомола — пойду туда, где сейчас во мне больше нуждаются.

И он действительно пошел. И не на другой день, а тотчас же, хотя приятели его были уверены, что это всего лишь эффектная демонстрация. Они не сомневались, что у дверей райкома он одумается. Но Алехин не "одумался". Он попросил у инструктора райкома чистый лист бумаги и тут же у него на столе написал заявление о своем желании поступить в милицейскую школу.

Незаметно пролетели годы учебы, а когда Евгений пришел домой после выпуска из милицейской школы и принес аккуратно завернутую в газету форму милиции, отец не без ехидства спросил его:

— Будешь, значит, щеголять теперь в этом роскошном мундире?

— Должен огорчить тебя, папа, — спокойно ответил ему на это Евгений, — почти не придется.

— Так и останешься, значит, в штатском костюмчике?

— Так и останусь. Работа наша не требует блеска. Чем скромнее, тем полезнее для дела.

— Ну и ну, — удивленно пробурчал отец. — По делам, стало быть, и форма. Скромненькая у тебя профессия, ничего не скажешь. Еще поскромнее моей, пожалуй, — добавил он, усмехаясь.

И вот теперь, когда Евгений немного успокаивается после всего пережитого за этот вечер, ему очень хочется удивить отца, похвастаться перед ним.

Он открывает дверь своей комнаты и выходит в столовую. Отец все еще сидит в своем любимом кресле с газетой в руках.

— Скажи-ка мне лучше, папа, — обращается Евгений к отцу, — предлагали ли тебе когда-нибудь взятку?

— Что за нелепый вопрос?

— Ну, а все-таки? — настаивает Евгений.

Отец откладывает газету и задумывается.

— Помнится, был такой случай, — произносит он, наконец, сосредоточенно поглаживая лысину, аккуратно прикрытую зачесом длинных волос с левого виска. Прическу эту называет он в шутку "внутренним займом". — Но я тому мерзавцу чуть по физиономии тогда не заехал.

— Ну, а сколько же он предлагал тебе?

Отец смущенно улыбается:

— Сумма-то порядочная была. Тысяч, кажется, пять, если не больше.

— А ведь ты мне об этом не рассказывал никогда, Ваня, — укоризненно качает головой Анна Емельяновна.

— Не всякую же пакость тебе рассказывать, — брезгливо морщится отец.

— Ну, а ста тысяч тебе никогда не предлагали? — с деланным равнодушием спрашивает Евгений.

— Ста тысяч! — театрально простирает руки вверх Иван Сергеевич. — Ну, знаешь ли, моя скромная персона не удостаивалась еще такой чести. Да и вряд ли в наше время кто-нибудь в состоянии такие взятки давать. К чему ты это, однако?

— Да у нас тут одному оперативному уполномоченному предложили сегодня такую сумму, — тем же равнодушным тоном отвечает Евгений, возвращаясь в свою комнату.

— Ну и ну, — бурчит пораженный Иван Сергеевич. — Сколько же эти мерзавцы воруют, если в состоянии давать такие взятки?

А когда Евгений уже собирается лечь спать, в дверь к нему стучит кто-то.

— Ты еще не спишь, Женя? — слышит он голос отца.

— Заходи, папа.

Отец входит с книжкой в руках. Это очерки американского журналиста Эда Рейда "Позор Нью-Йорка".

— Ничего себе делишки обделывают американские бандиты! — сокрушенно качает головой Иван Сергеевич. — Миллионы хапают. Что наши воришки в сравнении с ними — мелюзга!

Евгений ничего не отвечает отцу, хотя ему уже известно, что и "наши" добираются иногда до миллионов, только им это не Америка!

Утром, перед самым уходом Евгения на работу, Анна Емельяновна вынимает из ящика и приносит сыну еще одно письмо. Прежде чем надорвать конверт, Евгений внимательно осматривает его. Адрес на нем, так же, как и на вчерашнем, напечатан на машинке. Похоже даже, что на той же самой.

"Наверное, опять от Ленского или кого-нибудь еще из его шайки", — с невольным вздохом решает Алехин.

Обращает внимание Евгений и на то, что на конверте нет ни одного почтового штемпеля — значит, письмо пришло не по почте. Видимо, кто-то лично опустил его в почтовый ящик Алехиных.

На ощупь конверт очень плотный. Когда Евгений надрывает его, на стол выпадает несколько фотографий. На одной из них запечатлена сцена возвращения Алехину бумажника, на второй — тот момент, когда он с почти блаженным выражением лица чокается с Ленским. На третьем — он же с большой пачкой денег, всунутых ему в руки Ленским.

"Да, — невесело усмехается Евгений, — кадрики очень выразительные. Особенно последний. На нем физиономия моя, вместо того чтобы выражать возмущение, получилась какой-то алчной…"

Повернув эту фотографию обратной стороной, Алехин читает напечатанную на ней надпись:

"Надеемся, Вы одумались за ночь? Если да, то предлагаемую Вам сумму можете получить сегодня же в тот же час на том же месте. А чтобы потом Вас не мучила совесть, доводим до Вашего сведения, что нет таких людей, которые не берут. Все зависит только от суммы. И есть такие суммы, перед которыми никто не устоит".

"Ну и мерзавцы! — почти стонет Евгений, собираясь изорвать фотографии в клочья, но вовремя берет себя в руки. Достав из стола вчерашнее письмо, он кладет его в бумажник вместе с фотографиями и в самом мрачном настроении направляется на работу.

"Интересно, как отнесется ко всему этому происшествию майор Миронов? — уныло думает он дорогой. — Как посмотрит на это Волков? Могут, пожалуй, отстранить от работы…"

Старший оперативный уполномоченный ОБХСС майор Миронов уже сидит за своим столом, когда Алехин входит к нему в кабинет. Майор внимательно читает что-то. Сухое, с острыми чертами лицо его сосредоточенно. Продолговатая голова с зачесанными назад, слегка седоватыми на висках волосами больше чем когда-либо напоминает сейчас Евгению голову большой, очень осторожной птицы. На приветствие лейтенанта он лишь кивает слегка, не отрываясь от бумаг, разложенных на столе.

С самого первого дня встречи с майором Евгений не только стесняется его, но и побаивается немного, никогда не задает ему посторонних вопросов и обращается за чем-либо лишь в случаях самой крайней необходимости. Разговор у них предельно лаконичный. "Может быть, это и к лучшему, — с горечью думает Евгений, — научусь по крайней мере излагать свои мысли кратко…"