Тайны Изнанки (СИ) - Грановская Елена. Страница 53

Мама всплакнула, враз забыв, что в палате необходимо соблюдать тишину и спокойствие, присела на стул рядом и схватила меня за руку.

— Костя, родной… — шептала она, сжимая ладонь.

— Мам, всё хорошо.

Я попытался искренне улыбнуться, но получилось не очень достоверно. Я чувствовал боль ее сердца. Отец встал рядом с ней и, поджав губы, протянул свою руку, положил ее мне на плечо.

— Пап, всё нормально. Мам, я отлично.

Отец слабо улыбнулся, но в глазах читалось волнение. Мама, смахнув слезы, вздохнула:

— Костя, ну как же так случилось… Страх какой… Не представляешь, как нам плохо было, и Лизе, и Аришеньке, когда узнали новость об этой аварии… Я Кристине сказать не могла: голос срывался, и она плакала…

Я нахмурился, ничего не понимая, и отвел глаза в сторону. Какая авария? Им сказали, что я попал в аварию, поэтому меня так чуть на кусочки и не разнесло? Зуб даю (не жалко, у меня их тридцать два): это выдумал Улло, мой славный учитель — кто же еще. Он как-то магически внушил моей семье, что я получил травму совсем по другому поводу. Лучше действительно знать именно такую «правду». Если расскажешь, что ты получил магический пендель от сильнейшего волшебника, сам атакуя его волшебной палочкой… Отправят в другую больничку, где лечат голову.

Где же сейчас Милиан? Надеюсь, ему гораздо лучше, чем мне? А как Аришка? Лиза как?

Я посмотрел на родителей, думая задать вопрос про супругу и дочь, но они уже прочли его в моих глазах.

— Лизонька родила сегодня рано утром. — Широкая улыбка сквозь слезы проступила на мамином лице. — Хорошенькую девочку. У вас — вторая дочка-красавица, а мы — вдвойне счастливые бабуля и дедуля.

Внутри всё смешалось. Огромная радость, что моя Лиза, моя самая замечательная и лучшая на свете супруга родила мне вторую дочку. Глубокое огорчение, что в самый важный момент ее жизни номер два меня не было рядом.

— Но я видел ее, Лизу. Или бредил… — произнес я под нос, скорее беседуя сам с собой, но отец меня услышал:

— Лизавета была здесь, приехала с Аришкой первее нас. Это было позавчера, ночью. Она сильно перенервничала, роды начались преждевременно.

— Насколько знаю, она ведь должна была родить через неделю? — Мама посмотрела на отца, а потом снова на меня: — Но, несмотря на всё, слава богу, обошлось. Мама и дочка здоровы. Аришка сейчас с родителями Лизы, они не так давно уехали в роддом. А мы отправились к тебе.

— Ариша тоже была? — Я посмотрел на родителей.

— Да. Но увидев тебя в первый раз, как только тебя привезли… — Голос у мамы дрогнул. Она перевела дыхание и негромко продолжила: — Бедная, она так плакала, так тянулась к тебе.

— Я здесь уже два дня? — уточнил я.

Родители кивнули.

— Про выписку мы еще не спрашивали, — отец тронул меня за плечо, — но, думаю, недели две ты точно полежишь. Тебе надо восстановиться, после такого…

Две недели?! Здесь?! У меня премьера, какое лежать! Оркестр без меня как стадо без пастуха! Замены нет, я постановщик! Отменить и перенести нельзя! (Нет, технически, конечно, можно, но это же всероссийская премьера, столько гостей приглашено, даже зарубежных, столько звезд будет блистать в первом составе!) Что же делать?! Может, с помощью своей же магической силы я смогу поставить себя самого на ноги в кратчайшие сроки? Где волшебная палочка? Спасительна ли она в моем случае?

Родители увидели мое смятение и всё поняли.

— Костя. Главное — здоровье. Не думай сейчас о спектакле. Всё обойдется. Дирекция что-нибудь придумает. — Голос матери был тих, но строг.

— Костя, не накручивай, — произнес отец. — Пойми, для тебя сейчас на первом месте — встать на ноги. Всё остальное уходит на второй план. Спектакли, премьеры — это всё приходящее и уходящее. А здоровье порой уже не вернешь.

Конечно, они правы. Но мне правда необычайно важно, чтобы премьера состоялась. А еще необычайнее и еще важнее то, что меня дома после выписки будут ждать не двое, а трое, и я надеюсь, что они придут меня проведать за эти дни. Втройне важен момент, когда я впервые возьму на руки свою новорожденную кроху, вторую дочку, нашу с Лизой девочку — Танюшу. (Да, мы остановились на этом имени.) И ничего важнее на свете не будет, когда я встану на ноги — в прямом и переносном — и никогда не брошу, никогда не покину свою семью, своих родителей, свою супругу и своих детей, и буду и дальше беречь их от всяческих бед. Даже без использования магии.

Эпилог

***

— Уверены, что он оказался заточен в собственный перстень?

— Он не такой чародей, чтобы так просто исчезать из жизни, покидать реальность. Всё не так просто. Он всё продумал, он явно знал, готовил себе пути спасения. Это было бы слишком легко: уничтожить такого, как он. Убили бы его я, которому пора на пенсию, и новоизбранный — не смешно ли? Морсус умен, он хотел заставить нас поверить, что его не стало.

— Ну это уж вы рано себя на пенсию списываете… Но надо проверить эту версию.

— Вы знаете: одно верное, но паршивое заклинание.

— Но оно действует на людях. Каковы способы применения на вещах, предметах? Артефактах? Мне не доводилось иметь дело и, кажется, я не слышал об этом со стороны.

— Да, это может вызвать сложности.

— Надо соблюсти все меры предосторожности. Это крайне опасно, рискованно. Мы не знаем, какая разрушительная мощь может высвободиться.

— Иного пути, кажется, нет. Чем скорее разберемся, поймем, подтвердим или опровергнем, тем лучше. Да, понадобятся большие специалисты. Даже для них, для совершения нашей сейчас задумки потребуется подготовка.

— Нужно однозначно посвятить в наши догадки хранителя. И усилить охрану перстня.

— Обязательно. И необходимо срочно переговорить с Советом.

***

У меня нет глаз на затылке, я не всевидец, но точно знаю, как переживают люди за моей спиной. Потому что глубоко чувствую зал, каждую человеческую, зрительскую, клеточку, каждое волнение сердца в многолюдном помещении. Я знаю, как горят их глаза, как в них поселяется страх или пылает огонь, как душу сводит от ужаса или в сердце проносится вихрь буйных красот.

Зритель должен поверить, что всё, что творится на сцене, не только яркая, восхитительная жизнь, но и магия. Чтобы до дрожи. Чтобы до мурашек. Чтобы музыка обволокла каждого — зрителя, артиста, художников; меня, дирижера — и заключила в свои объятия, и не отпускала три часа до конца спектакля.

И сегодня, в очередной успешный раз, так и было.

Премьера спектакля, которым открылся новый сезон в моем театре, прошла более чем на «ура». Все жутко волновались — от дирекции до артистов миманса. Я ни на одну секунду за весь вечер не выказал перед коллегами, что меня тоже одолевает душевное волнение, из-за которого голова начинает идти кругом, а несчастная нога — ныть. Мне было чуть ли не страшнее всех приложивших силы к созданию спектакля участников.

Очень боялся и стеснялся, что коллеги будут жалеть меня, поэтому когда вышел к ним на свою первую оркестровку после выписки, опираясь на трость, всё же готов был встретить робкий кашель и отведение взглядов. И обрадовался, что ничего подобного не было. Все очень тепло и радостно встретили меня, приветствуя с выходом на работу. Я сразу же словно позабыл о трости и боли в ноге и, не боясь показаться смешным и нелепым, поковылял к пульту, где меня ждали объемная нотная партитура — и палочка. Я сел на высокий стул напротив пульта, прислонил к его спинке трость, благодарным взглядом окинул весь оркестр и присутствующих артистов. Музыканты улыбнулись в ответ. Я кивнул в сторону моих замечательных (любящий сарказм) гобоев. Те радостно закивали головами как китайские болванчики. Взмахнув волосами, положил обе ладони на закрытую книгу партитуры, подождал пару секунд, словно впитывал в себя по каждой отдельной ноте, и раскрыл на первой странице. Глаза и руки враз всё вспомнили.

Осторожно взял палочку, подозрительно повертел ее в руках. Вдруг вычудит? Взмахнул ею. Ну, раз гобои не зацвели, как розарий, значит, обычная, дирижерская, стандартная, а я сдержал свой чародейский порыв. (Отлично, теперь я еще и параноиком заделался.) Впрочем, можно провести этот музыкальный день и без палочки. Хватит мне на время напоминаний о магических артефактах.