Из книги «Карусель» - Альтов Семен Теодорович. Страница 8

Дельное предложение внесла Ира Мамонова:

— В субботу вылазка в лес за грибами в район Выборгского шоссе, — прочешем лес. Может, найдем бандитское гнездо, где томится товарищ наш Коля Терехин!

В субботу автобус не смог вместить всех желающих. Остальные добирались в лес на попутках. В районе сорок шестого километра народ кинулся в лес, воровато озираясь, не отвечая на редкие «ау». Можно было подумать, что никто не хочет выдавать потайные грибные места.

Как договаривались, водитель начал гудеть в восемь вечера. А кончил гудеть пол-одиннадцатого, когда окончательно стемнело. Сотрудники выходили из лесу по одному с пустыми корзинами, изодранные до крови, как будто в этом году бандитов в лесу было куда больше, чем грибов.

На следующий день все были тихи и печальны. Вздыхали, нюхали, затягиваясь, еловые шишки из лесу, кто-то произносил:

— Что-то сейчас с Терехиным делается, хотелось бы знать…

И все подключались:

— Наверно, гаденыш, рыбку ловит…

— Грибков белых на зиму тонну, небось, насолил, алкоголик!..

Секретарша Валюша Синицына раскачивалась, как при зубной боли:

— До чего страна бестолковая! Неужели в таком большом коллективе нельзя было похитить более достойного человека! Хотя бы на суточки! …Пошла третья неделя со дня похищения. Бандиты слали отчаянные письма, угрожая при отсутствии выкупа отравить Терехина, утопить, расчленить…

— Расчленить! — мечтательно повторяла Синицына, читая послание. — Ну почему одним все, а другим ничего?!

В институте поговаривали, что кой-кого видели вечерами прогуливающимися по Выборгскому шоссе в районе сорок шестого километра. Но никто похишен не был.

Хотя сотрудницы смело бросались под колеса машин, а когда водители спрашивали:

«Вам куда?», игриво отвечали: «Куда скажете! Вам виднее!» Валюша Синицына по вечерам распахивала окно на пятом этаже, спускала до земли связанную из простыней веревку, ставила пластинку «Лучшие итальянские песни», ту же «Феличиту», и в прелестной ночной рубашке ложилась на диван, держа в руках чемоданчик с вешами. И хоть бы одна сволочь воспользовалась случаем! Лишь однажды в окне показалась лохматая голова и спросила: «Слышь, подруга, водочка есть?» И в других домах было тревожно. Жены цедили сквозь зубы:

— Терехина почему-то похитили! Настоящие мужики нарасхват. А ты никому не нужное барахло!

На что мужья, свирепея, отвечали с достоинством:

— Дура! Да я последнее отдам тому идиоту, который спьяну тебя умыкнет хоть на пару деньков!.. Я бы показал тут, какое я барахло!..

Короче, трудно сказать, каково приходилось Терехину, но остальным после его похищения не стало житья, это точно!

Поэтому, когда в очередном письме похитители взмолились: «Заберите Терехина назад вместе с пятью штуками сушеного леща и шестью килограммами сушеных грибов, исключительно белых», — общее собрание постановило: «Пусть возвращается, прохиндей! Мы ему такую встречу устроим, мафии не снилось! А грибы и леща разыграем! Плюс тысячу долларов за моральный ущерб!» Согласно договоренности, в 15.00 к беседке на сорок шестом километре подъехала директорская «Волга». Из нее вышли Уздекин, Свербляев и Валя Синицына. На расстоянии двадцати метров притормозил красный лимузин. Двое здоровенных мужчин в черных масках выволокли из машины человека, отдаленно напоминавшего Терехина.

Обросший, загоревший, ставший шире в плечах. Лишь отсутствие маски отличало его от тех двух бандитов. Увидев своих, Терехин рванулся вперед.

— Назад! — Уздекин поднял руку. — Товарищи! Где остальное? Где лещ, где грибы, где доллары?

Пока один бандит висел на Терехине, второй вытащил из багажника деньги, лещей, грибы и швырнул все Уздекину. Тот пересчитал лещей, доллары, взвесил на безмене грибы.

— Все сошлось! — торжественно сказал он разбойникам. — Проваливайте, товарищи!

Бандиты толкнули Терехина вперед, а сами рванулись к машине. Синицына и Свербляев отчаянными прыжками помчались в погоню. Свербляев по пояс ворвался в машину, но Синицына девичьим локтем так двинула в бок, что Свербляев, согнувшись, рухнул на землю. Синицына ласточкой влетела в рванувшийся автомобиль, захлопнула дверцу, и лимузин красной каплей скатился за горизонт.

Терехин заботливо поднял Свербляева на руки и отнес в директорскую «Волгу».

Усадил на заднее сиденье и сел рядом с ним. Свербляев припал к широкой терехинской груди, жадно внюхиваясь в лесные запахи, которыми полна была куртка, и зарыдал, как ребенок:

— Коля!.. Коля!.. Ну почему так всегда?! А?! Скажи, Коль, почему никому, даже мафии, я не нужен?!

Терехин не выдержал и заплакал:

— Сережка! Родной ты мой!.. Если бы ты только знал, как я без вас!.. по вам… боже ты мой!

Уздекин сказал:

— Николай, нам вас так не хватало! Представьте: все взносы сдали, а тридцати ваших копеек нет!

Машина набрала скорость. Уздекин, посасывая спинку леща, включил приемник, и, как по заявке, итальянцы запели «Феличиту».

Это бесшабашное слово у итальянцев означает «счастье». Терехин и Свербляев сидели, обнявшись, и плакали каждый о своем.

Укусы

Не так боюсь холеры, как одиночества. Потому что с холерой давно покончили, а с одиночеством нет. На стенку лезешь, ухо к полу прикладываешь: не идет ли кто!

Иногда полжизни дурацкой отдал бы за голос человеческий. Чтоб разговаривали со мной, смотрели в глаза мне; как дикторша на экране всем в душу заглядывает одновременно, чтоб вот так мне одному! Надежда только на телефон красненький.

Но друзья звонят, только когда им что-то от меня надо. А когда мне надо, ни один сукин сын не наберет!

Самому что ли позвонить? Ноль восемь…

«Двадцать три часа две минуты…» Во женщина неприступная! Но все равно есть номера, по которым можно людей на дом вызвать!

Раньше горели самостоятельно. Без посторонней помощи. А теперь поджег, набрал ноль один — и лезут в окна несгораемые ребята с топорами и в касках. Поливают живой водой из брандспойта — и, хочешь не хочешь, живешь дальше.

Опять заскучал — заманиваешь в квартиру вора. Пока он ищет драгоценности, ты заветные ноль два набираешь. И люди мужественной профессии взламывают дверь, всех арестовывают, сажают за стол: до утра разговариваете, пьете кофе, даете показания.

Сердечко прихватило — не горюй! До аппарата доползи, ресничками наскреби ноль три — и «скорая помощь» найдет тебя живого или мертвого. Кольнут в белу рученьку — глаза откроешь, а над тобой люди склонились, — значит, снова ты не один!

С телефоном не соскучишься, это не телевизор. Газ включил, а спичку не зажег — вот и запахло противненьким. Немедленно звони женшине по ноль четыре. «У меня газом пахнет, чувствуете?» И трубку к плите подносишь. Не успеешь газом надышаться — приезжает аварийная как миленькая. Бесплатно делают искусственное дыхание, молоком отпаивают, переживают: умер ты или нет?! А что еще человеку надо, кроме искусственного дыхания и заботы?

Ну почему все спят, когда я не сплю! Телефонов-то в справочнике, телефонов!..

Вот! При укусе животного знаете куда звонить? Ни вы, ни животное не в курсе. А здесь написано: 240-41-40. Даже при укусе паршивого животного есть куда жаловаться! А кому звонить, если блоха не укусит, — просто тоска гложет.

Позвонить, что ли, противостолбнячным товарищам? Приедут с гитарой, шприцами звеня. Посидим, потреплемся, а чтоб у них на работе неприятностей не было, поймаем животное, заставим укусить…

«Двадцать три часа тридцать пять минут…» А если нет денег, вызываешь уголовный розыск на дом вместе с овчарками, даешь им понюхать рубль, собачка берет след и находит тридцать рублей!

Потом на все эти деньги закажу разговор с Парижем. Запросто. Чтоб позвонили мне, — все оплачено. Наверно, я ничего не пойму, кроме «жэ тэм» и «Нотрдам», но дело не в этом! Не понять француженку — кто откажется?

«Двадцать три часа сорок семь минут…» Да, это не француженка! Хотя по голосу лет тридцать, не больше. Раз Париж не дают, значит… Париж занят. Ну, занята моя парижанка парижанином, у них это, как у нас мороженого поесть! И черт с ней! Зато таких белых ночей, как в Ленинграде, ни в одном Париже не увидишь!