Если твоя жена вернётся, или Навязанное материнство (СИ) - Смирнова Юлия. Страница 7
Ещё живая,
Но пришпилена иглой,
Словно бабочка,
Страдаю нестерпимо, но всё же
Стараюсь я взлететь.
— Страдаю нестерпимо, — с неожиданным интересом повторил Боря. — Но всё же… стараюсь я взлететь.
Мальчик опустил свой чугунный взгляд в мои глаза. Этот взгляд заставлял меня теряться: я не понимала, с какой стороны Боря мой ровесник. То ли мне одиннадцать, то ли ему тридцать три.
— Только идиоты фотографируют всё подряд, — заявил, оживляясь, Боря. — Тем более с такими целями.
— Не умничай, Борис! Мне было одиннадцать, а тебе не было тридцати трех. Тебе не понять, зачем я это делаю. Это чувства, с их помощью я борюсь. Стараюсь выжить.
— Ну борись, — со смешком поглядел мальчик. — А кстати. Может такое быть, что имя "Борис" происходит от слова "борись"?
— Не думаю, — усомнилась я. — Оно вроде бы образовано от слова "барс". То-то ты мне показался юным леопардом, готовым кинуться на жертву.
— Вот и правильно показалось, — сказал Борис своим невыразительным голосом. Я не поняла: то ли это насмешка, то ли похвала. — А ещё ты знала других Борисов?
— Знала одного дедушку с соседней кафедры. Он был огонь. Воспитывал всех подряд: я видела однажды, как он принялся читать нотации каким-то пацанам в метро, ему сделали замечание, он переключился на других — и вскоре уже поучал весь вагон. Мы с однокурсниками называли его "Бориской-редиской".
— Бориска? — мальчик почему-то воодушевился. — Это лучше, чем Боря. Ты можешь называть меня Бориской!
— Да ну что ты, — засмеялась я.
— Бориска, Бориска! — настаивал мальчик. — Либо Бориска, либо никак.
— Хорошо, — снова пошла я на компромисс. Парень казался довольным:
— Я всегда сам беру, что мне надо. Не жду, пока предложат.
Наконец мы подошли к зданию Городского Совета; во дворе Борис подвёл меня к неприметной щели и с гордостью продемонстрировал находку:
— Вот. Присмотрись-ка! У меня туда как раз пролезает рука. Я их там зачерпнул и сунул в коробку под крышку. Потом принёс и… ну ты поняла.
Я присмотрелась: тьма кишела огромными тараканьими тварями — и мне вдруг всё стало ясно.
— Это же и есть вероятный очаг инфекции, который они не могут обнаружить! — воскликнула я. — Мне в последнее время несколько раз попадалось в новостях, что в здании Городского Совета периодически кто-то заболевает брюшным тифом. Боже, надеюсь, ты хотя бы помыл руки после тараканов! Как законопослушные граждане, мы обязаны немедленно доложить о находке администрации.
— Вот ещё! — отказался Боря. — Это мой тараканник, ясно? Только мой! Если у меня его отнимут — чем я буду пользоваться? Чешуйниц в ванной изредка отлавливать?
— Здоровье людей — не игрушки, Боря!
— Ты обещала называть меня Бориской!
— Хорошо… Бориска. Идём скорее к центральному входу, поговорим там с охраной на вахте.
— Погоди. Ты собираешься отнять у меня тараканник, ничего не предлагая взамен?
— Ну и чего же ты хочешь?
— Я сообщу о тараканнике только при двух условиях. Первое: что ты ненавидишь так же, как я ненавижу писать на русском и испанском? Какое занятие? Для тебя ведь есть что-нибудь такое же трудное? Отвечай сразу, чтобы не успеть наврать.
— Ладно, ладно. Это тест GRE — я завалила математическую часть: и количественные сравнения, и задачи, и интерпретацию данных по графикам. Думала здесь перезащититься, что дало бы мне возможность получить должность повыше и зарабатывать побольше, — но не прошла из-за результатов теста.
— С тобой будет легко. Ты совсем идиотка, — удовлетворённо оглядел меня Боря. — Только идиот завалил бы GRE. Так и быть, ты займёшься со мной этим русским и испанским дерьмом… но на полурока. Остальные полурока я буду с тобой заниматься GRE — чтобы ты на собственной шкуре прочувствовала, каково это, когда тебя заставляют делать то, что ты терпеть не можешь, и оно никак не получается. Идёт?
— Но ведь это для твоего же блага! Ты хочешь нормально учиться в школе?
— А ты? Нормально работать не хочешь, со сданным GRE?
Крыть мне было нечем.
— Хорошо. А второе условие?
— Ты поможешь мне извести ту папину бабу.
— Нет, — отказалась я. — Это личная жизнь твоего отца, он взрослый человек, и влезать никто не имеет права. Ни я, ни даже ты.
— Но ведь он ко мне влез! Навязал же тебя, меня не спросил, — пожал плечами Борис. — А ты… отступаешь, даже не поборовшись?
— С этой несчастной женщины… не хватит твоих тараканов, а, Бориска?
— Это уж я решу, хватит или не хватит. По рукам?
Тогда я ещё не понимала, во что ввязываюсь и чем выторговываю себе этот чёртов тараканник; знала бы заранее — может, оставила бы на месте его отвратительных жильцов.
Когда Боря… Бориска рассказал охранникам о тараканнике, отвёл и показал одному из них, — те сразу связались со службой дезинфекции. За бдительность юного блюстителя порядка неожиданно наградили: подарили ему книжку со старыми гравюрами города и фирменный значок сотрудника Горсовета; также вахтёр пригласил:
— Хочешь вместе с мамой подняться на обзорную площадку? Она недавно открылась.
Я почувствовала, что моё лицо заливается краской. Бориска проницательно посмотрел на меня:
— Прямо жалко тебя делается. Люди-то вокруг тоже не дураки — видала?
Я действительно стушевалась, будто пойманная на лжи; словно парень пристыдил меня, заставив признаться, что это я родила его и сразу же отказалась, исчезла куда-то на долгие одиннадцать лет.
— У тебя виноватый вид? — ещё насмешливее спросил мальчик. — И пальцы вздрагивают. Сделала что-то… о чём теперь жалеешь?
— Боже! Да ты хоть на минуту оставляешь свои инсинуации?
— А почему ты так нервничаешь? Боишься, я тебя не прощу? Не бойся, прямо сегодня я тебя точно не убью. Тебе, насколько я вижу, и так фигово.
Надо что-то сказать ему на это, как-то отпарировать! Как? Что он имеет в виду? Не может же он всерьёз считать… что я его мать?
— Бориска, мне жаль, что с тобой так поступили. Но я не имею к этому никакого отношения.
— Ой! Да неужели? Сердечно поздравляю!
— А ты на фотографиях-то видел свою… маму?
— Вообще их совсем немного… Но да, конечно, видел. Хотя папа не любит их рассматривать и говорить на твою тему.
— И что? Неужели мы с твоей мамой на этих фото прямо-таки двойники?
— Нет, естественно! — высокомерно бросил Бориска. — Одиннадцать лет — большой срок. Ты, конечно, довольно сильно изменилась. Постарела. Но в целом узнаваема!
— Борис, — глядя ему в глаза, уверенно выговорила я, — это не я тебя родила.
Боже! Я слышала себя со стороны и ужаснулась тому, как фальшиво прозвучал мой голос. Я будто оправдывалась!
— Понимаю, — ухмыльнулся Бориска.
— Значит, я ни в чём перед тобой не виновата.
— Хорошо, что ты так чувствуешь. Остаётся только порадоваться за тебя.
— Скажи прямо: какие у тебя ко мне претензии? Если тебе нужен взрослый, которым можно управлять, то ты обратился не по адресу.
— Почему? Люди заводят детей для удовольствия. Чтобы избавиться от одиночества. Чтобы была помощь и поддержка. Чтобы было кого погонять и кем помыкать. Чтобы выглядеть нормальными в глазах других. Быть как все. И много для чего ещё. Почему бы ребёнку не завести взрослого в тех же целях?
Я так и села. Чтобы проверить, удался ли его нокаут, Бориска подошел близко и всмотрелся в моё лицо. Убедившись, что возразить мне нечего, благодушно обратился ко мне:
— А почему ты отказалась от ребёнка? Не бойся, я не скажу папе.
— Что ты плетёшь! — возмутилась я. — Я никогда не отказывалась от ребёнка. Вернее, не отказалась бы, если бы родила!
Бориска проницательно смотрел на меня.
— Ну, считай, что я спросил, почему ты отказалась от ребёнка как от идеи его завести.
— «Считай»? Что ты там себе про меня думаешь?
— Я не думаю, я знаю. Знаю, что ты рада, что у тебя одиннадцать лет не было никакого беспокойства с ребёнком.