Путешествие в молодость (СИ) - Поляков Эдуард Павлович. Страница 28

Стрёмное это чувство, скажу я вам. Я, было, застеснялся и хотел запротестовать, но мочевой пузырь был другого мнения. Пришлось повиноваться.

— Больной, расслабьтесь, — хитро улыбаясь и продолжая сверлить меня томным взглядом, прощебетала медичка. — А то катетер придется ставить.

Ага, как же. Не было ещё в моей жизни такого, чтобы такие красотки утку под меня пихали и хрен мой не в себя направляли, а в холодное металлическое изделие. Но все бывает в первый раз.

Да и чтобы такие красавицы да в мой родимый пенис всякие инородные тела запихивали, как то совершенно не хотелось.

Вот если бы ей ввести… И не катетер…

Воображение уже начало рисовать интересные картины, а организм напомнил, что избавить от лишнего нужно не только мочевой.

— Больной, да вы прямо на глазах выздоравливаете, — с придыханием произнесла гостья, облизнув губы.

— Он сам, — буркнул я, отгоняя от себя фривольные мысли.

Подышал глубоко, глаза закрыл, отгоняя от себя всякие непотребства и потихоньку-полегоньку, а облегчил мочевой.

— А ты у меня умничка, — вновь вогнала меня в ступор медичка, с нескрываемым интересом наблюдавшая за столь интимным процессом.

Проведя наманикюренным пальчиком по моим губам, она, поправляя одеяло, наклонилась так, что из-под халата показался краешек ее беленьких трусиков. Я нервно сглотнул. А эта проказница улыбнулась мне, подмигнула, выдернула из-под меня утку и была такова.

Не успел я врубиться, что за херня только что произошла, как дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился Саныч.

— Какие медсестрички тут у тебя! — выдал дружан, подмигивая мне.

— А то! — радостно хмыкнул я.

Значит медичка была реальностью, а я то уж грешным делом подумал, что это был глюк, вызванный воздержанием, алкоголем и травмой. Стал бы на этом фоне к пенсионерке свои шары подкатывать.

— Бррр, — поежился я, представив, как писаная красавица, сидя верхом на мне, превращается в обрюзгшую бабку.

Саныч моих умозаключений и фантазий не знал, а потому кислую мину на моей морде воспринял на свой счет.

— Да ладно тебе, с кем не бывает. Братан, я ж к тебе на помощь спешил. Малой прилетел и кипишь навёл. Санька, говорит, пиздят. Спасать надо. А я ж за тебя. Ну, ты знаешь, — оправдывался фермер.

— Да ну тебя, — вяло отмахнулся я. — Забыли, проехали.

— А вот это правильно, — подметил друг детства. — Я тут тебе апельсинчиков принес. Ты это, как доктор добро даст, витамины трескай. Коньяк не разрешили. Так что, на сухую точи.

Я кивнул. Говорить не было никакой охоты. Хотелось дремать и ни о чём не думать. И я просто отмахнулся от сердобольного друга.

Саныч даже надулся немного. Поставил пакет (сука опять шаблоны и стереотипы) на тумбочку, подмигнул мне, пожелал скорейшего выздоровления и был таков.

— Вот какой дурак это придумал, — пробурчал я, когда сельский олигарх скрылся за дверью. — Лежишь себе такой, вокруг болезнь и смертью пахнет. Раскаиваться начинаешь, об исправлении думаешь, обеты себе даешь, а тут приходит такой, пышущий здоровьем товарищ и давай толкать речи, как у него все охеренно и кайфово. А ты такой лежишь и… Как там в мемах? “Ну да, ну да. Пошел я нахер”.

Вот такие невеселые мысли лезли в больную голову. Обидно. Но делать было нечего. Пришлось смириться и снова тупо пялиться в потолок. Как я задремал, даже не заметил.

Разбудила меня медичка. Но другая. Совершенно другая. Это была уже классическая медсестра — полноватая дама слегка за пятьдесят.

Она была не так приветлива. С натянутой улыбкой вкатила мне укол, поменяла систему. Скептически осмотрев меня, хмыкнула и ретировалась, переваливаясь как утка.

Дремать расхотелось. Мобильника не было, пришлось опять развлекать себя мыслями. Хотелось бы позитивными, но сегодня меня, как назло, тянуло лишь на минор.

Началось с классического, а вот если бы, а вот было бы круто бы, превратившееся в классическое “И нахрена я тогда…”.

В общем, ничего нового. Банальное самобичевание, так любимое отечественными классиками, перемешанное с творениями современных авторов, у которых все противоположно. Герои сплошь и рядом и все боготворят того, про кого идет речь. Причем, если в классической литературе, герой был, как бы абстрактным и он ассоциировался у читателя с собственной личностью, то сейчас почти везде идет гордое “Я”. Получается, и автор бахвалится собой, и читатель, примеряет на себя личину навязываемого героя, и на некоторое время превращается в Великого творца судеб.

А потом книга сворачивается в трей и великий покоритель всех и вся, обладатель огромного гарема, шаркая по линолеуму, бредет в сторону кухни. А как не идти, если жена или мать есть позвала. И всё.

А если ещё начнут пенять, что сын мамкиной подруги — да, а ты писец, всю жизнь покалечил — вообще тушите свет. Вот такие вот чудеса.

Доморощенная философия утомила. И мысленно поставив жирную точку, я успокоился и опять задремал.

Во второй раз пробуждение было в сотни раз приятнее. Проснулся я от приятного поглаживания в районе паха. Я лежал, боясь пошевелиться, а в голове витала только одно: “Кто это? Сексапильная медсестричка или озабоченная пожилая медичка?”.

Неведение — стрёмное состояние. Открыть глаз и подсмотреть было можно. Но было кайфово. А вдруг, как это та бабка или кто ещё похуже и что тогда? А так, типа сплю, — успокаивал я себя, представляя молоденькую медичку.

Благо, что моя вторая голова уже забрала лишнюю кровь от мозга.

Думать расхотелось, и я на волнах блаженства поплыл к долгожданной разрядке.

Молодая шалунья, а хотелось полагать именно так, знала что делала. Пару раз даже закралось подозрение, что, судя по опыту, — это та бабка. Член даже разок испугался от таких мыслей и попытался ретироваться. Но не тут то было. Умелые пальчики и теплые губки вновь вернули кровоток в нужное русло. А через минуту и вовсе заставили меня судорожно дернуться, а уже с опустошенными яйцами замереть в приятном неведении.

— Какой вы воздержанный, больной, — развеял все сомнения голос моей утренней гостьи.

Я облегченно вздохнул и, щурясь словно кот, обожравшийся сметаны, приоткрыл левый глаз.

— А вы знаете, что мужчинам вредно долгое воздержание, а у вас оно было на лицо, — назидательно произнесла шалунья.

— И на губах ещё следы разврата, — улыбнулся я.

Гостья улыбнулась, достала пудреницу и, совершенно не обращая на меня внимания, принялась наводить красоту. Как будто такие побудки в этой больнице были в порядке вещей.

— Тебе понравилось? — бросила она в мою сторону, убирая свой марафетный девайс в карман миниатюрного халатика, плотно обтягивающего её ладную фигурку.

— Ещё как, — прохрипел я, не придумав ничего более умного.

— Будешь хорошо себя вести, вечером процедуру повторим, — подмигнула она и, бросив на постель мой мобильник, выпорхнула из палаты.

Вопреки стереотипу, после качественного миньета спать не хотелось. Мной наоборот овладела бодрость. Мир заиграл новыми красками. Но встать или сесть в кровати я не осмелился. Протянул руку, взял апельсин и принялся потчевать организм, измученный деревенским дистиллятом, витаминами.

Жевать, лежать и думать было в кайф. А о чём думается, когда от тебя пару минут назад упорхнула такая красотка? Естественно о сексе. Но и тут меня потянуло в какую то философию.

— Вот почему, самые яркие сексуальные образы у мужчин с больницей и медсёстрами ассоциируются? — зародилась в моей затуманенной голове мысль.

Получается, попал организм в непривычную среду — в больницу. Тут смерть — привычное явление. Какая-то чиновница так и заявила, больницы для того и существуют, чтобы люди тут умирали, — строил я логический ряд.

— Получается, мозг понимает, что запахло песцом. Тут в дело вступают инстинкты размножения. Потомство же нужно оставить. Это и породило самую желанную мужскую фантазию. Вот и стремится он передать свою генетическую информацию абы кому. А тут ещё и обстановка специфическая. Да еще и такие образы перед глазами. Вот мужская фантазия, подкрепленная инстинктом, и провоцирует на всякое, — сделал я умозаключение.