Дорожные работы - Кинг Стивен. Страница 34

Его охватила дрожь, и он обхватил колени в напрасной попытке унять ее. Ночью все выглядело в каком-то странном свете. Что это он тут делает, сидя на полу в гостиной, прижимаясь к груди коленями и дрожа, словно старый алкоголик в подворотне? Или как кататоник, как гребаный психопат – вот это уже ближе к истине. Неужели это правда? Неужели он действительно сошел с ума? Неужели он не просто странный тип, не просто хрен моржовый, у которого поехала крыша, а самый настоящий сумасшедший? Мысль эта вызвала в нем новый приступ ужаса. Неужели он действительно ездил к гангстеру, пытаясь достать взрывчатку? Неужели он действительно прячет в гараже кольт сорок четвертого калибра и винтовку, из которой можно убить слона? Жалкий, скулящий звук вырвался у него из горла, и он осторожно поднялся, похрустывая костями, словно столетний старик.

Не позволяя себе больше ни о чем думать, он поднялся по лестнице и шагнул в спальню.

– Оливия? – прошептал он. Все это было нелепо, словно сцена из старого фильма с Рудольфом Валентине. – Ты спишь или нет?

– Нет, не сплю, – отозвалась она. Голос ее действительно не показался ему сонным. – Я не могла заснуть из-за этих часов. Ну, электронных. Они то и дело щелкали. Пришлось выдернуть их из розетки.

– Ну и хорошо, – сказал он, подумав о том, как нелепо звучит его фраза. – Мне приснился очень плохой сон.

Раздался шорох сброшенного покрывала.

– Иди сюда. Ложись рядом со мной.

– Я…

– Заткнешься ты наконец?

Он лег рядом с ней. Она была абсолютно голой. Они занимались любовью. Потом уснули.

К утру температура на улице понизилась до десяти градусов. Она спросила, получает ли он газету.

– Раньше получали, – ответил он. – Газеты разносил Кенни Аполингер. Теперь его семья переехала в Айову.

– В Айову, стало быть, – задумчиво повторила она и включила радио. Мужской голос рассказывал о погоде. Будет холодно и ясно.

– Хочешь, я поджарю тебе яйцо?

– Два, если есть.

– Конечно. Слушай, по поводу этой ночи, я хотел тебе сказать…

– Да хватит тебе об этом! Я кончила. Со мной это случается крайне редко. Мне понравилось.

Он почувствовал, как в душе у него зашевелилась тайная гордость. Скорее всего, она поняла это, а может быть, даже намеренно вызвала у него это чувство. Он поджарил яичницу. Два яйца для нее, два – для себя. Жареные хлебцы и кофе. Она выпила три чашки. С сахаром и со сливками.

– Так что же ты собираешься делать? – спросила она после завтрака.

– Отвезу тебя на автостраду, – ответил он, не задумываясь.

Она нетерпеливо махнула рукой.

– Да я не об этом тебя спрашиваю. О твоей жизни.

Он усмехнулся. – Серьезные вопросы ты задаешь с утра пораньше.

– Вопрос действительно серьезный, – ответила она. – Но не для меня, а для тебя.

– Не знаю, я как-то не задумывался об этом, – сказал он. – Знаешь, раньше… – Он слегка подчеркнул слово раньше, чтобы обозначить ту часть своей жизни, которая уже скрылась за горизонтом. -…до того, как топор упал, мне кажется, я чувствовал себя примерно так же, как приговоренный в камере смертников. Все казалось каким-то нереальным. Словно я живу в каком-то стеклянном сне, который никогда не кончится. А теперь все снова стало реальным, настоящим. Вот эта ночь, например… Она была настоящей.

– Я рада, – сказала она, и слова ее прозвучали искренне. – Но что ты все-таки собираешься делать?

– Бог его знает.

– Это грустно, – сказала сна.

– Вот как? – спросил он. И это был не просто риторический вопрос.

Они снова сидели в машине, направляясь по шоссе № 7 в сторону Лэнди. В предместьях на шоссе была пробка, и то и дело приходилось останавливаться. Люди направлялись на работу. Когда они проезжали мимо строительных работ на 784-й автостраде, рабочий день там уже начинался. Люди в желтых защитных строительных касках и зеленых резиновых сапогах залезали в машины. Морозные облачка вырывались у них изо рта. Двигатель одного из оранжевых асфальтоукладчиков фыркнул, фыркнул еще раз, потом дернулся, громко кашлянув, словно выплюнувшая снаряд пушка, потом снова фыркнул и привычно затарахтел. Водитель время от времени поддавал газу, и звук двигателя был похож на шум отдаленного сражения.

– Отсюда сверху они похожи на маленьких мальчиков, которые катают грузовики по песочнице, – сказала она.

За пределами города движение наладилось. Она взяла двести долларов без смущения и без неохоты – однако, и без особого блеска в глазах. Она распорола в одном месте подкладку своего пальто, засунула туда банкноты, а потом зашила подкладку синей ниткой, найденной в коробке Мэри для цветных принадлежностей. Она отказалась от его предложения отвезти ее на автобусную станцию, ответив, что денег хватит на более долгий срок, если она поедет автостопом.

– Так почему же такая симпатичная девушка путешествует автостопом в одиночку? – спросил он.

– Что ты говоришь? – переспросила она, выныривая из потока своих мыслей.

Он улыбнулся. – Откуда ты взялась? Почему ты едешь в Лас-Вегас? Ты ведь тоже живешь вне общества, как и я. Так расскажи мне свою предысторию.

Она пожала плечами. – Да тут и рассказывать-то особенно нечего. Я была студенткой колледжа в Нью-хемпширском университете, в Дархеме. Это рядом с Портсмутом. Ну, в этом году я перешла на предпоследний курс. Жила за территорией кампуса. Вместе с парнем. Мы вдвоем сильно подсели на наркотики.

– Что-нибудь вроде героина?

Она весело рассмеялась. – Нет, я не знала ни одного человека, который кололся бы героином. Лично мы, симпатичные мелкобуржуазные наркоманы, предпочитаем галлюциногены. Лизергиновую кислоту [9]. Мескалин. Пару раз пробовали пейот. Короче говоря, всякую химию. В сентябре-ноябре я улетала по крайней мере раз шестнадцать, а то и все восемнадцать.

– И на что это похоже?

– Тебя интересует, были ли у меня неприятные ощущения от приема наркотиков?

– Да нет, просто спросил.

– Конечно, часто бывали и неприятные ощущения, но они всегда сопровождались и чем-то приятным. А к самым приятным ощущениям всегда примешивалась какая-нибудь гадость. Как-то раз я решила, что заболела лейкемией. Это было очень страшно. Но в основном было просто странно. Я ни разу не видела Бога. Ни разу не хотела совершить самоубийство. Ни разу не хотела кого-нибудь убить.

Она задумалась и замолчала на минуту-другую. Потом заговорила снова.

– Всех почему-то волнует эта тема. Ортодоксы, люди вроде Арта Линклеттера, говорят, что наркотики – это верный путь к смерти. А есть сдвинувшиеся на этом люди, которые утверждают, что наркотики откроют перед тобой все двери и сделают тебя свободным. Что с их помощью можно отыскать туннель, ведущий к твоему внутреннему «я», словно твоя душа – это нечто вроде сокровища в романе Райдера Хаггарда. Ты когда-нибудь его читал?

– В детстве читал роман «Она». Кажется, это ведь он написал?

– Да. Так вот, как ты считаешь, твоя душа похожа на изумруд во лбу у какого-нибудь идола?

– Никогда об этом не задумывался.

– Мне кажется, что непохожа, – сказала она. – Я тебе расскажу о самом лучшем и о самом худшем, что случалось со мной под воздействием наркотиков. Самым лучшим было одно время принимать дозу прямо в квартире и рассматривать обои. Там на обоях были такие маленькие круглые точки, и они превращались для меня в снег. Я сидела в гостиной и смотрела на метель на стенах по часу, а иногда и больше. И вот как-то раз через некоторое время я увидела маленькую девочку, которая с трудом шла по сугробам. На голове у нее был повязан платок – из какого-то очень грубого материала, вроде мешковины, и она придерживала его рукой, вот так. – Она поднесла руку к подбородку. – Я подумала, что она, наверное, идет домой, и вдруг, откуда ни возьмись, передо мной возникает целая улица, вся заваленная снегом. И вот она прошла по улице, а потом свернула на дорожку и вошла в дом. Вот это было лучше всего – сидеть в квартире и смотреть стеновидение. Правда, Джефф называл это мозговидением, но это в конце концов не так уж важно.