Крестный путь Сергея Есенина - Смолин Геннадий. Страница 43
Жёсткий ритм дактиля усиливает мрачные интонации монолога Чёрного человека, а взволнованный хорей способствует выражению диалогической формы мысли и повествования. Метафора разбитого зеркала прочитывается как аллегория погубленной жизни. Здесь выражены и пронзительная тоска по уходящей молодости, и осознание своей ненужности, и ощущение пошлости жизни.
Однако эта «слишком ранняя усталость» всё же преодолевается: в финале поэмы ночь сменяется утром – спасительной порой отрезвления от кошмаров тьмы. Ночной разговор с «прескверным гостем» помогает поэту проникнуть в глубины души и с болью сорвать с неё тёмные наслоения. Возможно, надеется лирический герой, это приведет к очищению.
В январском номере журнала «Новый мир» в 1926 году появилась ошеломляющая публикация: «С. Есенин. „Чёрный человек”».
Текст поэмы производил особенно сильное впечатление на фоне недавней трагической кончины молодого поэта. Современники сочли это произведение своеобразной покаянной исповедью «скандального поэта». И действительно, такого беспощадного и мучительного самообличения, как в этом произведении, не знала русская поэзия. Приведём здесь его краткое содержание.
«Чёрный человек»: Есенин наедине с собой. Поэма открывается обращением. «Друг мой, друг мой, – начинает исповедоваться лирический герой, – я очень и очень болен…».
Мы понимаем, что речь идёт о душевном страдании. Выразительна метафора: голова сравнивается с птицей, стремящейся улететь, – «Ей на шее [в] ночи // маячить больше невмочь». Что же происходит? В пору терзающей бессонницы к герою приходит и садится на постель мистический Чёрный человек. Есенин (анализ источников создания поэмы это подтверждает) апеллирует в некоторой степени к произведению Пушкина «Моцарт и Сальери». Великому композитору накануне гибели тоже виделся некий зловещий Чёрный человек. Однако у Есенина эта фигура осмысливается совсем по-другому. Чёрный человек – это альтерэго поэта, другое его «я». Чем же мучает лирического героя скверный Чёрный человек?
В третьей строфе поэмы возникает образ книги, в которой до мельчайших подробностей излагается вся человеческая жизнь. В Библии, в Откровении Иоанна Богослова, говорится о том, что, читая Книгу жизни, Бог судит каждого человека, согласно его делам. Письмена в руках есенинского Чёрного человека демонстрируют, что и дьявол пристально следит за судьбами людей. В его записях, правда, не развернутая история личности, а лишь её краткое содержание. Чёрный человек (Есенин подчёркивает это) выбрал всё самое неприглядное и злое. Он рассказывает о «прохвосте и забулдыге», об авантюристе «самой высокой марки», об «изящном поэте» с «ухватистой силою». Он утверждает, что счастье – это только «ловкость ума и рук», пускай и приносят «много мук… изломанные // И лживые жесты». Здесь стоит упомянуть о новомодной теории, сложившейся в декадентских кругах начала XX века, об особой миссии языка жестов, приверженцем которой был Есенин и «царицей» которых являлась великая танцовщица Айседора Дункан. Брак с ней был недолгим и не принёс поэту умиротворения. «Казаться улыбчивым и простым» в то время, когда сердце разрывала тоска, ему приходилось не только по воле господствовавшей тогда моды. Только так поэт мог скрыть и от самого себя мрак грядущей безнадёжности, связанной не только с внутренними противоречиями личности, но и с ужасами большевизма в России.
Что таится на дне души? В девятой строфе поэмы мы видим, как лирический герой отказывается говорить с незваным гостем: он всё ещё хочет откреститься от страшного рассказа, который ведёт Чёрный человек. Есенин еще не принимает анализ житейских передряг «какого-то» морального «жулика и вора» как исследование собственной жизни, сопротивляется этому. Однако уже и сам понимает, что тщетны его усилия. Поэт упрекает чёрного гостя в том, что он имеет право вторгаться в глубины и доставать что-то с самого дна, ведь он «не на службе… водолазовой». Эта строка полемически обращена к произведению французского поэта Альфреда де Мюссе, который в «Декабрьской ночи» использует образ водолаза, блуждающего по «пропасти забвения». Грамматическая же конструкция («водолазовая служба») апеллирует к морфологическим изыскам Маяковского, который по-футуристически смело ломал устоявшиеся формы в языке.
Образ ночного перекрёстка в двенадцатой строфе напоминает о христианской символике креста, соединяющего все направления пространства и времени, и содержит языческое представление о перекрёстке как о месте нечистых заговоров и чар. Оба эти символа с детства впитал впечатлительный крестьянский юноша Сергей Есенин. Стихи «Чёрный человек» объединяют две противоположные традиции, отчего страх и мука лирического героя обретают глобальный метафизический оттенок. Он «один у окошка»… Слово «окно» этимологически связано в русском языке со словом «око». Это «глаз» избы, через который в неё льётся свет. Ночное окно напоминает зеркало, где каждый видит своё отражение. Так в поэме появляется намёк на то, кто на самом деле этот Чёрный человек. Теперь издевка ночного гостя приобретает более конкретный оттенок: речь идёт о поэте, появившемся на свет «может, в Рязани» (там родился Есенин), о светловолосом крестьянском мальчике «с голубыми глазами»…
Убийство двойника. Не в силах сдержать ярость и гнев, лирический герой пытается уничтожить проклятого двойника, бросает в него трость. Этот жест – бросить в привидевшегося чёрта что-нибудь – не раз встречается в литературных произведениях русских и зарубежных авторов. После этого исчезает Чёрный человек. Есенин (анализ аллегорического убийства двойника в мировой литературе доказывает это) пытается как бы уберечь себя от преследования своего другого «я». Но всегда такой финал ассоциируется и с самоубийством. Поэт, стоящий в одиночестве перед разбитым зеркалом, предстаёт в последней строфе произведения. Символика зеркала как проводника в другие миры, уводящего человека из действительности в обманный демонический мир, усиливает мрачный и многозначительный финал поэмы. Реквием по надежде. Трудно, почти невозможно, так бичевать себя на глазах у огромной публики, как это делает Есенин. Его невероятная искренность, с которой он открывает миру свою боль, делает исповедь отражением душевного надлома всех современников Есенина. Не случайно знавший поэта писатель Вениамин Левин отозвался о Чёрном человеке как о судебном следователе «по делам всего нашего поколения», питавшего много «прекраснейших мыслей и планов». Левин заметил, что в этом смысле добровольная ноша Есенина чем-то сродни жертве Христа, который на себя «взял немощи» и понёс на себе все человеческие «болезни».
Поэт терпит до конца. И срывается только тогда, когда в речи гостя возникает образ «мальчика в простой крестьянской семье, желтоволосого, с голубыми глазами»…
Ладно, вывернул ты меня наизнанку, собрал всю грязь, но уж этого, шалишь, этого я тебе не отдам!
Пушкин видел его, и пушкинский Моцарт не знал покоя от его посещения и, уже создав «Реквием», всё не мог отделаться от ощущения, что «как тень за мной он гонится», и кажется, что здесь, за столиком в трактире, «сам-третей сидит»… А в руке у собеседника уже зажат перстень с ядом.
Снова вспомнилось пушкинское: «…он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы…» И продолжается, и долго ещё будет продолжаться это зловещее враньё.
Не случайно же Чёрный человек «водит пальцем по мерзкой книге», не зря же поэт отсылал в минуты чтения поэмы каждого, имеющего уши и желающего слышать, к великому Пушкину.
Гоголь. И его мучил этот вечный носитель зла. И Достоевский был с ним знаком, и Блок. И вот теперь его, Есенина, очередь. Ну так он поставит на этом точку!