Приключения Чикарели (СИ) - Марухян Рубен Арамович. Страница 2
— Добро пожаловать, ласковое солнышко, — зашелестели деревья и травы, цветы и молодые побеги, ручьи и речки.
Оторвавшийся от солнца озорной лучик спрыгнул прямо в лесную чащу и побежал по темной тропинке, освещая все вокруг.
Я постелил у самого большого лопуха свой пиджак и только собирался развалиться на нем, наслаждаясь лесным покоем, как вдруг кто-то пискнул под самым ухом:
— Осторожнее, растопчешь!
— Кто здесь? — испуганно спросил я, подскочив.
— Под ноги надо смотреть, когда ходишь, — укорял меня голос, эти взрослые топчут все, что им попадается на пути.
— Где же ты? — удивленно спросил я.
— Здесь, наклонись.
Честное слово, подобных вещей не случалось даже со мной. Я опустился на колени и осторожно отвел большой лист лопуха. Вот так чудеса! Под листом стоял и обиженно смотрел на меня маленький, ну совсем крошечный мальчуган. Мне тут же вспомнился Маленький Принц французского писателя Антуана де Сент Экзюпери.
— А-а, — протянул я с улыбкой, — я узнал тебя, ты Маленький Принц, прилетел с другой планеты.
— Какой еще принц? — недовольно пробурчал мой новый знакомый.
— Ну, тот, который сказал летчику на прощанье, что если ночью смотреть на небо, может показаться, что все звезды смеются.
— Я не говорил ничего подобного, и никакой я не принц.
— Значит, ты Дюймовочка.
— Еще чего, — рассердился мой знакомый, — Дюймовочка была девчонкой, а я — мужчина. Отодвинься, пожалуйста, не заслоняй мне солнца. Вечером чья-то коза сжевала крышу моего дома, и роса всю ночь капала на меня. Брр, как зябко.
Я отодвинулся, и мальчуган протянул ладони к солнцу так, как мы обычно протягиваем их к печке холодными зимними вечерами.
— Но из какой же ты сказки?
— И вовсе я не из сказки, — обиделся мальчуган.
— А кто ты?
— Я Мушег Араратян, вот кто.
— Мушег? Араратян? Как это может быть?
— Если не веришь, можешь проверить. Я живу в Ереване, в десятом доме, на улице Весенней.
— А с кем ты живешь?
— С родителями, как все нормальные люди. Папа у меня математик, к нему вся улица прибегает решать задачки по математике, а мама — учительница. А еще у меня есть сестра, она однажды даже выступала по телевидению, может, ты смотрел эту передачу. Только и делает, что пиликает на своем пианино или смотрит в окно напротив. Она влюбилась в артиста Саака Берберина, который там живет, ну, в того, кто в передаче «Вечерняя сказка» говорит за Поросенка. Сестру я люблю больше всех на свете, хотя она все время воспитывает меня: не делай этого, не делай того. Интересно, что она делает сейчас? — вздохнул мальчуган и умолк.
— Погоди, погоди, — недоуменно спросил я, — ты что, родился таким?
— Нет, просто уменьшился.
— Уменьшился? Как это? Отчего?
— От «чи карели». [1]
— Отчего, отчего?
— От слова «чи карели». Все хотят, чтобы я стал примерным мальчиком, делал все, как велят, и вечно теребят меня: «Чи карели, чи карели», а я терпеть не могу примерных. Почему-то Шеко все можно, а мне нет.
— Кто такой Шеко?
— Мой лучший друг. Знаешь, Шеко разбирается в любой технике. Он запросто может разобрать любые часы, стиральную машину, холодильник, пылесос, — словом, все, что попадется под руку, и соорудить летательный аппарат. Правда, ему еще ни разу не удавалось взлететь, но зато он уже пять раз подворачивал ногу и раз десять разбивал себе нос. Уж кто-кто, а я точно знаю, что он однажды обязательно полетит в космос на своем шекоплане. Ему все можно, а меня почему-то решили воспитывать и перевоспитывать, искоренять какие-то «дурные» привычки. Ходят за мной по пятам и твердят одно и то же: «Чи карели, чи карели!» А это «чи карели» обладает магическим свойством: чем больше мне говорили «чи карели», тем сильнее мне хотелось делать то, чего нельзя. Не знаю, что будет дальше, — вздохнул мальчуган, глядя на меня печальными глазами.
— Не волнуйся, все уладится, — решил обнадежить его я, не совсем еще понимая, что же произошло с ним.
— Ты думаешь, я о себе забочусь? Если наши узнают, что я стал таким, у папы точно будет инфаркт, а мама умрет с горя.
— Неужели они не знают?
— Нет, что ты. Родители думают, что я у деда на пасеке. А дедушка думает, что я в деревне у бабушки. Если я до воскресенья не стану прежним… В воскресенье родители приедут за мной. Пожалуйста, помоги мне.
— Честно говоря, я даже не знаю, как поступают в таких случаях. Может, нужно обратиться к врачу?
— Почем я знаю? — он махнул рукой и уселся на листок колокольчика. — Вымок до ниточки. Придется сооружать новое жилище, а то если опять явится коза… — Он вскарабкался на лепесток, протянул руки к небу и сказал: — Скоро я полечу на Техенис.
— Ты умеешь летать? — изумился я.
— Я летаю на бабочках, они сажают меня на свои спинки и уносят, куда я попрошу. А ты никогда не летал? — поинтересовался он, перепрыгнув ко мне на плечо.
— Летал, правда, давно. Когда я был маленьким, по ночам ко мне приходил веселый гном с длиннющей бородой. Он брал меня за руку и мы летали по звездному небу.
— А теперь не летаешь?
— Знаешь, гном почему-то перестал приходить. Я жду его уже много лет, а его нет и нет. Ума не приложу, куда он мог исчезнуть, что с ним случилось, — вздохнул я в свою очередь и умолк.
Малыш смотрел на меня с сочувствием.
— Почему взрослые все время вздыхают? — спросил он.
— Они очень тоскуют по своему детству.
— Тоже мне, нашли о чем тосковать. Эх, скорее бы вырасти!
— Знаешь что, пошли ко мне, скоро начнется дождь. Взгляни на вершину Техениса: если тучи на ней чернеют, значит, обязательно будет гроза. Пошли.
— Нет, — решительно возразил малыш и спрыгнул на мой локоть, а с него на землю, — я обещал бабочкам дождаться их.
— Ну, это не страшно, увидят, что тебя нет, и улетят себе.
— Нет, — еще решительнее ответил он и топнул ножкой, — я обещал.
— Ладно, будь по-твоему, — согласился я, заинтересовавшись историей этого уменьшенного мальчишки, — но я не могу оставить тебя одного. Придется и мне остаться здесь.
— Вот будет здорово! — искренне обрадовался мальчуган.
— Надо соорудить какое-нибудь жилище, а то мы промокнем. Слушай, малыш, ты побудь здесь, а я сбегаю домой, принесу кое-какие необходимые вещи.
— Только не задерживайся.
— Я мигом, — ответил я и помчался вниз.
Прибежав в комнату, я схватил два одеяла и, стараясь не попадаться на глаза директору дома, тихонько выскользнул из здания.
Тучи на вершине Техениса жадно поглощали небесную синеву и сердито покрикивали на лес.
— Мушег, ты где, Мушег? — позвал я, добравшись до Звездного замка.
— Я здесь, — он радостно выбежал мне навстречу.
— Сейчас мы разобьем палатку: я повожусь здесь, а ты насобирай соломы и листьев, — велел я и приступил к работе: отыскав две палки подлиннее, я воткнул их в землю под углом и натянул на них одеяло. — Пожалуйста, наш дом готов. Остается сделать пол. Неси-ка свою солому.
— Прошу, — он с гордостью протянул мне пучок соломы.
Я собрал ворох прошлогодних листьев, рассыпал их по палатке и постелил сверху второе одеяло.
Пока мы были заняты устройством жилья, ножи молнии разорвали завесу туч, грозные раскаты грома расстреляли горы и ущелья, земля и небо перемешались.
— Скорее, в палатку, — испуганно крикнул малыш, схватив меня за штанину.
— Не бойся, — успокоил я и подставил ему ладонь.
Крупные капли дождя забарабанили по крыше нашей палатки. Я устроился в углу, прислонившись к стволу дерева, а малыш уселся напротив меня.
— Чудесная палатка. Что бы я делал без тебя? — сказал малыш с благодарной улыбкой.
Я улыбнулся ему в ответ. Честно говоря, больше всего на свете я люблю улыбающихся людей. Никогда человек не бывает так красив, как в ту минуту, когда улыбается. По улыбке человека можно судить о том, какой он — злой или добрый, честный или обманщик. В улыбке малыша мне очень понравилась ее открытость. Только у человека, на которого можно положиться, бывает такая улыбка.