Битва за Ладогу. Арка в скале. Том 3 (СИ) - Ангелов Августин. Страница 11

Вскоре Эрвин Энгельбрехт понял, что защититься практически невозможно. Лишь высокая плотность огня крупнокалиберной артиллерии могла бы, наверное, помочь против наступления русских каменных чудовищ. Вот только подобной артиллерии в распоряжении генерала не имелось. А все попытки обороняться приводили лишь к увеличению бессмысленных потерь, потому что наступающие подавляли любое сопротивление своей неимоверно мощной артиллерией. При этом, снарядов у них, похоже, имелось в избытке. Масштаб опасности, с которой столкнулись войска группы «Онега», не оставлял шансов не то чтобы победить, но даже просто удержать какую-либо оборонительную линию. Финны начали бросать оружие и поднимать руки, массово сдаваясь в плен, а остатки немецкой дивизии вынужденно отступали под давлением шагающих танков с красными звездами.

Глава 6

Будучи старым и опытным большевиком, Мерецков привык подчиняться партийной иерархии, пока не осознал всю неоднозначность своего собственного положения, подключившись к Живому Камню. Теперь, после получения всей полноты информации, Кириллу Афанасьевичу стало совершенно ясно, что нынешний путь развития коммунистической партии приведет в тупик, прямо к гибели Советского Союза. А этого Мерецков допускать не собирался ни в коем случае. Он пришел к выводу, что необходимы серьезнейшие изменения, которые обеспечат существенное улучшение жизни простых людей. И только тогда, когда жизнь простых граждан действительно начнет улучшаться, народ сможет понять на самом деле, а не на словах, преимущества социализма над капитализмом, преимущества справедливости над стяжательством.

Кирилл Афанасьевич решил для себя, что, конечно же, теперь не допустит такого огромного количества жертв в этой войне. И он, разумеется, сделает все возможное, чтобы страна сохранила свой человеческий потенциал. Но, без переделки самой коммунистической партии ничего кардинально улучшить не выйдет. Просто по той причине, что вся власть в советской стране находится не у каких-то там советов народных депутатов, которые называются властью, но существуют номинально, а непосредственно в руках коммунистов, которые и есть настоящая советская власть. Партия окончательно подменила собой советы.

Получив информацию от потомков, Мерецков четко понял, что произошло с партийной верхушкой к моменту крушения СССР. Погрязли партийные руководители в пустых лозунгах, а сами не делали ничего для удовлетворения насущных потребностей народа. Зато эти номенклатурщики посчитали себя лучше других и, фактически, воспользовавшись служебным положением, подгребли все средства производства под себя, а потом сами же затеяли приватизацию, чтобы легализовать этот факт, став капиталистами уже вполне официально. Так красные директора в один момент превратились в миллионеров и миллиардеров, смотря сколько и чего позволило приватизировать конкретное положение в партийной и советской иерархии.

Мерецков осознал, что схема перехода от социализма обратно к капитализму получилась у этих предателей и перерожденцев очень простой. А никто из генералов не помешал той тихой контрреволюции по причине собственной заинтересованности получить долю от раздела собственности Советского Союза. Возобладал в позднем СССР подход власти к общественному добру просто хищнический: раз общее, значит ничье, а раз ничье, значит, возьму себе и будет мое и моих детей! А самое ужасное, что и на своих рабочих местах народ начал придерживаться таких же взглядов. Потому никто и не протестовал, когда начали «пилить» народную собственность, ведь каждый надеялся прихватить кусочек для себя.

Вот и получилось, что стяжательство победило справедливость. И предотвратить такое развитие событий могли лишь серьезнейшие изменения не только внутри партии, но и в самой советской модели социализма. У самого Мерецкова пока никакой программы социальных преобразований не имелось. Но, в вопросах дальнейшего партийного и советского строительства Кирилл Афанасьевич теперь полагался на мудрость Живого Камня, под влиянием которого уже строилась в Новой Гиперборее маленькая модель будущего справедливого общества.

Перед тем, как встречать Берию, Мерецков решил поговорить про него с Сомовым и Игнатовым. Собравшись на очередное совещание в просторном кабинете профессора, им предстояло обязательно выработать какую-то общую линию. Все трое понимали, когда задействуются такие важные фигуры, как Берия, начинает пахнуть уже не решением военных задач, а самой настоящей политикой. А большой политикой Мерецков никогда и не занимался, как не занимался ею и Сомов, да и Игнатов политиком не был. Тем не менее, каждый из них кое-какое представление о политике имел. Первым высказался Аркадий Игоревич:

— Во-первых, мы объявим Берии, что представляем государство Гиперборея. И, поскольку оно древнее всех государств, то гиперборейцы имеют законное право и на свои исторические территории. Этот факт сразу будет нашим козырем в переговорах с советским руководством. А то, что некоторые из нас прибыли из двадцать первого века, наркому знать совсем необязательно. Да и про Живой Камень лучше нам пока помалкивать. Пусть теряются в догадках о наших возможностях. В конце концов, наши каменные машины говорят сами за себя. Ведь у СССР нет возможности построить что-то подобное. Вот и пусть оценивают нашу мощь по каменным великанам. Во-вторых, предлагаю заключить с Советским Союзом официальный военный пакт, где мы будем именоваться союзниками, а основную цель сформулируем, как уничтожение гитлеровского нацизма и совместную защиту от иных внешних угроз.

Николай Павлович дополнил:

— Давайте тогда отдельно оговорим в договоре, что мы вправе для целей скорейшего разгрома общего противника создавать свои военные базы на территории СССР там, где сочтем необходимым. В сущности, каждая наша арка выхода с пунктами подзарядки для каменных машин и есть такая база.

Аркадий Игоревич кивнул:

— Это хорошие предложения, товарищи. Вот только нам тогда срочно необходимо представить Берии свое правительство. А у нас его, в сущности, до сих пор нет. И с кем же Советский Союз будет договор заключать?

— Как это нет правительства? А мы с вами на что? — улыбнулся Сомов.

— Тогда вам надо официально утвердить высшие должности, чтобы распределить их. Но, прежде, следует ответить самим на вопрос о том, что же тут за общественный строй, — сказал Мерецков.

— Я думаю, что Сталин неохотно пойдет на союз с капиталистической демократией или с монархией. Потому предлагаю объявить Гиперборею обществом военного коммунизма. Тогда и руководству СССР мы будем понятнее. Да и по сути мы пока чем-то таким и являемся. У нас тут централизованная система распределения, а не товарно-денежные отношения. Их, по сути, еще и нет на новой территории. Например, все колхозники у нас за свой труд получают лишь условные трудодни, которые конвертируются нашим государством в блага для них же. Считайте, что заработали уже наши крестьяне себе и на дома, и на участки, и на средства производства. Вообще, предлагаю декларировать, что строим мы социалистическое общество равных возможностей и среднего достатка, базирующееся на принципах целесообразности и разумной достаточности, — высказался профессор Игнатов.

Выслушав ученого, Мерецков, тем не менее, вернулся к поднятому вопросу:

— Да, Аркадий Игоревич, общественное устройство страны Живого Камня сейчас такое, как вы говорите. И положение, кстати, следует как-то закрепить документально. Например, хорошо бы написать что-нибудь вроде конституции Новой Гипербореи. Это же очень важно для понимания целей развития страны народом. Но, мой первый тезис немного не о том. Я про распределение должностей говорю. Вот сейчас приедет к нам Берия и спросит, кто тут у вас Верховный Главнокомандующий? Где Председатель кабинета министров? А кто министр иностранных дел? А вот этот Мерецков, советский генерал, недавний арестант, между прочим, каким боком он тут пристроился? И что тогда Берии говорить?