Креолка. На острове любви - Сойер Шерил. Страница 26

На погребении были только они втроем и священник. Когда прозвучали прощальные слова и гробы опустили в землю, Поль-Арман обратился к сестре:

— Ну вот и все. Мне не дали проститься с ними.

Антуанетта не отходила от брата пять дней и валилась с ног от усталости, но его упрек терзал ее. Казалось, Поль-Арман считал, что она стремилась предать его семью земле, а он — сохранить ей жизнь. Мервиль обезумел от горя. Когда тесть набросился на него, он упал на колени рядом с могилой Марго и зарыдал. Поль-Арман вздрогнул и, посмотрев на него, изменился в лице. Приблизившись к молодому человеку, он коснулся его плеча. Антуанетта не слышала, о чем говорили, но когда Мервиль наконец поднялся, Поль-Арман обнял его. Заливаясь слезами, Антуанетта подошла к ним, и Поль-Арман взял ее за руку. Теперь все они плакали вместе. Когда они вернулись домой, Поль-Арман перестал игнорировать Мервиля. Антуанетта даже слышала, как брат глухим голосом говорил о «нашей утрате», выслушивая соболезнования соседнего плантатора.

Через несколько дней Поль-Арман отправился оформить продажу Риголе и возобновил ежедневный объезд «Каскадов», хотя ни с кем не разговаривал. Управляющие работали, как могли, а рабы с тревогой смотрели на хозяина, когда он с холодным и отстраненным выражением лица проезжал мимо них на черном скакуне. По вечерам Антуанетта часто гуляла с братом вдоль верхних полей, и они возвращались через фруктовый сад. Порой он говорил о Лилиане, Люси и Марго. Когда его одолевали воспоминания, он ничего не утаивал от сестры и брал ее руку в свою. Никогда в жизни она не чувствовала себя столь полезной.

Однажды вечером, возвращаясь через фруктовый сад, он миновал завод, огородные участки и в надвигавшейся темноте направился к дому сестры, прошел на террасу и уселся на верхнюю ступеньку. Антуанетта разбудила домочадцев и, велев им зажечь свечи в салоне, встала рядом с ним. Он закрыл глаза, его плечи поникли.

— Побудь у меня, — сказала Антуанетта, — потом вернемся.

— Я не могу туда вернуться.

Она коснулась его плеча, но он отстранился и обхватил голову руками.

— Я не могу туда вернуться, — повторил он сквозь зубы.

Антуанетта молчала. Жизнь стала невыносимой, но Поль-Арман делал вид, будто примирился с ней, и не возражал, чтобы сестра заботилась о нем. Сегодня он не хотел отпускать ее. Антуанетта оставила его в темноте, и в конце концов он вошел в дом. Поль-Арман так и не вернулся в большой дом, а управляющих принимал в ее салоне. После поездок в порт Сен-Пьер он входил в дом сестры так, словно всегда жил в нем. На других он смотрел ничего не видящим взором. Поль-Арман подавлял чувства напряженной деятельностью. Он не скрывал от Антуанетты, что хочет бежать. Она не отговаривала его, и Поль-Арман был признателен ей за это.

С Моргоном он много времени проводил на свежем воздухе, хотя погода стояла скверная. Вечерами после ужина оба засиживались допоздна и разговаривали: Поль-Арман надеялся устать перед сном. Обычно это помогало ему заснуть.

В камине сместилось полено, он удивленно поднял голову и через силу улыбнулся.

— Твой первый ужин удался. Поздравляю тебя и благодарю.

Антуанетта улыбнулась в ответ.

— Наш кузен был не слишком весел. О чем ты говорил с ним наедине?

— Ни о чем особом. Признаться, он страшно надоедлив. Кузен отличился в Нанте — настроил моих бывших банкиров против меня. Я говорил тебе, что потерял след нашей беглянки? Братья Бертраны утверждают, что понятия не имеют, куда она делась, но тут ничем не поможешь. — Когда сестра закрыла книгу и подняла голову, он спросил: — Ты ведь не хочешь, чтобы я разыскал ее? — Антуанетта покачала головой. — Я так и подумал. Ты воспитала бунтарку у меня под носом и радовалась, когда она удрала, прихватив мое золото, а здесь много дней царил кромешный ад.

— Я не радовалась. Я гневалась не меньше, чем ты.

— Нет уж!

— Я же не могла угадать, что она захочет стать пиратом, после того как я дала ей почитать Вольтера.

— Дело не столько в книгах, сколько в играх, которыми вы увлекались. Отец Огюст рассказывал, что заходил к вам и видел, как вы беседуете за кофе, словно две светские дамы.

— Отец преувеличивает. Айша наливала кофе, а я пила его. Она не выпила ни капли кофе. Я не предполагала, что ты прислушиваешься к отцу Огюсту.

— Он нанес мне визит и болтал об утешении, которое дарует религия. Я ловко перевел разговор на другие темы. — Поль-Арман умолк и смотрел на огонь. — Видишь ли, Айшу, это странное существо с противоречивым характером, не следовало пускать в Старый Свет. У этой девочки, получившей первоклассное образование, душа дьявола и данные профессионального вора-карманника.

— Я не имею ни малейшего отношения к последним двум качествам!

— Не скажи. — Его губы скривились. — Помнишь, детьми мы играли в браконьеров в большой березовой роще и говорили о том, кем станем, когда вырастем? Я все еще помню, как ты уперла в бока свои маленькие кулачки, взглянула на меня и заявила: «Я стану разбойником с большой дороги!»

«Только взгляните на нас сегодня». Антуанетта не произнесла этих слов, но Поль-Арман догадался, о чем она подумала. После гибели детей наш удел — горе и одиночество. Разговор не клеился, так часто случалось. Правда, иногда брат старался поддержать его, делая над собой усилие.

Он спросил:

— Помнишь… — И она напряглась. — Помнишь Жозефа?

Удивившись, Антуанетта кивнула.

— Взглянув на его тело, я подумал: «Когда-нибудь мне придется расплатиться за это».

— Ты не должен так думать. В этом нет смысла.

— А в чем есть смысл? Ты ведь помнишь Жозефа. В физическом отношении он был само совершенство. Что касается головы, то на плантации он, возможно, был самым умным, но не имел шанса воспользоваться своим умом. Не исключено, что я дал бы ему этот шанс. В ту ночь я потерял голову… и единственный раз в жизни приказал убить человека.

— Поль-Арман, он ведь пытался убить тебя!

— Правда? — Голубые глаза сверкнули, и он развел руками. — Что ж, я все еще жив. А он… гниет под землей.

Айша не знала, что думать о Жервезе де Моргоне. Сделав ей предложение, он в тот же день вернулся к прежней уважительной манере обращения с ней. Они соблюдали все принятые в обществе правила. Вспоминая разговор в монастыре, Айша поняла, что Жервез не угрожал ей открыто. Сейчас она с трудом припоминала, о чем именно шла речь, ибо в тот момент ее охватил великий страх. Жервез с тех пор вел себя весьма осторожно. Иногда Айше хотелось верить, что он преследует ее, ошибочно полагая, будто питает к ней страсть. Однажды, когда Айша спросила, почему он приложил столько усилий, чтобы навести о ней справки, Жервез ответил: «Моя дорогая мадемуазель, я очарован вами с того мгновения, когда мы встретились». Другой раз он взял ее под руку, пока они осматривали выставку картин, и тихо поинтересовался:

— Что вам известно о ваших родителях?

— Ничего. — Она встревоженно посмотрела на него. — А что? Вы хотите рассказать мне о них?

Жервез улыбнулся:

— Я ничего не желаю так, как заменить вам отца и мать.

Айша понимала, что они должны показывать всем, как искренне привязаны друг к другу, но в ее душе эта пародия на роман вызывала мучительную боль. Бесспорно, с Жервезом все обстояло иначе, но Айша не понимала, чем он так доволен: тем, что обрел в ней союзника, или действительно привязан к ней.

Вскоре после возвращения Жервеза из поездки в Бургундию им предстояло объявить о помолвке на светском ужине у мадам де Графиньи. Математик и его жена уехали из Парижа, поэтому тетушка занялась всеми приготовлениями.

Жервез явился раньше других гостей — вручить подарки Айше. Первым подарком было кольцо с крупным солитером. Айша сразу узнала этот камень: она рассматривала его в ювелирном магазине, но цена показалась ей слишком высокой. Посмотрев в светло-карие глаза Жервеза, она догадалась: этот камень должен напоминать о том, что Жервез полностью посвящен в ее дела. Жервез сказал, что остальные подарки ждут Айшу в вестибюле. Направившись туда и увидев их, она вцепилась в перила лестницы.