Худеющий - Кинг Стивен. Страница 48

Грохот разорвал ночь. Пули тридцатого калибра помчались к цели, на конце дула затрепетало сияние. Колеса фургона с единорогом не просто лопнули, они взорвались. Джинелли прочесал дугой весь табор, целясь низко.

— Ни одного тела не задел, — сказал он. — Старался не попасть и в бензобаки машин, брал пониже. Видел когда-нибудь в натуре, как машина взрывается, если угодишь в бензобак? Это, я тебе скажу, такой фейерверк! Жуть. Я как-то наблюдал на шоссе в Нью-Джерси.

Взорвались и задние колеса фургона. Джинелли вставил в автомат запасной рожок. Между тем началась суматоха. Послышалась перекличка голосов — рассерженных, но больше перепуганных, завизжала женщина.

Люди выскакивали в нижнем белье из фургонов, беспорядочно метались, в страхе озираясь по сторонам. Впервые Джинелли увидел и Тадуза Лемке. Старик выглядел довольно комично в развевающейся ночной рубашке, из под ночного колпака в разные стороны торчали пряди волос. Он бросил взгляд на разорванные шины фургона и посмотрел прямо в ту сторону, где залег итальянец. «Вот в его разъяренном взгляде уже не было ничего комичного», — сказал Джинелли Халлеку.

— Я знал, что видеть он меня не мог. Луна еще не взошла. Морда и руки у меня были в саже. Но мне показалось, что он меня все равно увидел, Уильям, и у меня аж холодок по сердцу пробежал.

Старик обернулся к своим людям, которые начали пробираться к нему, крича и размахивая руками. Заорал им что-то и указал рукой на машины. Джинелли языка не понимал, но жест был вполне красноречивым: Прячьтесь, идиоты!

— Слишком поздно, Уильям, — сказал Джинелли.

Он выдал очередь поверх их голов. Теперь уж орали все — и мужчины, и женщины. Некоторые попадали на землю и поползли, другие бросились бежать в разные стороны, только не в его сторону, разумеется.

А Лемке стоял и покрикивал на них. Его ночной колпак свалился с головы. Кто полз, кто — бежал, и хотя Лемке правил ими железной рукой, а панике поддались все.

«Понтиак-универсал», из которого он брал пальто и туфли, стоял рядом с фургоном. Джинелли вставил третий рожок в автомат и снова открыл огонь.

— В этой машине в ту ночь вообще никого не было, и я ее разгромил. Буквально уничтожил.

— АК-47 — страшная штука, Уильям. Когда смотришь на нее в кино, думаешь, что она оставляет серию аккуратных дырок. На самом деле это не так. Автомат громит все и притом быстро. Стекла полетели вдребезги, капот раскрылся, и пули его начисто сорвали. Разнесло фары, взорвало шины, потом полетел радиатор, из него хлынула вода. Темно, но я услышал, как она полилась. Короче, когда я закончил, машина выглядела так, словно на хорошей скорости врезалась в стену. Но пока ошметки машины летали вокруг, дед даже не шелохнулся. Смотрел на вспышки моего автомата и, видно, собирался скомандовать атаку. Только я решил этого не дожидаться.

Джинелли побежал к дороге, пригнувшись пониже, как солдат под огнем противника. Достигнув дороги, выпрямился и побежал во всю прыть. Пробежал мимо часового, которого стукнул прикладом, едва глянув в его сторону. А возле того места, где оставил «мистера Уокмена», остановился, переводя дыхание.

— Найти его ничего не стоило в полной темноте, — сказал Джинелли, потому что я услышал, как он елозит ногами по траве. Когда подошел, он начал сквозь бандаж на губах бормотать: «Унф, уф, гадумп».

Лемке доерзался до того, что его еще круче прижало к дереву. Наушники болтались возле шеи. А когда увидел приближающегося Джинелли, замер и смолк. Просто смотрел на него.

— По глазам его увидел; он решил, что я его убью, и при этом жутко перепугался, — продолжал Джинелли. — Мне этого и надо было. Старый гад не побоялся, но, скажу тебе, Уильям, тот парень очень жалел, что дед так с тобою поступил. К сожалению, мне не удалось заставить его попотеть малость — времени не было.

Джинелли поднял АК-47 к его носу, и глаза Лемке сказали: он очень хорошо понял, что его ожидает.

— Вот что, тварь, времени у меня маловато, поэтому слушай внимательно, — сказал Джинелли. — Передай деду, что в следующий раз стрелять по пустым машинам я больше не буду. Скажи ему, что Уильям Халлек хочет чтобы старик снял свое проклятье. Понял меня?

Лемке кивнул, насколько позволяли путы. Джинелли сорвал с его рта ленту и вырвал тряпку изо рта.

— Тут будет много суеты, — сказал Джинелли. — Поорешь — они тебя найдут. И запомни послание деду.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Вы не понимаете, — хрипло сказал Лемке. — Он никогда его не снимет. Он последний из великих мадьярских вождей. Его сердце — кирпич. Я запомню, конечно, мистер, но он никогда не снимет проклятье.

По дороге прогромыхал пикап в сторону цыганского табора. Джинелли бросил на него мимолетный взгляд и снова обратился к Лемке:

— Кирпич можно разрушить, — сказал он. — Так и передай ему.

Джинелли снова вышел на дорогу и побежал трусцой назад, к карьеру. Еще один пикап проехал мимо, за ним подряд три легковых автомобиля. Людям было любопытно, что за стрельба из автомата происходила возле их городка среди ночи. Джинелли особенно на счет них не беспокоился. Видимый издалека свет автомобильных фар давал возможность скрыться заранее в придорожной растительности.

Когда послышалась полицейская сирена, он успел добраться до карьера, где была припаркована его «Нова».

С потушенными фарами он подвел машину ближе к дороге, подождал, пока «Шевроле» с мигалкой на крыше проехал мимо.

— Когда полицейская машина проехала, я убрал грязь с лица и рук и поехал следом за ней.

— Следом?! — перебил его Билли.

— Так безопаснее. Если где-то стрельба, наши невинные люди готовы ноги себе переломать — лишь бы увидеть кровь прежде, чем полиция смоет ее из шлангов с тротуара. Люди, которые едут в противоположном направлении, вызывают подозрение. Обычно это те, кто смывается с оружием с места действия.

К тому времени как он подъехал к полю, там уже выстроились у обочины штук шесть машин, лучи их фар перекрещивались. Люди суетились и оживленно обсуждали случившееся. Полицейская машина припарковалась возле того места, где Джинелли вывел из строя второго парня. Вращающийся световой сигнал отбрасывал синие блики на деревья. Джинелли опустил стекло.

— Что случилось, офицер?

— Ничего такого, что вам могло бы обеспокоить. Поезжайте своим путем. И на тот случай, если парень в «Нове» говорит по-английски, а понимает только русский, полицейский нетерпеливо указал ему лучом фонарика дорогу вдоль Финсон Роуд.

Джинелли медленно проехал среди других машин. Вдалеке возле разгромленной им машины собрались две группы людей. Одна группа состояла из цыган в нижнем белье — они что-то обсуждали между собой, усиленно, жестикулируя. Другая группа была из местной публики. Те стояли, засунув руки в карманы, и молча разглядывали разбитый автомобиль. Обе группы игнорировали друг друга.

Финсон Роуд протянулась еще миль на шесть. Пару раз Джинелли чуть не скатился в кювет, поскольку навстречу на большой скорости неслись другие машины, а дорога была достаточно ухабистой.

— Просто среди ночи ребята надеялись увидеть кровь, Уильям, пока полиция не смыла ее с тротуара или, в данном случае, — с травы. Удалось найти другую дорогу, которая довела его до Бакспорта, где он повернул на север. В два часа ночи Джон Три прибыл в свой номер в мотеле, поставил будильник на семь тридцать и заснул.

Билли уставился на него.

— То есть, пока я места себе не находил, думая, что тебя убили, ты спал в том самом мотеле, который мы покинули?

— Ну, в общем так. — Джинелли и сам устыдился на мгновение. Но тут же с улыбкой пожал плечами. — Спиши это на неопытность, Уильям. Не привык совсем, что кто-то за меня волнуется. Ну, только мама еще, но это — другое дело.

— Ты проспал что ли? Сюда-то приехал часов в девять.

— Нет. Сразу встал, когда зазвенел будильник. Позвонил кое-куда и отправился в центр города. Там арендовал другой автомобиль, на этот раз у «Авис». С «Херцем» мне не так повезло.