Мой Февраль (СИ) - Ричмонд Беатрис. Страница 36

— Кто тебе позвонил? — спросила я, стараясь не смотреть мужчине в глаза.

— А ты как думаешь? — он забрал у меня сумку.

— Не знаю, — я устало пожала плечами, и даже не сопротивлялась. — Наверное, Алекс.

— Нет, твоя сумасшедшая подруга, — он улыбнулся. — Я толком ничего не понял, но она сказала, что я просто обязан встретить тебя в аэропорту, потому что она не может. И все это очень серьезным голосом. Что случилось, Бруклин?

— Ничего такого, о чем тебе бы стоило знать, — ответила я, и потянулась за сумкой. — Эй Джей сделала ошибку, позвонив тебе. Прости, что она тебя побеспокоила, и отвлекла от работы.

— Не дури, Брук, — он завел руку с сумкой за спину. — Ты думаешь, я не вижу, что произошло что-то, что очень тебя тревожит, — он наклонился, и, заглянув не в глаза, тихо повторил вопрос: — Что случилось, Бруклин?

— Я сомневаюсь, что ты захочешь… — начала я, делая шаг назад, чтобы избавиться от его давления, но он снова оказался очень близко.

— Не тебе решать, захочу я или нет, — я уставилась в пол. Он может уволить меня, прям здесь, посреди зала, и это будет ужасно. Никому не нужен сотрудник с проблемами, да еще и со связью с криминалом. О том, что у Бенджамина какой — то другой интерес, я даже не подумала. — Рассказывай.

Он навис надо мной, и я потеряла всякую возможность упираться и сопротивляться. Я думала, что встречусь с Эй Джей, она обнимет меня и скажет, что все будет хорошо, а потом мы напьемся и я буду реветь полночи. Но я стояла в зале, полном людей, и чувствовала себя кроликом перед удавом. Феб не давал мне отойти, отвернуться и даже отвести взгляд. Он ничего не делал, но я чувствовала, как все его тело приказывает мне подчиниться, стать послушной. И я бы, наверное, выложила бы все, как есть, но телефонный звонок вырвал меня из оцепенения.

— Это твой телефон, малыш, — сказал он, а может мне послышалось.

— Да, — едва ворочая языком в пересохшем рту, сказала я.

— Бруки, — в трубке плакала мама. — Детка, у нас беда.

Если бы не Феб, я бы села прямо на пол. Он подхватил меня, и отвел на ближайшую лавочку.

— Бруки, ты меня слышишь? — мама продолжала плакать.

— Да, — я посмотрела на Феба, он присел на корточки передо мной, и взял мою руку в свои. Я не стала убирать ее — мне нужна была поддержка.

— Бруки, Ника избили, он в больнице, — внутри похолодело. — Сотрясение и перелом пары ребер. Врач сказал, что он легко отделался, но я ужасно боюсь. Милая, они сразу же позвонили папе, и напомнили об Индии и тебе. Что делать, детка?

— Мама, я… — что я могла ей сказать и что пообещать? Не в моих силах решить такую проблему. — Мам, я что-нибудь придумаю, — все же сказала я, чувствуя, как начинают дрожать пальцы. — Я…

— Милая, — мама на той стороне тяжело вздохнула. — Не думаю, что мы справимся…

— Ну что ты такое говоришь, — я не чувствовала, как по щекам начали бежать первые слезинки. — Мы сможем… Ты за папой следи…

— Хорошо, — она шмыгнула носом.

— И когда он вернется, позвони мне, чтобы я не волновалась. У меня много дел, — я почувствовала, как Феб, вытирает мои слезы.

— Хорошо, — повторила мама и положила трубку.

— Рассказывай, — тихо сказал Бенджамин, и я разрыдалась, как маленькая девочка.

47

И я рассказала. Сначала растирая слезы по лицу, а потом заливая ими свитер Бенджамина. Он не перебивал меня, не задавал вопросов, а только поглаживал по спине — успокаивая.

— Теперь я не знаю, что делать, — всхлипнув, я подняла на него глаза. — Столько мне ни один банк не даст. Я думаю пообщаться с теми, кто давал кредит папе, и…

— Не смей, — коротко сказал Феб. — Все должно быть законно. Ладно, — он поднялся, и протянул мне руку. — Поехали ко мне, обдумаем, что можно сделать.

— Я не…

— Ты да… — он так и стоял, с протянутой рукой.

Не знаю, что заставило меня это сделать, но я, тяжело вздохнув, кивнула и опустила свою ладонь в его. Он поднял мою сумку, и пошел к выходу из аэропорта, уверенно ведя меня за собой. Его напор был виден даже в том, как расступались люди, давая нам пройти. Как смотрели нам вслед, и я, даже сквозь слезы и туман в голове, все равно понимала, что смотрят они на него — человека, знающего, как руководить людьми. И не только в рабочей деятельности.

Мы составляли странную пару: высокий темноволосый и смуглый мужчина, с плачущей девушкой, едва поспевающей за ним. На меня навалилась усталость и какая-то апатия. В голове крутилась одна мысль: «Где взять деньги? Где взять деньги? Где взять деньги?» И так по кругу. Я реально не могла переключиться на другую мысль, фразу. Я практически сама себя гипнотизировала, и если бы не громкий звук клаксона, то, наверное, вошла бы в транс.

— А где Эй Джей? — вдруг спросила я, забыв о том, что он мне раньше говорил.

— Она занята, — я горестно вздохнула. — Она не обязана бросать все свои дела, и мчаться к тебе на помощь, — нравоучительно сказал Феб, открывая дверцу автомобиля. — Ты уже взрослая девочка, и твои проблемы — это твои проблемы.

— Это твои слова или Эй Джей? — я была согласна с Фебом. В последнее время я злоупотребляла помощью Эй Джей — это так. Но Эй Джей на все имела свой взгляд, и порой он очень помогал.

— Мои. Она позвонила Алекс, и попросила ее подменить — у Эй Джей важная встреча. Она попросила меня встретить тебя. На тот момент я не знал, что все так сложно.

— А то бы не приехал? — с трудом забираясь в салон автомобиля, сказала я.

— А ты как думаешь? — он сел рядом, и слишком сильно хлопнул дверцей. Я не стала отвечать, потому что в тот момент снова накатила волна ужаса: «Где брать деньги?» Просветление закончилось, и я снова погрузилась в тяжелые мысли. Несколько раз я хваталась за телефон, а потом снова опускала его в карман — куда и кому звонить я не знала. Несколько раз спрашивала Феба куда мы едем, но уже не слышала его ответа. Я была близка к нервному срыву, а может то уже и был он.

Когда мы приехали, Бенджамин помог мне выйти из авто, и завел в здание. Если бы со мной все было хорошо, то я бы заметила дизайн помещения, богатое убранство и исторические детали в этом шикарном доме, построенном великим Генри Харденбергом. Я бы заметила дерево, каким обшиты панели, плитку на полу, которую не меняли уже сто лет, торшеры и бра, которые светили еще для Джуди Гарлэнд и Рудольфа Нуриева. Но я шла за Фебом, как зомби, оставаясь в себе.

— Так, — он завел меня в комнату, и хлопнул в ладоши перед носом. — Брук, очнись. Нам нужно решить, что делать.

— Я… — моргнув, я посмотрела по сторонам. — Красиво… — Квартира действительно была удивительно хороша. В серо-бело-голубоватых тонах, с яркими пятнами картин на стенах, с огромными стрельчатыми окнами и мягкими коврами, она приглашала зайти и отдохнуть, усевшись в кресло чиппэндейл. Вообще, в квартире Бенджамина присутствовали все направления в архитектуре и дизайне, и она была действительно жилой, а не квартира с обложки журнала о стиле.

— Мне тоже нравится, но я планирую ее оставить детям или Кристоферу, а сам хочу переехать в более современное здание. Меня напрягают условности, связанные с этой квартирой.

— Я слышала и читала, — ответила я, рассматривая детали квартиры. — Входные двери действительно не менялись?

— Нет, — он улыбнулся. — И камин не облицовывался.

— Удивительно, — выглянув в окно, я увидела Центральный парк. — Мы на каком этаже?

— На шестом, — Феб уже стоял возле меня. — Квартира досталась от предков.

— Здорово, — я повернулась к нему, и задала вполне резонный вопрос. — Зачем я здесь?

— Чтобы решить, что делать дальше.

— А ты тут причем? — у меня засосало под ложечкой. — Зачем тебе это все?

— Жалко тебя стало, — он снял пальто и бросил на одно из кресел. У меня чуть сердце не остановилось от такого кощунственного отношения к вещам. — Там кухня, — он указал рукой в правую часть квартиры. — Сделай кофе, и закажи обед на семерых через полтора часа. Телефон на кухне, цифра восемь в наборе. А я пойду, сделаю несколько звонков.