Поручик Митенька Ржевский (СИ) - "Violetblackish". Страница 19
— Как там? — хрипло и страшно спросил он. — «И в горе, и в здравии?» — И не дождавшись моего ответа, кивнул в сторону алтаря, внезапно переходя на ты: — Пойдем?
— Пойдем, — отозвался я эхом, понимая, что шутки кончились и бежать некуда.
Тут до меня дошло, что о свадьбе как таковой и о венчании в частности я не знаю ничего. Кажется, нужно кольцо? Князь тем временем нехотя выпустил мою руку и исчез в боковой двери. Я, оставшись один, прошелся до иконы неизвестного мне святого, под которой щетинился частокол из тонких восковых свечей. Новенькие, слипшиеся свечи лежали тут же. В душе опять всколыхнулось странное чувство неудобства, которое испытывает, наверное, каждый атеист в церкви, не зная, где стоять и что делать. Я машинально покрутил свечу, потом поднес верёвочный фитиль к языку пламени огарка, подождал, пока с треском займется от умирающей свечи новая, и на секунду задумался. Что говорить-то? Как ставить? И кому?
— За упокой раба божьего Александра, — усмехнулся наконец, сглатывая, как горечь, свое старое имя, подстершееся из моей памяти.
— Кто такой Александр? — услышал я тут же.
— Это неважно, — обернулся я к Назумовскому, за спиной которого стоял строгий священник в высоком непонятном головном уборе. — Он умер.
«Я умер», — подумал тоскливо. Ведь умер же? Разве это я собираюсь жениться на другом мужике? И это не пьяная свадьба в Лас-Вегасе. Опьянения в этот раз я не чувствовал. Все было гораздо серьезнее. Князь задержал на мне внимательный взгляд и взял за руку.
— Я ничего о тебе не знаю, — сказал он спокойно, и у меня сжалось сердце. — Но я тебе верю.
Я выдернул ладонь и направился к алтарю первым, чтобы не смотреть ему в глаза. Мне было не по себе. Князь встал рядом и кивнул священнику.
— Венчается раб Божий Дмитрий рабу Божьему Олегу, — начал тот, и его глубокий, чуть усталый голос поплыл под сводами церкви. Князь надел мне на палец тяжелое серебряное кольцо, которое до этого носил на мизинце. Его кисти были больше моих, и на мой безымянный палец оно скользнуло так, словно его сделали по заказу и специально для меня. А еще оно хранило тепло руки князя. Я машинально глянул на него. Герб-печатка, со змеей, обвившей меч. Заметное кольцо. У меня самого кольца для князя не было. Это было даже символично. Ведь и поручика Ржевского не существовало. Я пошарил по карманам и наткнулся на проволоку от шампанского. Повертел ее и свил в кольцо. Священник даже крякнул от возмущения, а вот князь и бровью не повел. Спокойно подождал, пока проволока оказалась на его пальце, и жестко прихватил меня за затылок ладонью.
— На равных, слышишь? — шепнул он и поцеловал. Я замер. О том, что следует после венчания, я как-то не подумал. А ведь теперь вроде бы как предстояла первая брачная ночь. Без этого же брак окажется недействительным? Как там у королей? Требовалась консуммация? И что прикажете делать? Не вырубать же князя, спасаясь потом бегством. Но Назумовский и тут решил все за меня.
Все те же сани пронесли нас через пустеющий, впадающий в пьяное забытье город к огромному особняку князя на Неве, и все это время Назумовский не проронил ни слова, оставляя меня в полном неведении. Дом был роскошен, пуст и гулок. Словно не жил там живой, настоящий человек. Как-то подумалось, что семьи у князя, считай, нет, а последние полгода тот и вовсе провел в Сибири, за строительством дорог. Я следовал за ним по огромному дому, медленно скользя кончиками пальцев по холодному мрамору колонн в огромном холле, по шелку, коим были затянуты стены коридора, по дорогому бархату портьер и наконец по прохладной ткани постельного белья. Вокруг нас с князем не было никого. Только тишина.
Я смотрел, как он медленно снимает сюртук. Потом рубашку. Все это стоя ко мне спиной и глядя через стекло на темный Петербург и черную ленту Невы под окном, лишь кое-где подсвеченную догорающими всполохами масленичных гуляний. Он был выше, сильнее, увереннее меня, и я понимал — он ждет, что я уступлю. Я снова сжал зубы так, что, казалось, эмаль крошится. Князь невозмутимо откинул рубашку в кресло, развернулся и направился ко мне. Встал совсем рядом. Слишком близко. Так близко, что я мог чувствовать его запах, а потому задержал дыхание. Это было… не по-мужски. Втягивать ноздрями чужой дух полуобнаженного мужчины было для меня непривычно, да я и не хотел. Но не дышать не получалось. Я терпел из последних сил и все-таки судорожно вдохнул, но ничего страшного не произошло. Я почувствовал лишь легкий запах мыла, тепло чужой кожи и чего-то еще. Назумовский смотрел на мои мучения с усмешкой взрослого, наблюдающего за тем, как малыш не желает первый раз пробовать что-то новое.
— Не бойся… — усмехнулся он. — Я уступлю первый.
А вот это было что-то новенькое. Не похож был князь на сладкого пассива. А впрочем, внешность порой бывает обманчива. Может, несмотря на свою брутальность, Назумовский как раз любитель подставить зад? Я не сдержал на языке сарказма:
— Не думал, что ты любишь быть снизу.
— Не люблю, — тут же отозвался князь. — А точнее, никогда не пробовал.
Тут пришла моя пора удивляться. Получалось, что он, как и я, никогда свою задницу никому не подставлял? Тогда что? Следующий вопрос я невольно задал вслух:
— Так почему же уступаешь мне? Что изменилось?
— Я встретил любимого, — просто ответил он и заткнул меня поцелуем, что было очень своевременно, потому что мой мозг разрывал миллион вопросов. Однако, не имея возможности их задать, а также получив гарантию того, что князь идет на уступки, я расслабился. Да так, что не удержался на ногах и рухнул, увлекая его за собой на огромную кровать за спиной.
Его рука скользнула под мою талию, выгибая меня к себе. Другая ладонь легла под мундир, на сердце. Может, князь и собирался подставляться, но вел себя так, словно это я был в его власти. А впрочем, размеры наши как бы предполагали, что именно я выступлю в роли ведомого. Как бы не так! Я ловко перекатил его на спину и завел его руки наверх, чтобы не особо их распускал. Он не протестовал. Замер, выжидательно глядя мне в лицо. И тут я сдался. Или даже не я, а мое тело. Точнее, не мое, а тело Митеньки. Ну не я же, в самом деле, бросился сам целовать князя. Я бы себе такого в жизни не позволил. Но меня вели инстинкты. Или сыграл тот факт, что секса нормального у меня не было до этого года два. Армия вам не игрушки. Как бы то ни было, при виде распростертого подо мной князя с обнаженным торсом и вздыбленной ширинкой у меня сорвало стоп-кран. Да и потом… Тому, кого не существует, стыдно быть не может. А поручика Ржевского не существовало. Это он, а не я, жадно вел губами по горячей, вздрагивающей шее, присасывался неистово к кадыку, слизывал то ли рык, то ли стон с губ князя, раздвигал коленом бедра и судорожно дергал вниз его брюки. Не моя, чужая рука обхватила с азартом первопроходца налитую плоть Назумовского, обнажая беззащитную блестящую головку. Не я, кто-то другой за меня двигался не по знанию, а по слепому наитию, делая все, как князь или как я бы на его месте хотел. Опыта не было никакого. Только огромное, снежным комом нарастающее возбуждение, стучащее в висках набатом, заставляющее действовать жестко, быстро, без сомнений, колебаний и лишних мыслей.
Я перевернул князя на живот, забираясь на его бедра верхом. Он молча прогнулся подо мной, упираясь ладонями в кровать и напрягая мышцы спины, словно для того, чтобы я лишний раз убедился, что подо мной сейчас мужик, а не хлюпик какой-то. Настоящий, сильный, властный, решительный и весь мой, а я так на минуточку два вершка от горшка. Я стиснул зубы, прижимаясь к его твердой заднице членом, рвущим ширинку.
— Погоди, я сам, — глухо выдохнул он, словно чувствуя мое нетерпение и правильно рассудив, что, разреши мне все прямо сейчас, закончится травмами для обоих. Потянулся к прикроватной тумбочке за матово блеснувшей бутылью и, смочив пальцы в масле, прошелся ребром ладони между ягодицами. Я стянул с плеч ненавистный гусарский мундир и откинул его в сторону, не отрывая взгляда от пальцев Назумовского, растягивающего себя, впрочем, весьма неумело. Видно, и вправду ему такое впервой, но мысли уже сместили вектор, а точнее, уплыли восвояси. Я оттолкнул его руку, взял в ладонь член и медленно провел головкой по шву от поджавшихся яиц вверх к блестящему от смазки анусу. Надавил слегка, навалился и охнул, когда головка проскользнула внутрь, преодолевая тугость мышц. Князь вздрогнул и выдохнул сквозь зубы, а у меня чуть искры из глаз не посыпались, так туго обхватило меня его нутро. Ни с одной самой опытной бабой такого не испытывал. Такого вообще ни с кем не было. Я застонал и качнул бедрами, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться с места в галоп. Впился пальцами в бедра Назумовского, хотя ухватиться было абсолютно не за что. Все поджарое, твердое, сплошные мышцы. Все другое, новое и от этого будоражащее, до острых мурашек между лопатками. Я сжал зубы, выровнял ритм, толкнулся глубже, опасаясь, что в любой момент могу позорно кончить, словно не мужик, а пионер нетерпеливый, но в этот момент Назумовский сам повел бедрами мне навстречу. Я задохнулся, и первая волна кайфа прокатилась по телу, заставляя окончательно потерять разум от всего, что сегодня происходило. Я сжал пальцы, скручивая в кулаке волосы Назумовского, и принялся вбиваться со всей дури и на всю длину в одуряющее, тесное, горячее нутро, пока меня не вынесло окончательно и я не свалился плашмя, распластавшись на его спине на долгие несколько секунд. Потом смутился этой невольной нежности и скатился на постель, подгребая под себя подушку и сыто-довольно выравнивая дыхание. И мгновенно об этом пожалел. Назумовский накрыл меня своим телом, подхватывая под грудь и прижимая к себе так тесно, что я не мог даже шелохнуться. Расстановка сил была не в мою пользу.