Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени - Зырянов В. В.. Страница 10
Особенно памятен и дорог Высоко-Петровский монастырь, где при непосредственном внимании Петра в 1690-е годы возводят две церкви и колокольню со святыми вратами. Один из храмов носит имя Сергия Радонежского, ведь во время волнений 1682 и 1689 годов Петр уходит именно под стены Троице-Сергиевой лавры.
Ворота с двухъярусной колокольней и надвратной церковью были построены в память о близких родственниках царя, погибших в мае 1682 года во время стрелецкого бунта. Петр пестует и укрепляет Высоко-Петровский монастырь, ведь монастырь – это не только место ухода от мира, это еще и высокие, надежные стены. Рядом находятся т. н. Нарышкинские палаты, собственность ближайших родственников Петра, одно из самых высоких гражданских зданий Москвы XVII века.
В противовес Высоко-Петровскому монастырю Софья делает центром своей градостроительной активности Новодевичий монастырь, который в итоге и стал ее последним пристанищем. В 1698 году она была пострижена в монахини под именем Сусанна, а Напрудную башню монастыря многие называют Софьиной. Как и на Меншиковой башне, на памятниках архитектуры Новодевичьего монастыря можно было сыскать часовой механизм. «Говорили (едва ли предание точно), что часы поставлены Петром с минутным боем нарочно, чтобы чаще напоминать заточенной Софье о ее крамоле. Кельи Софьины – двухэтажное здание, почти вплоть у стены, смотрящее за город. Что за странность? За кельями не водится, чтоб они смотрели в „мир“. А это с намерением опять: здесь на зубцах или около них на виселице качались пред окнами тела казненных стрельцов», – отмечает в мемуарах Н. П. Гиляров-Платонов. Интересно, что на рубеже 1720–1730-х гг. в монастыре жила Евдокия Лопухина, первая жена Петра, когда первый император давно почивал в могиле.
Новодевичий монастырь считается одним из самых необычных мест Москвы. «Хотите поехать в Новодевичий монастырь?» – спрашивает своего спутника героиня бунинских «Темных аллей», попутно рассказывая о визите на Рогожское кладбище. Даже Алексей Чаянов, успешно сочетавший экономические баталии с москвоведением, не удержался: «Мы вышли к стене Новодевичьего, туда, где аллеи лип спускаются к прудам… Какие-то птицы кружились между ветвей… Я взял ее за руку, холодную, как лед… Она остановилась, посмотрела на меня влажным, невидящим взором, улыбнулась и протянула ко мне свои руки. Не помня себя, я схватил ее в свои объятия и губами коснулся ее холодных губ».
Рассматриваемая нами эпоха ценна тем, что сохранила не только памятники церковного строительства, но и гражданские здания. При Петре городской ландшафт был украшен несколькими значительными памятниками. Надолго стала достопримечательностью Сухарева башня, ее окрестили «невестой Ивана Великого», несмотря на разницу в высоте.
В 1690-е годы стрелецкий полк Лаврентия Сухарева крепко стоял на защите интересов Петра, за что и был награжден вечным упоминанием в городской топонимике. Башню строил Михаил Чоглоков. Всем своим видом башня напоминала европейскую ратушу. Подобными яркими и запоминающимися формами Россия вступала в XVIII столетие.
За 200 лет здание успело послужить и астрономической обсерватории, и школам, и водопроводу, и музею, и раскинувшемуся вокруг пестрому рынку. Но запомнили башню, конечно, благодаря Якову Брюсу и знаменитому Нептунову обществу. «Что делает наш астролог, магик, алхимик или, просто, колдун, как называет его народ? Окончит ли он свой календарь с пророчеством на сто лет? Мерзнет ли по-прежнему на Сухаревой башне, гоняясь за звездами? Жарится ли в своей кузнице, стряпая золото и снадобье вечной жизни?» – писал И. И. Лажечников. Деятельность «чернокнижника» вошла в золотой фонд московских легенд и преданий.
Сухаревой башней восхищались и потомки. Она гордо взирает на окрестности, будто знает, что имя Петра начертано на ее мшистом челе! «Ее мрачная физиономия, ее гигантские размеры, ее решительные формы, всё хранит отпечаток другого века, отпечаток той грозной власти, которой ничто не могло противиться», – восхищался Михаил Лермонтов.
Несмотря на красоту и стать Сухаревой башни, вокруг в XVIII веке стояли довольно жалкие дома. Их описывает С. М. Любецкий: «Это место было пригородьем Москвы; там по обеим сторонам немощеной дороги стояли неприглядные, ветхие и отшатнувшиеся друг от друга избы, большею частию курные, крытые бурой, взъерошенной временем и непогодами соломой, и дранью, с пузырями вместо стекол или с напитанною маслом холстиною».
В 1934 году башню начали ломать. Сухареву ринулись защищать многие, рискуя жизнью, положением, связями. В этой эпопее отметились Юон, Жолтовский, Грабарь, Фомин, но не смогли, а башня не выстояла. Сиротливой стала Колхозная площадь, и даже помпезным домам на проспекте Мира не восполнить эту пустоту. «Она была красивая, сказочная, розовая, и по ее переходам, видным с площади, мог бы ходить кот в сапогах», – говаривал Юрий Олеша. Мой вам совет: зайдите в чебуречную «Дружба», возьмите полтинничек и помяните снесенный гений русского зодчества. Андрей Вознесенский призывал в 1980-е годы:
Черты петровского времени несут в себе палаты Аверкия Кириллова на Берсеневской набережной, фасад которых был переделан в соответствии с новой европейской модой между Полтавской баталией и переносом в Петербург. Кокетливые волюты и парадный вход, а за ними прячется чуть замшелая московская древность!
Красную площадь раньше украшало здание Земского приказа, которое было выстроено в конце 1690-х годов и претендовало на статус еще одной московской «ратуши». Здание снесли в конце XIX века, а на его месте возвели современный Исторический музей, который тоже ценен и важен, но является всего лишь стилизацией «милой старины».
Обычные для XVII века каменные здания можно обнаружить даже довольно далеко от московского центра – каменные палаты есть и в Кожевниках, и в Замоскворечье, и на Ивановской горке, и в Хамовниках.
Какое здание нужно охранять, а какое можно сносить, чтобы дать жизнь новому? Ни наука, ни жизнь пока не выработали четкого и однозначного ответа на этот вопрос. Строительный устав Российской империи считал старым здание, со времен постройки которого минуло сто пятьдесят лет. Семнадцатым веком мы дорожим. Восемнадцатым восхищаемся. Девятнадцатый уже ценим. В наш с вами век произойдет массовое осознание ценности авангарда и конструктивизма. Пока для многих это странные одутловатые коробки, но всего лишь пока. Далее последует советский модернизм 1960–1970-х и внимательное изучение столичных окраин. Понятное дело, что человек в XIX веке просто строил дом. Да, он думал о детях, о своих потомках, которые будут бегать и смеяться в жарко натопленных комнатах, но очень редко размышлял о том, что будет на месте его родного гнездышка в XXI веке. А мы должны думать. Наши с вами камни – великое богатство.
В Москве почти 10 тысяч памятников архитектуры. Вдумайтесь в эту цифру! Из этих тысяч добрая сотня – палаты XVII века, и их число постоянно растет. Настоящие дома Руси эпохи перемен! В России не так много XVII века: крупицы в Новгороде, Нижнем и Великом, во Пскове да немножко воеводских изб в совсем маленьких городах.
Наш город слишком сильно трясло в XX веке, чтобы мы могли позволить вольное обращение с окружающими домами в нынешнюю эпоху. Красные Ворота, Сухарева башня, церковь Успения на Покровке, монастыри – это все только вершина айсберга. Погибло многое, никаких скорбных книг не хватит. «Счастлив, кто имеет мужество защищать то, что любит», – писал Овидий.
Немецкая слобода
В переулках вокруг современной станции метро «Бауманская» давно не сыщешь не то что строений, даже духа петровского времени. Может быть, лишь концентрация пивных ресторанов тут чуть повыше, чем в других частях города. Старина сохранилась за Яузой, где обширный Лефортовский парк и Введенское кладбище помогут почувствовать, какие ветры дули над страной в начале XVIII столетия. Все, в общем, по Пушкину – «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам».