Единственный вдох - Кларк Люси. Страница 17

Легкий толчок в животе, и Ева открывает глаза. Задержав дыхание, ждет, когда он повторится. Второй толчок сильнее, и она вздрагивает.

– Ева?

– Наверное, толкается, – говорит она, пытаясь нащупать, где именно.

– Ребенок?

– Да. Лучше поплыву назад.

– Давай, только не спеши.

Ева плывет к катеру, касаясь воды подбородком. Беременность приносит много новых и странных ощущений, физических изменений. У скольких бы женщин она ни принимала роды, это совсем другое. Теперь она чувствует это сама.

Снова толчок, будто что-то внутри натянулось, и Ева кладет руку на живот.

– Все в порядке?

Ева глубоко дышит. Когда же это пройдет?

– Мне нужно выбраться.

– Почти доплыли. – Кейли касается плеча подруги, направляя ее к катеру.

Ева хватается за трап и замирает.

– Ты как? – выглядывает с лодки Сол.

Ева подтягивается к первой ступеньке, и ее пронзает боль. Не просто толчок, а мучительный спазм.

Снова болезненная судорога. Ева держится за лестницу и зажмуривается. Нет, только не это.

Она прекрасно знает, что с ней происходит и почему внутри все так сжалось. Знает, почему у Кейли напуганный вид, почему Сол выронил удочку и поддерживает ее, обнимая за плечи, почему по бедрам стекает кровь.

Глава 11

Кейли толкает дверь плечом и заносит в полутемную комнату поднос с чаем и печеньями. Весь день окна были занавешены, воздух тяжелый и затхлый. Ева свернулась на кровати, накрывшись одеялом до подбородка.

– Милая, я принесла тебе чай.

Ева молчит.

Кейли ставит поднос, садится на стул рядом с кроватью. Глаза у Евы открыты, но смотрят в никуда. Кейли осторожно убирает волосы со лба подруги. Кожа у нее прохладная, будто восковая на ощупь.

– И еще печенья. Апельсиновые с шоколадом.

Ева по-прежнему молчит. После выкидыша она почти не выходила из комнаты. Кейли должна была уехать в Мельбурн на съемки два дня назад, но сумела договориться с режиссером и полетит только завтра.

– С мамой еще не говорила? – спрашивает Кейли. – Ева качает головой. – А я думаю, стоит.

После долгой паузы Ева отвечает:

– Не могу.

И понятно: сестра Евы родилась мертвой. Мать была убита горем и в итоге стала рьяно опекать Еву. Когда они познакомились в университете, Кейли еще подумала, что Ева – будто щенок, сорвавшийся с цепи, который никак не может нарадоваться свободе, но когда на каникулах она поехала к подруге в гости, случилась поразительная перемена: в присутствии матери Ева вела себя спокойнее, разумнее. Словно чувствовала, что мать и так много пережила и не стоит ее беспокоить.

– Твоей маме захочется узнать, – говорит Кейли. – И помочь.

– Мне не нужна помощь, я хочу побыть одна.

Кейли вымученно улыбается.

– Может, выйдешь на улицу? Закат сегодня будет красивый.

Ева приподнимает голову и, глядя Кейли в глаза, говорит:

– Тебе лучше уйти. Уходи.

Кейли сидит на террасе и нервно грызет ногти. Чувствуется горький привкус лака.

– Как она?

Сол подошел незаметно.

– Не особо, все сидит у себя в комнате. – Кейли качает головой. – Не знаю, что делать.

– Время лечит.

Она кивает, соглашаясь с простой истиной.

– А это что?

– Рыбный пирог, у меня осталось немного.

Кейли встает и принимает тяжелое керамическое блюдо с большим куском жирного пирога – это не просто остатки.

– Как мило, – говорит она, стараясь скрыть удивление. – Спасибо, отнесу в дом.

Когда Кейли возвращается на террасу, Сол спрашивает:

– Записались к врачу?

– Да, на ультразвук через два дня. Меня здесь уже не будет. Завтра придется уехать, больше отгулов мне не дадут. – Задумавшись, Кейли добавляет: – Ужасно не хочется, чтобы Ева оказалась в больнице одна.

Сол молча смотрит в сторону хижины. Кейли не спешит продолжать разговор в ожидании, что он предложит сопроводить Еву, но Сол засовывает руки в карманы и говорит:

– Я, пожалуй, пойду.

– Даже не заглянешь к ней?

Сол приходил и спрашивал про Еву каждый день, однако ограничивался минутным разговором на террасе.

– Просто передай, что я заходил.

Длинными шагами Сол направляется назад к пляжу. Кейли вдруг вскакивает, спускается с террасы и догоняет его.

– Подожди!

Сол оборачивается, щурясь от солнца.

– Прошу тебя, зайди к Еве. Я завтра уеду, и мне надо знать, что она не будет здесь совсем одна.

Он потирает подбородок.

– Наверное, ей лучше поехать с тобой в Мельбурн.

– Ты просто не хочешь, чтобы она оставалась здесь, так?

Сол молча смотрит под ноги.

– Ева – жена твоего брата, и ее жизнь сейчас – настоящий ад. И на Уотлбуне она оказалась лишь по одной причине – хотела познакомиться с тобой! Меня не волнует, из-за чего вы с Джексоном рассорились, только не заставляй страдать Еву.

– Страдать? – восклицает Сол. – Я ее защищаю!

– От чего?

– Неважно, – бормочет Сол.

– Что ты имеешь в виду? – Кейли подходит вплотную. – От чего ты защищаешь Еву?

– Забудь.

Сол заметно напрягается, пытаясь сдержать раздражение. Интересно, что именно стало причиной ссоры между братьями?

– Помнишь, когда ты собирал устриц, ты сказал, что Джексон не учился в Мельбурне. Это правда?

Глядя Кейли в глаза, Сол отвечает:

– Да, правда.

– Тогда почему он соврал Еве?

Сол бросает мрачный взгляд на хижину, качает головой, а затем разворачивается и уходит.

Ева наблюдает, как от чашки чая поднимается пар. Внутри холодно и пусто, прямо как в засохшем дереве, которое погибло, но до сих пор стоит.

Как же ей нужен Джексон! Как же хочется, чтобы он лег рядом, крепко обнял и сказал: «Все будет хорошо, милая». Час, всего один час рядом с ним – большего она не просит. За этот час Ева готова отдать все, что угодно.

Через какое-то время открывается дверь. Опять Кейли.

Она приносит с собой свежий запах моря. И щеки у нее горят.

– Ева, слушай, тебе это не понравится, но я позвонила твоей маме и все ей рассказала.

В приступе ярости Ева резко садится.

– Нет! Я же сказала – не надо!

– Она наберет через пять минут. Вот твой телефон. – Кейли кладет мобильник к кровати. – Тебе нужно поговорить с ней. – Ева пытается возразить, однако Кейли еще не все сказала. – А когда поговорите, ты оденешься и выйдешь на улицу. Сол приготовил нам рыбный пирог, мы сядем на террасе и поужинаем.

Кейли поднимает жалюзи, и комнату наполняет мягкий свет вечернего солнца. Ева моргает, прикрывает глаза рукой. Подруга идет к двери, но останавливается.

– Со временем станет легче, Ева. Я обещаю.

Кейли уходит и гремит на кухне тарелками и приборами. Ева проводит рукой по немытым волосам. В висках пульсирует боль, во рту пересохло.

Ева смотрит на телефон. Как выдержать разговор с матерью? Невозможно оставаться сильной, когда все потеряно.

Она обхватывает себя руками, чувствуя легкую боль внутри. Акушерке ли не знать, насколько высоки риски в первые месяцы беременности: выкидыш случается у каждой четвертой, но невозможно описать словами, насколько виноватой она себя чувствует. Джексон оставил ей часть себя, подарил новую жизнь, а Ева ее не сберегла. Сейчас хочется лишь одного – снова оказаться беременной, заполнить пустоту внутри… Увы, произошедшее настолько бесповоротно и опустошающе, что больно дышать.

Звонит телефон, и вся комната словно вибрирует от этого пронзительного звука. Ева нажимает «ответить» и дрожащим голосом говорит:

– Мам…

Два дня спустя Кейли летит в Мельбурн, а Ева в кабинете врача внимательно смотрит на монитор ультразвука: зернистое черно-белое изображение ее матки. Пустой. Совершенно пустой.

Специалист по УЗИ, похоже, довольна результатом. Прокатывая роликом по животу Евы еще раз, она говорит:

– Отличные новости: не понадобится делать дилатацию и кюретаж [5]. Судя по всему, от плода ничего не осталось.