Жаркая осень в Акадии - Харников Александр Петрович. Страница 41
Сказано – сделано. Посланный в Гамбург человек передал мою весточку Краузе. Вскоре он уже был в Берлине и внимательно слушал меня.
По его лицу было трудно понять, понравилось или нет мое предложение. Он умел, не проявляя особых эмоций, выслушать собеседника, а уж потом дать ему ответ. Вот и сейчас он внимательно смотрит на меня, думая о чем-то своем.
Когда я закончил, Генрих вздохнул и на несколько секунд прикрыл глаза рукой. Потом он зачем-то поправил свою шляпу и коротко ответил:
– Я согласен.
Но Краузе запросил за свою услугу достаточно солидную сумму. Впрочем, он обосновал свое требование тем, что обстановка в Квебеке, куда ему следовало отправиться, очень сложная и опасная. Со дня на день там могут начаться полноценные боевые действия, и нанять охрану для себя во время следования из одного города в другой будет стоить немалых денег.
Я согласился, помня о том, что король, давая мне это поручение, особо подчеркнул, что сведения о русских в Квебеке для него очень важны. Так что скупиться в этом деле не следовало.
Генрих, получив от меня увесистый мешочек с золотыми и серебряными монетами, повеселел и начал излагать план своих дальнейших действий. Было известно, что Крамер ранее жил в Кёнигсберге, и, будь у него время, он отправился бы именно туда, чтобы попытаться расспросить его знакомых, не слышали ли они от отбывшего в Квебек коммерсанта, где именно он собирался обосноваться в Новом Свете. Исходя из полученных сведений, можно было бы подыскать корабль, который доставит моего агента в нужное место.
Вот только времени у него – точнее, у нас – не было, ведь его величеству информация нужна была, как говорится, еще вчера. И Краузе, чуть подумав, сказал следующее:
– Если сей Крамер общался с русскими, воюющими против англичан, то, скорее всего, это происходило там, где нет англичан, – сказал Краузе. – Таких мест во французских колониях сейчас не так уж много – это может быть либо Квебек или какой-нибудь другой городок на реке Святого Лаврентия, либо Луисбург – это единственное место в той части Акадии, которая пока еще принадлежит французам, где можно заниматься тем, к чему он привык. Конечно, он может оказаться и в Луизиане, и на одном из островов Карибского моря, но это очень далеко от реки Мононгахелы, и в таком случае с русскими он не пересекался. Так что я бы отправился в Луисбург, и если я там не найду Крамера, то проследую в Квебек. Но даже если его нет и там, я, вероятно, смогу так или иначе выйти на след русских. Возможно, что мне придется выдать себя за русского – так будет легче обратить на себя внимание тех, с кем бы вы хотели познакомиться поближе.
И еще – не мешало бы мне получить бумагу, в которой подробно разъяснялось, что мне делать и о чем говорить с русскими, если встреча с ними в конце концов состоится. В противном случае это дорогостоящее и рискованное мероприятие не принесет никакой пользы. В этой бумаге неплохо было бы указать и мой статус – ведь одно дело, когда разговор будет вестись с простым негоциантом, который рискует своей шкурой ради прибыли, и совсем другое – если перед русскими предстанет хотя и неофициальный, но все же эмиссар короля Пруссии.
Я согласился с доводами Краузе и обещал ему раздобыть такую бумагу. Кроме того, мне неплохо было бы еще раз поговорить с королем, чтобы более точно определить те вопросы, которые нужно было бы задать русским во время встречи.
11 ноября 1755 года. Порт-ля-Жуа
Андрей Новиков, без пяти минут мастер
– С помощью этого рычага и вот этого винта можно поднимать и опускать ствол, а этого – поворачивать его. Вот так можно его поднять для заряжания и чистки.
– Интересная пушечка, – покачал головой капитан Делёз. – Вот только маловата она.
– Этот лафет выдержит и орудия побольше, – кивнул я. – Мы его испробовали с пушками, которые одолжили в порту. Даже с чугунной, хоть и небольшого калибра. Но это орудие – особенное. Впрочем, сами попробуйте и скажите, что вы о нем думаете.
Действительно, на лафете находился ствол новой пушки, созданной на днях Акимом и Женей – так я теперь называл Хэберле и Кинцера, когда мы с ними разговаривали по-русски. Да, три раза в неделю мы с ними беседуем только по-русски – так решил хозяин дома, а кто я такой, чтобы с ним спорить? А французскому я учусь у своих подчиненных.
Мы еще вначале решили, что Женя и Аким будут заниматься в первую очередь стрелковым оружием, а я – лафетами, кранами и другими подобными предметами. Конечно, не одни – у нас целая ватага кузнецов, оружейников, столяров, литейщиков и других ремесленников. Вот только самые тайные работы мы никому не доверяем, делаем их сами, разве что научили друг друга разным хитростям, и каждый из нас может заменить любого другого. Но больше никто о них не знает.
А то уйдет такой оружейник обратно в Акадию или даже вернется в Европу, и все будут делать «фридолиновки», не только мы. Нам же хочется, чтобы они были у русских и больше пока ни у кого. Конечно, рано или поздно и у других появится подобное оружие, но, я надеюсь, мы к тому времени создадим наконец и многозарядную винтовку, и еще много чего. Тем более Женя уже работает над револьверной винтовкой и револьверным пистолем. Точнее, работал, пока они не надумали создать то самое орудие, которое стоит сейчас перед нами.
Это – первая наша бронзовая пушка, отлитая из двух старых стволов, которым было по сто лет, а может, и поболее. Есть и вторая – из более качественной бронзы, полученной из сплава меди, олова и других металлов с Королевского острова. А скоро будут и еще.
А началось все с того, что ближе к концу сентября к нам направили двоих беженцев из Акадии. После прибытия в Порт-ля-Жуа всех их – насколько мне известно, после определенных проверок – распределяли по командам. Кузнецов, оружейников, механиков, а также частично ювелиров и столяров посылали к нам. Некоторых мы брали после проверки, некоторых передавали в другие команды – либо уровень мастерства не дотягивал до необходимого уровня, либо характер у них был неуживчивый.
На сей раз к нам пришли двое – высокий, могучий человек с явной примесью индейской крови (как потом оказалось, наполовину бретонец, наполовину микмак), Жан Прежан, и его подмастерье, Люк Лебрен. Оказалось, что Аким с Прежаном был знаком, и он сразу же спросил о его семье.
– Нет их больше, Жоакен, – ответил Жан, называя нашего хозяина на французский лад. – Как нет и нашего Гаспаро.
И замолчал – он вообще оказался немногословным. Потом Люк рассказал, что еще до рассвета они в тот день ушли на охоту – семья у Прежана была хоть и не очень большая по местным меркам, но в последнее время работы у него убавилось, а есть было надо.
– Обычно эти места кишат дичью, но в тот день нам не везло… Даже енотов не видели – их тоже можно есть, если ничего другого нет. Наконец-то ближе к вечеру, мы все-таки подстрелили подсвинка. Много их расплодилось в наших лесах в последнее время… Обратно мы пришли уже после заката. Уже издалека мы увидели зарево пожара. Гаспаро догорал – эти ублюдки-англичане уничтожили практически все. Само здание кузницы хозяин построил из камня, оно одно и осталось во всем районе… Дом же его превратился в груду головешек. А семья… было у него три дочери и сын десяти лет. Сыну живот пропороли и руки поотрубали, а жена и дочки валялись голые с перерезанным горлом, у всех промежность была в крови. Младшенькой-то вообще семь лет было, и ее не пощадили…
Ваня и Лука – так я окрестил их по-нашему – сразу сказали, что хотят остаться у русских, и Аким добавил, что Ваня – хозяин своего слова, и он ему полностью доверяет. Их он тоже поселил в своем доме, отдав им последнюю свободную пока комнату. И они стали нашими помощниками.
Именно Ваня сумел наладить выплавку качественной бронзы и даже стали из привозимой с Королевского острова руды меди, олова, цинка и железа, а также угля. Секрет производства, как водится, знали только они с Лукой и мы. Стволы для «фридолинок» стали намного лучшего качества, а потом Жене пришла в голову идея создать пушку с конической каморой.