Красная Орхидея - Ла Плант Линда. Страница 74

Она плюхнулась на постель, широко раскинув руки. У нее даже не было сил подняться и почистить зубы.

Она глубоко вздохнула и простонала:

— От бли-ин…

Джеймс Ленгтон вернулся и так прочно обосновался в ее сердце и мыслях, что отрицать это было просто глупо.

ГЛАВА 17

День двадцать восьмой

Спящая Эмили выглядела такой юной и невинной! Капельница с глюкозой была на прежнем месте. Длинные худые руки лежали поверх натянутой простыни, а костлявые кисти покоились одна на другой. Кто-то убрал ей волосы с лица, прихватив их эластичной лентой, подчеркивающей ее высокие точеные скулы. Ее большие глаза казались глубоко запавшими под закрытыми веками.

В палату Анну проводила медсестра, мимоходом сообщив, что Джастин Виккенгем значительное время просидела у постели сестры.

— Ночью? — обеспокоилась Тревис.

— По всей видимости, да. Фактически вы с нею разминулись.

— А доктор собирается выписывать Эмили?

— Не знаю. Я только измеряю давление.

— Вы ее разбудите?

Сестра сверилась с часами и жалостливо улыбнулась:

— Боюсь будить. У нее ночью подскочило давление и только к утру чуточку снизилось.

Анна уступила место медсестре, которая осторожно подняла руку Эмили и обернула ее черной манжетой. В тишине палаты накачивание в прибор воздуха производило невероятный шум. Анна обошла медсестру, чтобы лучше видеть Эмили в то время, как той измеряли пульс. Девушка проснулась и уставилась перед собой застывшими кукольными глазами, игнорируя медичку. Анна подождала, пока та покинет палату, и приблизилась к постели:

— Эмили, я Анна Тревис.

— Я не слепая, — отозвалась она тихим, унылым голосом.

— Я не хочу беспокоить тебя больше, чем это необходимо.

— Супер. — Она нажала на кнопку регулятора койки, чтобы сесть повыше.

Анна придвинула к себе стул:

— Мне надо задать тебе кое-какие вопросы.

Девушка не ответила.

— Ты позавтракала?

— Я не голодна.

Хоть какое-то начало. Анна обдумывала, как ей продолжать общение: Эмили вела себя абсолютно не так, как предыдущей ночью.

— Я сдержала свою часть договоренности: ты минувшей ночью осталась здесь.

Никакой реакции.

— Эмили, взгляни на меня, пожалуйста.

Та медленно повернула голову к Анне, обратив к ней широкие, как блюдца, исполненные страдания глаза. Эмили напоминала больную птицу. Казалось, голова девушки слишком тяжела для такой хрупкой шеи.

— Ты сказала, что поговоришь со мной и ответишь на мои вопросы. Это крайне важно, Эмили.

— Нет. Уходите, — произнесла она это без всякого гнева, усталым, тихим голосом.

Поколебавшись, Анна протянула руку и взяла ее худенькую кисть:

— Ты знаешь, если смогу, я снова помогу тебе. Возможно, я договорюсь, чтобы за тобой присматривали.

— Может, я умру, и тогда все закончится.

— Расскажи мне, что с тобой произошло, Эмили.

Тонкая кисть крутанулась и сжала руку Анны.

— Я знаю про твой аборт.

Глаза девушки наполнились слезами, рука ее вцепилась в Аннину еще крепче.

— Он постоянно говорил мне, как сильно меня любит. И якобы все, что он со мной делает, — оттого что очень любит, и я верила ему. Но потом я стала чувствовать какое-то недомогание.

— Это был ребенок твоего отца?

— Я ни с кем больше не была. Я не знала, что беременна, пока папа меня не обследовал. Он сказал, что сделает все как лучше, что все это пройдет и никто об этом не узнает.

— Сколько месяцев ты была беременна?

— Я не знаю.

— И когда он делал для тебя это «как лучше» — где ты была?

— Дома.

— Тебя оперировал отец?

Эмили отпустила ее руку и съежилась на постели подальше от Анны. Она подняла пластырь, державший иглу капельницы на ее правом предплечье.

— В доме была для этого специальная комната?

— Да.

— Расскажи мне о ней.

Эмили не ответила.

— В этой комнате есть медицинские инструменты?

Тревис наклонилась ближе, и девушка полуобернулась к ней. Все случилось так быстро, что Анна даже не успела ничего сообразить. Эмили вырвало, и с новым позывом она вцепилась в Анну и окатила ее.

Ленгтон уронил трубку на телефон. Льюис сидел напротив него.

— Тревис в больнице с Эмили Виккенгем. Девица блеванула прямо на нее, и Анна сомневается, что в состоянии сейчас ее допрашивать. Но та подтвердила, что отец сделал ей аборт, причем на дому. Тревис пыталась выяснить, где находится это место и есть ли там медицинские инструменты, которые могли бы использоваться при убийстве Луизы Пеннел. В смысле, есть ли у него в доме такое место, где этот подонок, черт возьми, ее располовинил!

— Значит, когда мы туда попадем, мы это место обнаружим, — сказал Льюис.

Ленгтон поджал губы:

— Да, но ведь он мог и избавиться от инструментов, к тому же вовсе не обязательно, что все это находится в Мейерлинг-Холле.

— Так когда мы туда попадем?

Ленгтон поднялся и затянул галстук:

— Подождем результатов экспертизы пятен крови с квартиры его дочери. Они еще не поступили?

— Нет. Экспертам понадобится не меньше суток. Что, есть сомнения?

— Мы уже предприняли одну большую вылазку. Чтобы получить в подкрепление большую команду оперативников, надо, чтобы это того стоило. Я хочу бить наверняка.

— Ждем от вас отмашки, — сказал Льюис, вставая и отставляя стул обратно к стене.

— Да будет вам отмашка. Дай-ка я подумаю, когда лучше выступать.

Льюис пожал плечами и вышел. Ленгтон выдвинул верхний ящик, извлек оттуда наполовину опорожненную бутылки бренди, затем передумал и уронил бутылку обратно в ящик. Взялся за телефон. Если получится договориться насчет полицейского подкрепления и вовремя получить ордеры на обыск, они нанесут удар по Мейерлинг-Холлу на рассвете будущего дня.

Анна застирала блузку на груди, тщательно вымыла лицо и руки, однако не смогла избавиться от противного запашка. Врач осмотрел Эмили и прописал ей успокоительное, потому что она впала в истерику. Анна перемолвилась парой слов с доктором, который оказался еще моложе того, что пользовал Эмили накануне. Этот тоже, кстати, оказался очень к ней внимателен. У девушки было сильное обезвоживание и недоедание, давление отчаянно скакало. И Анну успокоило то, что выписывать пациентку они явно не собирались.

Менее обнадеживало то, что Джастин Виккенгем была допущена к сестре. Женщина-полицейский, которой велели стеречь Эмили, сделала все возможное.

— Я не смогла ничего возразить: она член семьи, — объяснила она Анне, поговорившей с охранницей еще до беседы с врачом. — К тому же у нее большая пасть и она очень агрессивна. Я была за дверью и не могла слышать их разговор. Пациентка выглядела очень слабой, и я заглядывала к ним каждые десять минут! Это все, что мне велели делать.

— Да, конечно, извините, что накинулась. — Анна, вообще-то, была даже рада, что та не стала противостоять Джастин: самой ей предыдущего вечера хватит надолго. Тревис поблагодарила офицера и отпустила ее.

В руках у врача была медицинская карта Эмили. Он заглянул туда и снова посмотрел на Анну:

— Как хорошо вы знаете мисс Виккенгем?

— Я из убойного отдела. Мисс Виккенгем всего лишь одна из тех, с кем мне требовалось поговорить по долгу службы. Так уж случилось, что я оказалась там, когда она пыталась наложить на себя руки.

— Это ведь не первая ее попытка.

Некоторое время он изучал бумаги, затем снова обратился к Анне:

— Ее следовало бы перевести в другое отделение, удастся или нет нам договориться… Ей всего семнадцать, и нам требуется разрешение родителей. Мы пытались раздобыть ее предыдущую историю болезни, но пока ничего не получили.

Анна спросила, допустимо ли ей сейчас повидаться с Эмили, и врач сказал, что пусть, мол, заходит, — только если девушка спит, будить ее не надо. Он передал планшет с бумагами Эмили той же медсестре, что накануне измеряла давление.