Исход чумы - Волков Тим. Страница 1

Тим Волков

Период распада. Исход чумы

© Волков Т., 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Глава 1. Идущий

На землю спустилась ночь, зловещая, сотканная вся из таинственных шорохов и перешептываний неведомых сущностей, прячущихся в ней.

Чернота. Егорка кожей чувствовал, как мрак неприятно оплетает его, осматривает, словно ядовитое насекомое своими усиками. И еще темней казалось все вокруг оттого, что Егорка сидел возле огня, свет от которого дрожащими пятнами ложился на траву и стены.

Дальше, за укрытием, подозрительно темнели и шептались о чем-то деревья.

Парень глянул на лес. Тот выступал из мрака ветвями, словно руки мертвецов. Пришлось долго успокаивать так не вовремя разбушевавшееся воображение. Все казалось, что там, в темном сплетении ветвей, кто-то бродит. Кто-то страшный и злой. Рогатый. И бродит он не просто так, а ищет себе новую жертву.

А еще казалось, что сам лес был живым.

Успокаивая себя, Егорка лег – свернулся калачиком, обхватил голову руками и пристроился на рюкзаке. Лег – и сразу почувствовал, как сильно устал и хочет спать.

За день парень прошел много, вымотался, и даже голод, так сильно одолевавший с утра, теперь уступил место непреодолимому желанию поскорее закрыть глаза и отдохнуть.

Егорка подкинул в костер дровину потолще, начал смотреть, как она медленно разгорается. И не заметил, как уснул.

Снилось разное. Обрывки прошлой жизни, теплая комната родного дома, такие знакомые зеленые обои с узором, кот Тишка, который первый и погиб, когда началась эпидемия… Все это сплеталось, рождая причудливую картину, в тугой клубок с теми переживаниями и страхами, которые он испытал уже после гибели человечества, оставшись один.

Снилась мать. Мертвая, вся в болячках, с черной кожей, что-то кричащая, а потом вдруг резко переменившаяся в лице и начавшая петь колыбельную. Только не для него, а для всего света. И голос матери, звучащий тихо, ласково, с теплотой, на которую способна только она, подхватывал ветер и уносил высоко в небо.

Снилась могила. Бездонный черный прямоугольник в земле, из тьмы которого разносились голоса знакомых и близких… Могилу он выкопал сам, руками и ртом. Сам же и лег в нее, свернулся там, на дне, в позе эмбриона и кричал. Долго, истошно, сочась чудовищным, не похожим на его голос криком.

Егорка проснулся. Тяжело дыша, еще не понимая со сна, где находится, зашарил вокруг себя руками. Ему казалось, что он ослеп и больше никогда теперь не увидит белый свет, оставшись навсегда один в царстве мрака. Казалось, что протянет руку чуть дальше и наткнется на земляную стену могилы.

Темнота обступила его. Костер давно потух, и во мраке парень не видел своих рук. Его всего словно и не было в этой первозданной темноте.

Это странное ощущение напугало Егорку еще сильнее, чем увиденное во сне.

Но страх стал отпускать по мере того, как вспомнились последние события. Он весь день шел. К вечеру остановился у рухнувшего дома. Возле одной из стен, с подветренной стороны, развел костер. И уснул. Все верно. А сейчас проснулся. Стало быть, утро? Или еще ночь?

Ночь. Темно. И все мертво. Весь мир покоится и скорбно молчит. Вселенский траур стоит над миром, и нет ему конца. Давит. Душит. Не дает встать.

Егорка успокоился, восстановил дыхание. Некоторое время щупал выступающий из бокового кармана бугорок с горстью гречневой крупы, размышляя – не сварить ли последнее?

Не стал. Голод после сна не такой сильный, можно до обеда продержаться, а там… там будет видно.

Запасы стремительно таяли. Последний сухарь был съеден два дня назад, из съестного осталась теперь только горсть гречки и два квадратика шоколада. А до города было еще далеко.

Парень думал пожевать крупы: три дробинки на зубы и до мучной пыли жевать-жевать-жевать, чтобы обмануть желудок… но достал шоколад. От одного только вида чуть подтаявших темно-коричневых квадратиков во рту появилась слюна.

Егорка отщипнул полдольки и положил на язык.

Приятная сладковатая горечь заполнила вкусом все рецепторы. Парень зажмурил глаза от удовольствия и, стараясь реже шевелить языком, чтобы не размылить раньше времени шоколад, стал наслаждаться. М-м-м, пища богов!

Желудок довольно заурчал.

Теперь – сидеть и не шевелиться, покуда вкус вовсе не пропадет, потом уже можно и пальцы облизать.

Эх, повстречать бы неразграбленный магазин с шоколадками и нажраться до тошноты! Батончики с орешками, батончики с тягучей янтарной нугой, батончики с вафельной крошкой, плитки твердого горького, плитки молочные и с изюмом, пористый, с шариками воздуха внутри, которые лопаются на языке, и белый, с чуть медовым привкусом… Господи, найти бы ларек у дороги, ведь раньше ставили такие ларьки, где можно было сигарет купить и жвачку. А теперь уже седьмые сутки в пути, и ни одного ларька. Словно смело их все ураганом каким-то!

И чтобы в этом ларьке не завелись крысы, и чтобы ничего было не тронуто, чтобы неразграбленный был.

И чтобы трупов не было.

Найти сокровищницу со сладостями – и есть, есть, есть. Утолить дикий голод. Набить брюхо до отвала.

Ага, как же, мечтай!

Никогда Егорка не подумал бы, что голод может быть таким. Приходил он волнами, душил все мысли, затмевая собой все прочее. В такие моменты даже кора на деревьях приобретала аппетитные формы. Такая же бугристая, шершавая, как мясные котлеты. Если перекрутить мясо на крупной решетке, добавить мелко нарезанного лука, немного размоченного в молоке хлеба, ноздреватого, душистого, да перцем черным сверху сдобрить, да соли, крупной, морской…

М-м-м!

Так, стоп! Не думать об этом! Иначе опять сведет живот судорогой.

Да только как не думать об этом, если оно само, помимо воли, в голову лезет?

Тогда, может, о чем-то другом думать. О конечной цели думать. Сколько еще идти? Прилично. Пройдено тоже немало. Не помереть бы с голоду.

За этими невеселыми мыслями парень начал собираться в путь. Знал, что думать о еде лучше не стоит – будет больно давить живот, – но ничего с собой поделать не мог. Шоколад только раззадорил аппетит. Вспомнились мамины пирожки, борщ, котлеты, бабушкины оладьи со сметаной, шашлык, который так умело готовил батя… и стало совсем невмоготу. Ну вот, опять.

Желудок стянуло в тугой узел и начало колоть. Подкатила тошнота. Стало дурно, и слабость остервенело оплетала ноги, путая их, не давая даже пошевелить ими.

Егорка достал из рюкзака фляжку с водой, отхлебнул чуток. Боль каменным шаром скатилась вниз живота, начала стихать.

«Все, – приказал сам себе. – Надо экономить. Собраться с силами – и вперед, к намеченной цели!»

А идти предстояло еще как минимум дня два. Через полигон, через брошенные деревни. Через мертвые поселения и…

Егорка присмотрелся. Что это там, на горизонте? Вроде что-то шевелится. Идет.

Или кажется?

Нет, не казалось. Отчетливый силуэт. Человеческий. Шаткая походка, усталая, измученная.

Парень вдруг почувствовал волнение. Впервые за все время своего похода он видел живого человека. Что делать? Окликнуть его? А если он мародером каким-нибудь окажется или бандитом? Что, если заберет у него последнее? Гречку отнимет, воду и шоколад? Это верная погибель. Голод никого щадить не будет.

Тогда – что? Спрятаться? Притаиться и переждать, когда незнакомец скроется на горизонте?

Не получится. Костер, будь он неладен…

Егорка, едва проснулся, бросил в потухшие угольки веток, и те, заразы такие, отсыревшие за ночь, сейчас начали шипеть и дымить. Серая клубящаяся струйка поднялась высоко в небо и была видна издалека.

Силуэт замер.

Парень сощурился, пытаясь понять причину остановки.

«Смотри на меня!» – обожгла догадка.

Незнакомец и в самом деле смотрел в его сторону, точнее, на дым, стелющийся по небосводу.

Кажется, пора валить, понял Егорка. А еще понял, что быстро удрать не получится. Слабость сковала тело. Едва парень поднялся, как почувствовал страшную дурноту, ударившую в голову. Все закружилось перед глазами, и он медленно осел обратно на землю.