Осколки недоброго века - Плетнёв Александр Владимирович. Страница 35

– Адъютант тот его, что неловко громыхал своей саблей, носясь с кайзером в гальюн, далеко не так прост. Чувствую я в нём профессионала разведки. Совещались они там.

– Удалось что-то подслушать? – почти встревожился Романов, даже не поморщившись.

– К сожалению, мало что, – замялся начальник охраны, – так шумев за столом, там они осмотрительно шушукались. Мой человек расслышал лишь что-то про Эдуарда.

– Естественно, они знают следующий пункт нашей остановки, – Николай пошамкал обветренными губами. – Знаете что, Евгений Никифорович, надо непременно сделать так, чтобы к нашему приходу в Копенгаген новость о… хм, «Бьёркском договоре» уже достигла материка, и Эдуард был в ведении.

– «Бьёркском»? Борнхольм на траверзе.

– Ну и что? Я предложил назвать так – нечего гневить Бога, и без того вмешались в его промысел. А Вилли даже и не переспросил на радостях: «почему?» Как в народе говорят, «назови хоть горшком, лишь бы в печь не ставил». Только о соглашении с немцами желательно пустить будто бы слухами, а не нашей официальной инициативой. Отбейте соответствующую шифрованную телеграмму Извольскому [47].

– Исполним.

«И конечно же необходимо сделать так, чтобы некоторые подробности стали известны в Париже, – подумал Романов, когда дверь за подчинённым уже закрылась. – Там мгновенно смекнут, чем это может грозить прекрасной Франции, и станут более покладисты. Кредиты французов нам понадобятся лишь на срочное время. Далее я надеюсь, мы получим доходы от месторождений драгметаллов. Но пусть понервничают. Господи, как же быть такими сильными, чтобы вовсе не нуждаться в союзниках. Чтобы только флот и армия».

Качка стала чуть более заметной – «Штандарт» вышел из подветрия острова, взяв курс на Копенгаген.

Сто морских миль до следующего пункта назначения средним ходом растянули на всю ночь, то и дело встречая по пути огни оживлённого судоходства. Прибыв к месту, придержались дрейфом на траверзе по ориентиру маяков, а дождавшись, когда бриз разгонит утренний туман, неторопливо втянулись в створы, встав на рейде датской столицы.

Медленно отступающая дымка постепенно обнажила ближайшие стоящие на бочке суда-негоцианты, среди которых белой надстройкой изящно прорисовался двухтрубный клипер, на кормовом флагштоке которого от сырости вяло провис британский флаг.

– «Александра», – вслух прочитал название на борту Николай.

– Так точно, королевская яхта, – учтиво подтвердил старший офицер, теребя бинокль, – там, ваше величество, на берегу… по-моему, встречающий официоз. Катер подать прикажете сей же час?

– Да. Пожалуй. Завтракать не буду.

Весь день русский император «убил» на томительное посещение датского двора, где по ходу церемониальных обязанностей успел накоротке договориться с Эдуардом о завтрашней встрече на борту «Штандарта».

Состав делегации был красноречив. Короля, наряду с секретариатом и представителями Форин-офиса, сопровождал Френч – главный инспектор британской армии с офицерами. Флот представлял Фишер – первый лорд Адмиралтейства.

– Вот так «полуофициальный родственный визит»… – не сдержал иронии Ширинкин. – Ах, простите, ваше величество!

– Да чего уж… – лишь выдавил самодержец – сам видел. Хотя бы довольствуясь тем, что в составе прибывших не оказалось королевы Александры. Что впрочем, было обоснованно – Романов путешествовал без своей второй половинки, и на борту «Штандарта» для супруги Эдуарда не нашлось бы достойной собеседницы. Что ей тут среди сугубо мужских разговоров делать?

День сегодня оказался солнечным, и многочисленные гости толпились пока на палубе. Играла приветственная музыка, матросы экипажа взяли на караул.

Два монарха позировали для фотографа.

Если давешний Вильгельм напоминал кота – сначала кота, крадущегося к добыче, а после довольного, поймавшего птичку, то Эдуард, в отсутствии позы присущей всем британцам чопорности, был подчёркнуто доброжелателен, вальяжно элегантен и вкрадчив.

Николай, вдруг посмаковав морфологию слов «крадущийся» и «вкрадчивый», усмехнулся:

«Красть! И крадущийся кайзер, и вкрадчивый король – всем что-то от меня надо. Так бы и обобрали, и обокрали».

– Пойдемте, прогуляемся наедине, – без обиняков предложил Эдуард, – оставим пока эту навязчивую свиту. Особенно моих церберов. Вы-то, милейший, сравнительно налегке, а мой секретарь вечно вступает со всякими совершенно пустяшными вопросами, наподобие того, «с какой стороны от королевы должен идти королевский конюший».

Романов подхватил тихое хихиканье собеседника, король шутил – конюший на морской яхте – это, пожалуй, «не в те ворота».

– Вы знаете, дорогой мой, – повёл свою партию Эдуард, – до восшествия на трон, а это замечу, произошло уже на шестидесятом году моей жизни – весьма поздно, меня всячески пытались отстранить от государственных дел. Да и сейчас… Поэтому я очень остро чувствую такие моменты и, призна́юсь, иду наперекор и, вероятно, из-за этого порой совершаю глупости. Больше приходится полагаться на старых приятелей.

Хм. Временами манеры моего первого морского лорда, я о Джеки говорю, его непарламентские выражения, солёные остроты моряка нахожу весьма раздражительными – адмирал своевольный и воинственный. Однако я восхищаюсь его пророческим гением…

Николай шествовал рядом, пока не понимая, куда клонит монарх, но весь внутренне подобрался, ожидая, что вот… вот сейчас будут «выложены карты». На слово «пророчески» невольно дёрнулся, замаскировав это лёгким покашливанием.

– …Но иногда и у него случаются ошибки и авантюры, – король печально улыбнулся, – о которых не знают даже в правительстве. Только я и он.

Романов понял! И бросив короткий взгляд в сторону, где толпились деловые фраки в высоких чёрных цилиндрах – посверкивающие пенсне господа из Форин-офиса, совершенно серьёзно и положительно кивнул собеседнику. Получив в ответ плату – выразительную благодарность. И уверенность, что теперь-то уж щекотливых вопросов поднимать никто не станет. По меньшей мере официально. Тема «Ямала» повлечёт за собой многое другое, несомненно, обнажив все пикантности инцидента у Камчатки. И наоборот.

А ещё мелькнуло, что в какой-то степени у него даже появился рычаг давления на короля. Мелькнуло и было со свойственным чистоплюйским благородством отвергнуто.

Пока же Эдуард разбавлял свои речи тактической паузой – малозначащей шелухой, что-то в духе «ступив на борт этого доброго судна…», в голове российского императора, ликуя, проносился калейдоскоп соображений: «Боже, уповаю, неужели сработало?! Пропустив дезинформацию через решето ведомств Ширинкина и контрразведки, и там – у Камчатки, потопленным судном-имитатором, неужели удалось?! Удалось как минимум исказить истину, сбить со следа! А паче чаяния и вовсе!.. А значит, ничего у них нет! Никаких открытых и достоверных фактов. Иначе прагматики с Темзы вцепились бы бульдожьей хваткой».

Главные прагматики с Темзы, те, которые в цилиндрах и пенсне, как мы поняли, были в неведении относительно всех подробностей операции Королевского флота у берегов русской Камчатки.

Попавший под харизматический напор Фишера Эдуард сейчас понимал, что моряки напортачили! Акция флотской разведки, проведённая в обход Совета Адмиралтейства, провалилась! Стройная и, что уж сказать, не без доли сумашедшинки версия свернула в тупиковую ветвь. Не говоря уж о том, что своим сомнительным мероприятием они толкали Россию в объятия кайзера – российский император вправе был предъявить претензии и вполне официальные ноты. Эдуарду надо было срочно делать хорошую мину, и отговорки на своенравного адмирала являлись лишь бледным прикрытием. Тем не менее…

Посовещавшись, два сэра подельника-заговорщика решили не обострять тему, не провоцировать, коль уж Николай оказался столь покладист. И ждать!

Ждать поступления новой информации.