Застава - Ойтен Мирланда. Страница 13

Я, отличница, умница, гордость сначала монастырской школы, а потом и университета Альдари, пришла в ужас. Я влюбилась в неуспевающего! Воображение мгновенно нарисовало всю глубину моего падения, осуждение брата и ужас тётушки, моё ужасное будущее, наполненное страданиями и безденежьем.

Положение спас Бегейр. Он прокашлялся и принялся рассказывать про их общего с Андом знакомого по учёбе, которого он встретил на побывке. Знакомый этот семь лет назад попал в штрафную роту во Льдах за торговлю наркотиками и был выбарабанен из Ордена с позором. Бегейр бодро описал цветущий вид знакомого и радость его возлюбленной, которая семь лет ждала его в Альдари.

— Они счастливы, — подвёл итог Бег.

И в тот момент я поняла, и за что его люблю, и что в жизни бывают вещи, куда более ужасные, чем исправившийся неуч и даже чем я.

А потом уже, на трезвую голову, вспомнила, что мне, как сестре Тиары, вообще не положены ни муж, ни жена, разве что сама Богиня не обратит на меня свой взор. Поэтому я поступила так, как поступала всю жизнь: успокоилась и поплыла по течению жизни. Этот способ меня ещё ни разу не подводил, куда-нибудь я да приплывала.

— Я не злой. Я реалист, — Бегейр тихо покачивал меня в руках. Я чувствовала его запах, тепло тела и реакцию плоти на мою близость. Ухо обжигало мерное дыхание. Ощущения такие родные — и я вот вот их лишусь! — У тебя какие причины спасать идиотов?

— Мой долг.

— Перед кем? Перед Тиарой? Хочешь сказать, ей нужны такие?

— Не знаю, может и нужны. А у меня есть долг перед моей совестью, потому что я могу ему помочь, я могу это сделать просто встав пораньше, и я не хочу потом мучиться совестью, что не помогла нуждающемуся.

— И в чём этот хмырь нуждается?

— Да пофигу на него, на самом деле. У него семья осталась, дети. Вот их жалко.

Бегейр медленно кивнул. Как и я, он был сиротой. Правда, осиротел он совсем малышом, и был усыновлён достойной и любящей семьёй, но год мытарств по приютам помнил до сих пор.

Он медленно кивнул, развернул меня и взял моё лицо в ладони.

— Успеешь вернуться до отправки поезда?

Я кивнула. Потом сумела выдавить “Постараюсь”.

Бег поцеловал меня в лоб и лёг досыпать.

Сознание вернулось в тело, усаженное на пассажирское кресло вездехода. Лир заботливо сложил мне руки на животе, на ноги накинул брезентовый чехол и опустил уши зимней шапки. Хороший он парень!

Вернулась я вовремя. Ноги уже начинали замерзать. Здесь, в лесу, всё ещё было темно — Извечный Огонь зажигался низко, сперва освещая Перевалы и ту сторону земли. Лир нарезал круги вокруг автомобиля прямо по грязи, но, как я и просила, от автомобиля не отходил.

… бутерброды ещё все сточил, вон корзинка пустая стоит…

Возвращение в тело вышло немного болезненным. Мышцы задубели, мозг включался тоже как будто с трудом, неохотно, с почти слышимым треском и дребезгом, как не отрегулированный двигатель. Его первые сигналы заставили мышцы в икрах и плечах болезненно и бессмысленно сжаться. Я вздохнула и едва не свалилась с кресла. Лир придержал меня, пока я не проморгалась.

— Ну что? — спросил он.

— Скоро будет. Дай чаю, — хрипло попросила я.

Лир налил мне в стакан из термоса, я залпом выпила. Ууух, тепло! Я пошевелила пальцами на ногах. Ничего, не отмёрзли. Настроение немного поднялось.

— А он добежит до нас в темноте?

— Да, там всё видно, — я подумала. — Вроде не должен никуда по пути деться. Всё ещё спит.

Мы умолкли. Лир неплохо прижился в крепости, не чудил, не глупил, в ссоры и драки не вступал, вёл себя выше всяких похвал и особо не выделывался. Рахаил тоже был крайне доволен новеньким, а глубже я пока в их отношения не лезла.

Лес готовился к зиме. Часть птиц улетела на зимовье за перевалы. Оставшиеся умолкли и попрятались по гнёздам или уже отправились в спячку. Стояла пронзительная тишина, нарушаемая только шуршанием моих сапог по дну машины и хлюпаньем грязи под ногами Лира.

— И где он?

— Идёт, — я приподнялась на кресле и пригляделась к деревьям. Мы остановились около гибернийского камня перед поворотом к Берлоге. Камень, неподвижный и безжизненный, не давал мне покоя своим мнимым спокойствием. Рядом с гибернийскими камнями всё было странным и непонятным, даже если ничего не происходило, а они ничуть не изменились с последнего осмотра.

Лир посмотрел на меня и оглянулся на дорогу, уходящую к Берлоге. Вдали между голыми стволами мелькнуло движение. Орденец всё сразу понял, запрыгнул на водительское место и завёл мотор. Под капотом вспыхнуло синим. Пришлось ждать ещё минуту, прежде, чем послышалось хлюпанье лыковых лаптей по грязи.

Мейндец бежал, задыхаясь и хватая ртом воздух. Нас он заметил не сразу, только когда Лир его окликнул, и выпучился так, словно увидел привидение. Я вернула крышку-стакан на термос и указала беглецу на диван позади нас.

— Быстро залезай и молчи, — мейндец послушался и кое-как влез в машину, мешком завалившись в щель между диваном и спинками наших кресел. Лир, поняв, что пассажир на борту, вывернул руль. Он лихо развернул машину на пятачке около камня и помчал к перевалу.

Я, убедившись, что погони пока нет, протянула руку в щель между спинками кресел и нащупала плечо беглеца. Тот схватил меня за пальцы и что-то затараторил, сглатывая половину звуков. Я освободила руку и нащупала его лоб.

— Спи давай, придурок, — велела я. Тело под моими пальцами обмягко и провалилось в щель окончательно.

— Оно того стоило? — Лир старался объезжать особо злые ухабы, но всё равно нас немилосердно трясло. Я оглянулась на спасённого. Ничего, как-нибудь доедет. Главное на поезд его посадить, а дальше уже не мои проблемы.

— Не знаю, — я вернулась на своё место. Лир не стал продолжать. Через час ужасной тряски через словно вымерший лес мы выехали на перевал и я немного расслабилась. Над станцией поднималось голубоватое зарево, и мне стало грустно. Значит, поезд уже прибыл, и надо спешить вниз.

Лир по моему указанию сначала заехал на станцию, где мы сгрудили бесчувственное тело на руки ближайших археологов. Я не стала выяснять, кто они, как-нибудь сами разберутся. А у меня уже не оставалось времени.

Я сползла на землю и побежала к платформе.

Я почти опоздала. Прибывший утром поезд уже разгрузили, и теперь в три открытых вагона загружали ящики отбывающих экспедиций, чемоданы и последний груз осенней пушнины. Мои ребята тоже уже загрузили багаж, и теперь курили у пассажирского вагона. Я чуть не разрыдалась от счастья и горя.

— Успешно съездила? — Андар обнял меня, когда я повисла на его шее и чуть не повалила на перрон.

— Да к чёрту его, — мне было плевать на какого-то там учёного, на мой долг и чуть ли не на Тиару. Я вздохнула и отдалась эмоциям.

— Не забывайте меня, — я повисла на шее Бегейра и всё-таки расплакалась. Разум ещё не очень понимал, что происходит, а сердце уже умирало. Мальчики обняли меня крепко, я чуть не задохнулась. Я вспомнила, как мы так же пять лет назад прощались с братом и больше не виделись, и сердце умерло.

— Май, ну как мы так уедем-то, — тихо пробормотал Андар. Я едва видела его лицо сквозь слёзы, но чувствовала на лице ласковые пальцы.

— Езжайте, я успокоюсь, — я обняла и Андара. Сердце превратилось в одну кровоточащую рану. Я пыталась одёрнуть саму себя, приказать вести себя достойно, но… не могла и всё. Мои пальцы тряслись, а колени подкашивались. Мир заволокло маревом, и часть меня теперь смотрела на всё отрешенно, как будто на кинохронику. А другая часть выла и билась от боли. Почему мир так несправедлив, что постоянно всех у меня забирает? И за что мне такая мука? Почему поезд не мог их увезти на четверть часа раньше, чтобы я опоздала?

— Мы тебе напишем, как только доберёмся до первой же станции. И потом напишем, — пообещал Бегейр. Мальчики усадили меня на старый ящик, который валялся на перроне вместо скамьи. Я всхлипнула и вытерла лицо.

— Ты умница, — Андар погладил мою руку. — Мы ещё увидимся, обязательно.