Кэрри - Кинг Стивен. Страница 36

В гостиной что-то упало, и Маргарет Уайт выпрямилась, чуть наклонив голову в сторону и прислушиваясь. В падающих из окна отсветах пламени поблескивал в ее руке большой нож для разделки мяса. Незадолго до этого отключилась вдруг электроэнергия, и теперь, кроме всполохов пожарища, заливающих стены багрянцем, другого света в доме не было.

С грохотом обрушилась на пол одна из картин. Секундой позже сорвались со стены часы с кукушкой. Механическая птица сдавленно квакнула и замерла.

В городе завыли сирены, но Маргарет Уайт слышала-таки приближающиеся шаги на дорожке к дому.

Рывком распахнулась дверь. Теперь шаги в прихожей.

Маргарет слышала, как словно глиняные птицы в тире, разлетаются вдребезги гипсовые картины («ХРИСТОС — НЕЗРИМОЕ ПРИСУТСТВИЕ». «КАК ПОСТУПИЛ БЫ ИИСУС». «БЛИЗИТСЯ ЧАС». «ЕСЛИ СТРАШНЫЙ СУД НАСТУПИТ СЕГОДНЯ, ГОТОВ ЛИ ТЫ?») на стенах гостиной.

(о я была там и видела как извиваются блудницы на деревянных помостах)

Она сидела на стуле, выпрямив спину, словно примерная ученица в первом ряду, взгляд ее, мутный, безумный, застыл.

Вдребезги разлетелись сразу все окна в гостиной.

Затем ударилась в стену дверь на кухню, и вошла Кэрри.

Сгорбленная, съежившаяся и словно бы сникшая. Бальное платье превратилось в лохмотья. Свиная кровь уже почти засохла и начала трескаться. На лбу у нее темнела грязная полоса, расцарапанные коленки покраснели.

— Мама… — прошептала Кэрри. Глаза ее оставались ясными, только неестественно блестели, но губы дрожали. Если бы кто увидел их в это мгновение, наверняка сказал бы, что они удивительно похожи.

Маргарет Уайт сидела на стуле, пряча нож в складках юбки.

— Мне следовало убить себя, когда он сделал это со мной, — произнесла она. — После того первого раза, когда мы еще не были женаты, он обещал: никогда больше. Сказал, что мы… что мы просто оступились, и я ему поверила. Потом я упала и потеряла ребенка… Бог меня покарал. Я чувствовала, что грех искуплен. Кровью. Но грех никогда не смывается. Грех… никогда… не смывается…

Глаза у Маргарет заблестели.

— Мама, я…

— Поначалу все было в порядке. Мы жили безгрешно. Мы спали в одной постели, иногда животом к животу, и да, я бывало, чувствовала присутствие Змея, но мы никогда этого не делали до того случая. — Губы ее изогнулись в улыбке, однако улыбка вышла жесткая, страшная. — В тот вечер я увидела, как он на меня смотрит. Мы опустились на колени помолить Господа, чтобы придал нам сил, и он дотронулся до меня. Там. В женском месте. Я выгнала его из дома. Он пропадал где-то несколько часов, а я все это время молилась. Я чувствовала его в душе, видела, как он бродит по улицам, сражаясь с Дьяволом подобно Иакову, который бился с ангелом Господним. И когда он вернулся, мое сердце наполнилось благодарностью.

Она замолчала и улыбнулась сухими губами в пронизанной всполохами пожарища темноте.

— Мама, я не хочу об этом слышать!

Тарелки в буфете стали лопаться одна за другой.

— Но лишь когда он вошел, я почувствовала запах виски. Он меня взял силой. Силой взял! Взял меня, дыша в лицо мерзким запахом виски… и мне это понравилось! — Она выкрикнула последние слова, глядя в потолок. — Мне понравилось, как он меня взял, как он хватал меня руками, всю. ВСЮ!

— МАМА!

Она замолчала, словно ее ударили, и часто моргая, уставилась на дочь.

— Я себя чуть не убила, — добавила она почти нормальным тоном. — И Ральф плакал, говорил о покаянии, а потом его не стало, и я думала, что Господь покарал меня, наслал рак, что он превращает мои женские части в черную зловонную язву, такую же, как моя душа. Но это было бы слишком просто. Пути Его неисповедимы, теперь я все поняла. Когда начались схватки, я пошла и взяла нож, вот этот нож… — Она выпростала руку с ножом из юбки. — Я ждала, когда ты появишься на свет, чтобы принести наконец жертву Господу. Но оказалось, я слаба и недостойна. Второй раз я взяла нож в руки, когда тебе было три года, и снова отступила. А теперь домой вернулся дьявол во плоти.

Она подняла нож перед собой, не отрывая глаз от поблескивающего изогнутого лезвия.

— Я пришла убить тебя, мама. А ты сидела и ждала, когда сможешь убить меня… Мама, я… это не правильно так, мама. Это…

— Помолимся же, — мягко сказала Маргарет. Глаза ее глядели на Кэрри в упор, и в них застыло какое-то безумное, жуткое сочувствие. Отсветы пожарища стали теперь ярче, всполохи плясали на стенах, словно дервиши. — Помолимся в последний раз.

— Мамочка, ну помоги же мне, — вскрикнула Кэрри и упала на колени, склонив голову и протягивая к ней руки.

Маргарет наклонилась вперед, и рука с ножом рванулась вниз, прочертив в воздухе сверкающую дугу.

Может быть, Кэрри заметила что-то краем глаза. Она успела отшатнуться, и нож по самую рукоятку вошел ей в плечо. Мама споткнулась о ножку стула и растянулась на полу.

Они смотрели друг на друга, не отводя глаз, и молчали. Из-под рукоятки ножа выползла струйка крови, и на пол упали первые капли. Затем Кэрри тихо сказала:

— Я приготовила тебе подарок, мама.

Маргарет хотела встать, но пошатнулась и упала на четвереньки.

— Что ты со мной делаешь? — прохрипела она.

— Пытаюсь представить себе, как работает твое сердце, — ответила Кэрри. — Когда представляешь себе что-то, получается гораздо легче. Твое сердце — это большой красный комок мышц. Когда я пользуюсь своим даром, мое сердце начинает работать быстрее. А твое сейчас замедляется… Так… еще медленнее…

Маргарет снова попыталась подняться, но ей это не удалось, и она, состроив знак от дурного глаза, замахала на дочь руками.

— Еще медленнее, мама. Знаешь, какой подарок я тебе приготовила? Это как раз то, о чем ты всегда мечтала. Тьма. И твой Бог, который живет в этой тьме.

Маргарет зашептала:

— Отче наш…

— Еще медленнее, мама, еще.

— …да святится имя Твое…

— Я вижу, как оттекает у тебя кровь. Медленнее.

— …грядет царствие Твое…

— Ноги и руки у тебя становятся как мрамор, как гипс. Они уже совсем белые.

— …да исполнится воля Твоя…

— Моя воля, мама. Медленнее.

— …на земле…

— Медленнее.

— …как… как…

Она рухнула лицом вниз, и руки ее судорожно дернулись.

— …как на небесах.

— Полная остановка, — прошептала Кэрри.

Она повернула голову, затем взялась ослабевшей рукой за рукоять ножа.

(боже нет так больно так слишком больно)

Она попыталась подняться, сначала неудачно. Затем все-таки встала, опираясь на мамин стул. Голова кружилась, ее мутило. В горле чувствовался острый привкус крови. В окно несло едкий дым — пламя уже достигло соседнего дома, и искры наверняка падали на крышу, пробитую в незапамятные времена страшным каменным градом.

Кэрри вышла на задний двор. Шатаясь, прошла через лужайку и остановилась отдохнуть

(где моя мама)

у дерева. Что-то нужно было сделать еще. Что-то такое

(придорожные отели автостоянки)

про ангела с мечом. С огненным мечом.

Ладно. Не важно. Потом вспомнится.

Она вышла дворами к Уиллоу-стрит и поползла по насыпи к шоссе номер шесть.

Было 1.15 ночи.

В 23.20 Кристина Харгенсен и Билли Нолан вернулись в «Кавальер». Они поднялись черной лестницей, прошли по коридору и, когда оказались в темноте, он, даже не дав ей включить свет, принялся срывать с нее кофточку.

— Подожди же, дай я расстегну…

— К черту.

Билли одним рывком разорвал кофточку на спине. Ткань разошлась с неожиданно громким звуком. Одна пуговица отлетела, прокатилась по голому деревянному полу и остановилась, подмигивая оранжевым светом. Из бара доносилась музыка, и стены чуть подрагивали: внизу неуклюже, но энергично отплясывали фермеры, водители грузовиков, рабочие с лесопилки, официантки, парикмахерши, механики и их городские подружки из Вестоувера или Моттона.

— Эй…