Лангольеры - Кинг Стивен. Страница 2

Брайан посмотрел на лихого парнишку в ермолке, пробиравшегося вдоль прохода со скрипичным чехлом под мышкой. Выглядел он несколько нервозным и возбужденным, в глазах читались мысли о захватывающем будущем. Брайан позавидовал ему.

Сколько было горечи и ссор в отношениях между ними в последний год супружеской жизни. И вот примерно за четыре месяца до конца это произошло: его рука сработала прежде, чем разум сказал «нет». Неприятное воспоминание. На вечеринке Анна крепко перебрала. Когда вернулись домой, она буквально набросилась на него:

– Ты мне все мозги проел с этим, Брайан. Оставь меня в покое с вопросом о детях. Хочешь проверить сперму, иди к доктору. Я работаю в рекламном бизнесе, а не роженицей. Надоели твои разговоры, супермен говенный…

В этот момент он и дал ей пощечину. Ударил сильно, попал по губам, грубо оборвав ее слова. Они стояли лицом к лицу в комнате, где ей суждено было умереть позже. Оба были шокированы и испуганы случившимся гораздо больше, чем сами готовы были это признать (разве что теперь, в кресле 5А рейса № 29, наблюдая за пассажирами, он наконец себе в этом признался). Она потрогала рот, на котором появилась кровь и протянула к нему запачканные пальцы.

– Ты ударил меня.

В голосе не гнев, а удивление. Подумалось, что, возможно, впервые кто-то в порыве гнева поднял руку на Анну, ударил Анну Куинлэн.

– Да, – произнес он. – Точно. И снова так сделаю, если не заткнешься. Больше, голубушка, ты меня своим языком хлестать не будешь. Лучше навесь на него замок. Для твоей же пользы говорю. Все, кончились твои деньки. А если хочешь кого-то пинать, купи себе собаку.

Их супружество, кое-как волочившееся последние несколько месяцев, по-настоящему кончилось именно в тот момент. Но его спровоцировали – видит Бог – спровоцировали.

Когда уже последние пассажиры занимали места, он обнаружил, что самым сосредоточенным образом думает о духах Анны. Он вспомнил их аромат, а вот название забыл. Как же они назывались? «Лиссом»? «Литсом»? «Литиум»? О Господи! Прямо вертится в голове. Потрясающий запах.

«Мне ее не хватает», – тупо признал он. – «Вот теперь, когда она ушла навсегда, я по ней соскучился. Не удивительно ли?»

«Лаунбой»? Косильщик газонов? Что-то глупое вроде этого?

«Хватит», – подсказал ему уставший разум. – «Оставь эти мысли».

«О'кей», – согласился разум. – «Не проблема. Могу заткнуться, когда пожелаю. Может, „Лайфбой“, что-то вроде спасательного круга? Нет, это мыло. Извиняюсь, „Лавбайт“. Укус любви? „Лавлорн“? Неразделенная любовь?»

Брайан застегнул ремень безопасности, откинулся в кресле, закрыл глаза и ощутил аромат духов, название которых забыл.

В этот момент стюардесса обратилась к нему. У Брайана Энгла была теория, что их обучали на каких-то специальных секретных курсах (возможно, под кодовым названием «Как дразнить гусей») поджидать, когда пассажир закроет глаза, чтобы предложить что-нибудь пустяковое. И разумеется, уметь подождать, когда пассажир как следует уснет, чтобы разбудить его и спросить – не нужны ли ему одеяло или подушка.

– Прошу прощения, – начала она и запнулась. Брайан проследил за ее взглядом от его погон на плечах к фирменной шляпе. Подумала и начала снова: – Прошу прощения, капитан, не желаете ли кофе или апельсинового сока? – Брайан с некоторым удивлением заметил, что смутил ее. Она сделала жест в сторону столика, стоявшего под киноэкраном. На нем стояли два ведерка для льда, из которых торчали зеленые горлышки бутылок. – Конечно, и шампанское есть.

Энгл подумал: «Лайф бой» – похоже, во всяком случае, это не название сигар".

– Ничего не надо, спасибо, – ответил он. – И никакого сервиса во время полета, пожалуйста. Я, пожалуй, буду спать весь путь до Бостона. Как дела с погодой?

– Облака на высоте 20 000 футов от Великих Равнин до самого Бостона. Но никаких проблем. Будем там в шесть тридцать. О! Нам еще сообщили, что над пустыней Мохаве – северное сияние. Может быть, пожелаете бодрствовать, чтобы увидеть такое зрелище?

Брайан поднял брови.

– Вы шутите. «Аврора бореалис» над Калифорнией? Да еще в это время года?

– Так нам сообщили.

– Видно, кто-то крепко набрался, – заметил Брайан, и она рассмеялась. – Спасибо. Я все же посплю.

– Очень хорошо, капитан. – Она немного поколебалась. – Извините, вы тот самый капитан, у которого скончалась супруга?

Головная боль снова запульсировала, но он заставил себя улыбнуться. Эта женщина – скорее девочка – ничего дурного не имела в виду.

– Моя бывшая жена. Да, умерла. Я – тот самый капитан.

– Приношу вам свои соболезнования.

– Благодарю вас.

– А мне с вами не доводилось летать?

Он снова мимолетно улыбнулся.

– Не думаю. Последние года четыре в основном летал за границу. – И потому, что теперь это показалось необходимым, он протянул ей руку. – Брайан Энгл.

Она пожала его руку.

– Мелани Тревор.

Энгл еще раз улыбнулся ей, затем вновь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Позволил себе уплыть в сумеречное состояние, не в сон. Объявления перед полетом, за которыми должны следовать звуки взлета, могли бы его пробудить. Времени в полете было достаточно, чтобы отоспаться.

Рейс № 29, как и все «красноглазые» рейсы, отбыл минута в минуту. Брайан отметил про себя, что в этом и состоял скудный список их преимуществ. Самолет был заполнен чуть больше, чем наполовину. Никто из пассажиров не выглядел в дрезину пьяным или скандалистом. Хорошо. Может быть, и в самом деле удастся поспать весь перелет в Бостон.

Сквозь прищуренные веки понаблюдал, как Мелани Тревор демонстрирует обращение с аварийным выходом и как использовать золотую чашечку в случае падения давления (процедура, которую Брайан реально пережил совсем недавно), как надуть воздухом спасательный жилет под сиденьем. Когда аэроплан поднялся, она подошла к нему и снова спросила, не желает ли он чего-нибудь попить. Брайан покачал головой и поблагодарил ее. Потом нажал на кнопку, которая откинула спинку кресла. Закрыл глаза и уснул.

Больше Мелани Тревор он никогда не видел.

Спустя примерно три часа после взлета рейса № 29 девочка по имени Дайна Беллман проснулась и спросила свою тетушку Викки, нельзя ли ей попить.

Тетушка Викки ничего не ответила, и Дайна повторила свой вопрос. Поскольку ответа опять не последовало, она протянула руку, чтобы коснуться тетушкиного плеча. Но почему-то уже была уверена, что рука ее обнаружит пустоту, разве что – спинку кресла. Так оно и получилось. Доктор Фелдман говорил ей, что дети, слепые от рождения, часто развивают в себе высокую чувствительность, словно радар, к присутствию или отсутствию людей вблизи них. Но Дайне не нужна была подобная информация. Она знала, что так и обстоит дело. Правда, не всегда у нее получалось, но обычно получалось… особенно если ее партнер был зрячим человеком.

«Ну и ладно. В туалет пошла. Скоро вернется», – подумала Дайна. Однако ее не покинуло странное чувство беспокойства, тревоги. Проснулась не сразу – это был медленный процесс, словно у ныряльщика, который толчками ног стремится к поверхности. Если бы тетя Викки, сидевшая возле самого иллюминатора, прошла бы мимо нее и задела хотя бы своей юбкой, она бы это почувствовала.

«Значит, она раньше вышла», – сказала себе Дайна. – «Может быть, пошла в дальний туалет? Или остановилась с кем-нибудь поболтать на обратном пути».

Дайна не слышала нигде никакой болтовни. Только ровный гул реактивных двигателей. Ее беспокойство возросло.

Голос мисс Ли, ее врача (о которой Дайна думала, как о слепой тоже), появился в ее голове: «Не надо бояться испугаться, Дайна. Все дети время от времени пугаются, особенно новых ситуаций. Это вдвойне верно для слепых детей. Уж я-то знаю». И Дайна очень поверила ей, потому что, как и она сама, мисс Ли была слепой от рождения. «Не пугайся, не поддавайся страхам. Сиди спокойно и обдумай все спокойно. Пусть эти страхи существуют – только не поддавайся им. Сама удивишься, как здорово это обычно срабатывает. Особенно в совершенно новых ситуациях».