Русалья неделя - Воздвиженская Елена. Страница 47
– Дед Матвей, – потряс я его тихонько за плечо.
Дед приоткрыл один глаз.
– Что это было? – прошептал он.
– Сам не понял, вроде как током долбануло из той стены. Может там подземный кабель какой проходит, а?
– Ничо там не проходит, – отмахнулся дед, и я заметил у него на ладони какое-то пятно.
– Дед Матвей, а что это у тебя? – кивнул я на его руку.
– А что там? – дед поднёс руку к лицу и уставился на ладонь, – Вот это да, не понял.
И он в недоумении воззрился на меня.
– Леонид, это чего такое?
Я подошёл ближе к деду и он протянул мне ладонь. На ладони чётко проступал круг с точкой в центре, от которой змеились волнистые линии.
– Может это ток в тебя вошёл отсюда? – ляпнул я первое, что пришло мне в голову.
– Ну-у-у, – протянул дед, – Больно уж красиво он вошёл… Да и нет там напряжения, я тебе говорю!
– Ну а что это тогда?
– Да чёрт его знает. Меня прям всего скорёжило, когда я лопатку эту воткнул. Такой болью пронзило всего, а после ничего не помню. Как мы тут оказались? Ты меня вытащил?
Я кивнул.
– По-крайней мере мы теперь знаем, что стена эта и правда непростая, – сказал я, – К ней-то наш лесной товарищ и рвётся, видимо. Недаром он ночью просил меня впустить его, чтобы он чего-то там взглянул в подполе. Да ещё ведь и моим голосом говорит. Это самое жуткое. Бр-р-р-р…
Я поёжился от воспоминаний той ночи.
– Ты как себя чувствуешь, дед Матвей? – покосился я на деда.
– Да вроде сносно, ладонь только печёт.
– Может обработать надо? У меня в аптечке есть перекись.
– Да не, у меня дома своя перекись. Может тоже будешь? По маненькой.
– Не откажусь.
Наступили сумерки. Мы с дедом сидели на лавке возле его дома. После дедова лекарства на душе стало спокойнее, нервы пришли в порядок и встреча с ночным гостем уже не казалась такой ужасной.
– Скоро уже придёт, небось, – задумчиво сказал я деду, глядя на темнеющий за деревней лес.
– Ага, – поддакнул дед. Рисунок на его ладони потемнел и перестал зудеть.
– И чего он ходит?
– Кто его знает. Появляется он всегда аккурат на майские, когда по дедовским-то поверьям Хозяин леса просыпается да все духи лесные. И на середину октября пропадает.
– Так может он и есть этот, как его, Леший, – спросил я у деда.
– Не-е-ет, – протянул дед, – Не Лешачий это. Тот и виду другого, и к людям бы ходить не стал. Что ему делать нечего, что ли? У него в лесу забот полно.
– Ну, ведь Леший это всё сказки, – посмотрел я с недоумением на деда и усмехнулся, – Я ведь пошутил, дед Матвей.
– Сказки, говоришь? – возмутился дед, – А гость твой ночной тоже сказки?
– Ну, этот товарищ, положим, существует на самом деле. Но, опять же, мы не знаем, кто он. Да может это вообще человек переодетый.
– Ага, Маугли, который к тому же умеет менять голоса, прям актёр, – ответил дед, – Эх, молодой ты ещё, ничего не знаешь. А дедова-то мудрость она веками сложена, подмечена. Раньше люди в мире жили с природой и духами лесными, водными. Оттого те и показывались им. Ежели кто к ним с добром, то и они не обижали. А злых да гордых, иль тех, кто запреты нарушал, своё слово поперёд традиций толкал, того проверяли на прочность. Поучали уму-разуму.
– Это какие традиции? – спросил я.
– Ну как, вот, к примеру, купаться нельзя после Ильина дня. Говорили раньше старики – в тот день Бог в воду льдинку пускает. И ещё русалки с того дня лютые становятся, могут в воду утянуть, им ведь недолго осталось по земле бродить, уйдут скоро на дно реки до следующего года. Или вот Ерофеев день. Он на семнадцатое октября приходится. В тот день вообще в лес нельзя ходить. Иначе можно и разума лишиться и сгинуть навсегда.
– Это почему? – удивился я.
– В этот день Леший особенно буянит, а с ним и вся нечисть лесная, ему подвластная. Это ведь последний день в году, когда он хозяйничает. Топнет он, крикнет, да и провалится под землю-то. И всё. До следующого года спит там, под землёй.
– Вот чудеса, – сказал я.
– О, – махнул рукой дед, – То разве ещё чудеса? То так, присказка… Ты давай-ко иди, ставни пора закрывать, я тебе, пока ты в городе был, подправил ставенку-то.
– Спасибо, дед Матвей! Я и забыл про неё!
– Не за что, эх, молодёжь-молодёжь, – дед поднялся со скамейки, потирая спину, и пошёл к себе, – Ну до завтра, спокойной ночи, Леонид!
– Ну, что, во сколько сегодня тебя ждать? – задумчиво проговорил я, стоя на крыльце, и бросая последний взгляд перед тем, как войти в дом, в сторону темнеющего леса.
Я уже начинал понимать деда Матвея и всех деревенских, с этим, пожалуй, и правда можно жить, надо только приспособиться. Лесной чудь он вроде моего городского соседа Яшки с верхнего этажа, живёт один, по ночам напивается, начинает буянить, и стучаться к соседям, чтобы те составили ему компанию. Безобидный, но навязчивый до жути. Хм, а может и этот, лесной, тоже ищет кого-то, устал может от одиночества за столькие-то годы в лесу?
С такими мыслями я уснул. Снилось мне, что я иду по ночному лесу, высокие деревья окружают меня со всех сторон, а над ними горят на небосводе такие огромные яркие звёзды, что, кажется, протяни руку, и дотронешься до них. Шелестит листва, потревоженная ночным ветерком, ухает где-то изредка сердитый филин, журчит ручей. Я иду, сам не зная куда. Ищу что-то, и не знаю что. Внезапно от дерева отделяется тень, это он – тот, что живёт в лесу. Он высокий и чёрный, почти неотличим от стволов древних сосен, и лишь глаза, яркие, жёлтые, выдают его присутствие.
Меня охватывает страх. Я совершенно безоружен перед ним здесь, один на один в лесу. Я пускаюсь бежать, не разбирая дороги, хлёсткие ветки бьют меня по лицу, сердце готово выпрыгнуть из груди, я спотыкаюсь о густо переплетённые корни, падаю и лечу куда-то вниз. Поднимаюсь на ноги и оглядываюсь, похоже, что я в какой-то норе. Пахнет сырой землёй, мокрой шерстью, воздух тяжёлый и густой. Рука моя нащупывает что-то большое, липкое. Коконы. Их тут несколько. Я замечаю, как наверху в круглое оконце светят далёкие звёзды – выход. Пытаюсь допрыгнуть, но он слишком высоко.
Вдруг в просвете появляется хозяин норы. Он спускается вниз, и я отступаю назад, в темноту, прячусь за один из свисающих с потолка коконов. Хозяин ищет меня, его жёлтые глаза зорко видят во тьме. Он начинает петь, утробно, низко, раскачивается из стороны в сторону. Перед моими глазами всё плывёт, и стены норы расширяются, пространство перестаёт иметь границы… Сквозь пелену я слышу громкий стук, в коконах начинает что-то биться. Я прикладываю ухо к оболочке и слышу, как оттуда идёт мерное постукивание, которое становится всё громче и громче.
– Леонид! Леонид! Открывай быстрее!
Я выпал из сна, уставился непонимающим взором в темноту избы и сел на кровати. В мою дверь неистово колотили.
– Леонид! Открой, это я, сосед твой, дед Матвей! Открой, а то он где-то рядом!
Я подошёл к двери. Открыть? Но в прошлый раз ночью голос тоже был дедов, а оказалось, что это наш лесной товарищ, зло из дремучего леса… Да дед же и сам хвалил меня на утро, за то, что не открыл дверь, не поддался на обман.
Меж тем дверь в сенцы ходила ходуном, а голос деда выл под ней и стенал:
– Леонид, открывай, страшно мне!
Я набрался храбрости и вышел в сенцы:
– А ну пошёл отсюда! -крикнул я во тьму, – Знаю я твои уловки!
– Леонид, да это я, я! Как мне тебе доказать-то, эх-х-х… Ну, спроси меня что-нибудь, только поскорее!
– А ты становишься хитрее, – проворчал я себе под нос. А вслух крикнул: