Ловец снов - Кинг Стивен. Страница 26

Увидел — и понял, что все в порядке.

Бивер выступил вперед:

— Эй, Рик, как насчет того, чтобы открыть? Мы всего лишь хотим помочь.

В ответ — ни звука. Ни стона, ни дыхания, ни шороха одежды. Только мерное гудение генератора и тающий «плюх» вертолета.

— Ладно, — сказал Бивер и неожиданно перекрестился. — Придется вломиться.

Они вместе отступили, повернулись боком к двери, бессознательно подражая копам из полицейских сериалов.

— На счет «три», — велел Джоунси.

— А твоя нога выдержит, старик?

По правде говоря, бедро и нога как на грех разнылись, хотя Джоунси до последней минуты этого не сознавал.

— Ну да, а мой зад — повелитель мира.

— На счет «три». Готов. — И дождавшись, пока Бивер кивнет, скомандовал: — Один… два… три…

Они одновременно ринулись к двери, ударили в нее плечами. Дверь подалась с такой абсурдной легкостью, что они, хватаясь друг за друга и спотыкаясь, с ходу ввалились в ванную. И тут же поскользнулись на мокром от крови кафеле.

— А, блядство, — прошипел Бивер, прикрывая ладонью рот, в котором на этот раз не было зубочистки. — Блядство, дьявол, блядство!

Джоунси обнаружил, что не может ответить.

Глава 5. ДАДДИТС, ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

— Леди, — окликнул Пит.

Женщина в мешковатом пальто ничего не ответила. Лежала на засыпанном опилками брезенте и молчала. Питу был виден только один глаз, смотревший на него, или сквозь него, или в центр закрученной рулетом вселенной. Кто знает? Мурашки по коже бегут.

Между ними весело потрескивал огонь, вытесняющий холод и обдающий теплом щеки. Пит огляделся. Генри ушел с четверть часа назад и, по расчетам Пита, вернется не раньше чем часа через три. Три часа, когда ему уже сейчас не по себе под жутким стеклянным взглядом незнакомки.

— Леди, — повторил он, — вы меня слышите?

Молчание. Правда, однажды она зевнула, и Пит заметил, что во рту не хватает половины чертовых зубов. Какого хрена с ней сотворили?

Но так ли уж ему хотелось это знать?

И да, и нет, немного подумав, решил Пит. Конечно, его разбирало любопытство, а кого бы не разбирало на его месте, но в то же время лучше от этого держаться подальше. Зачем ему нужно знать, кто она, кто этот самый Рик и что с ним стряслось. «Они вернулись! — визжала женщина, завидев огни в небе. — Вернулись!»

— Леди! — позвал он в третий раз.

Молчание.

Она упомянула, что Рик — единственный, кто остался, а потом кричала: «Они вернулись», возможно, имея в виду огни, но с тех пор лишь непрерывно пукала и рыгала, если не считать зевка, обнажившего беззубые десны… И этот взгляд… жуткий остекленевший взгляд. Генри нет всего пятнадцать минут: он ушел в пять минут первого, а теперь на часах Пита — двенадцать двадцать. Этот хренов день грозит оказаться чертовски долгим, и если он выдержит его, не сломавшись (он все время думал об одной истории, которую они читали в восьмом классе, только не мог вспомнить, кто ее написал, о парне, который убил старика, потому что не мог выносить его взгляда, но в то время Пит не понимал таких вещей, зато теперь понял, лучше не надо, да, сэр), значит, необходимо чем-то подкрепиться.

— Леди, вы меня слышите?

Ничего. Только жуткий стекленеющий взгляд.

— Мне нужно вернуться к машине. Я вроде как забыл кое-что. Но с вами ничего не случится, верно ведь?

Ответа он не дождался. И тут она снова выпустила газы с неприятным визгом циркулярной пилы и натужно сморщилась, как от боли… судя по звукам, это, наверное, и в самом деле больно. И хотя Пит постарался повернуться спиной, смрад все равно ударил в ноздри, тухлый, зловонный, какой-то нечеловеческий. Но и на вонь навоза это не походило. В детстве он работал на Лайонела Силвестра и выдоил немалое количество коров, а они иногда пердели, как раз когда сидишь на табуретке и дергаешь за вымя: тяжелый запах перебродившей зелени, болотный дух. Но этот был совсем другой. Похоже на… словно ты снова вернулся в детство и держишь свой первый химический набор, а потом устаешь от дурацких надоедливых опытов, тщательно изложенных в брошюре, съезжаешь с катушек и смешиваешь все дерьмо подряд, чтобы посмотреть, а вдруг взорвется.

И именно это, понял Пит, отчасти не дает ему покоя. Действует на нервы. Конечно, это идиотизм. Люди не взрываются просто так, верно? Но все же без помощи не обойтись. Потому что от нее у него сердце в пятки уходит.

Он подбросил в огонь два полена, принесенных Генри, подумал и добавил третье. Над костром поднялся сноп золотистых искр, закружился вихрем и растаял.

— Я вернусь до того, как все это прогорит, но если захотите подкинуть еще дровишек, не стесняйтесь. Договорились?

Молчание. Ему вдруг захотелось хорошенько ее тряхнуть, но между ним и машиной лежали полторы мили, да столько же обратно. Нужно беречь силы. Кроме того, она, возможно, снова пукнет. Или рыгнет прямо ему в физиономию.

— Значит, так тому и быть. Молчание — знак согласия, как любила говаривать миссис Уайт в четвертом классе.

Пит поднялся, хватаясь за колено, гримасничая и оскальзываясь, почти падая, но наконец выпрямился, только потому, что не мог обойтись без пива, просто не мог, а кроме него, никому пива не раздобыть. Да, он, возможно, алкоголик. Впрочем, какое там «возможно», рано или поздно с этим придется что-то делать, но пока он предоставлен самому себе и должен как-то крутиться. Да, потому что эта стерва отключилась, от нее ничего не осталось, кроме тошнотворных газов и этого жуткого остекленевшего взгляда. Пусть сама бросает дрова в костер, если замерзнет, но только она не успеет замерзнуть, он вернется задолго до того, как погаснет огонь. Подумаешь, полторы мили. Уж столько-то нога наверняка продержится.

— Я скоро буду, — предупредил он и помассировал коленку. Ноет, но не так уж сильно. Честное слово, не так уж сильно. Он только сложит пиво в пакет, может, прихватит коробку крекеров для стервы, раз уж все равно будет там, и тут же пустится в обратный путь. — Уверены, что с вами все в порядке?

Молчание. Только этот чертов взгляд.

— Молчание — знак согласия, — повторил он и поплелся к холму по широкой полосе, проложенной брезентом, и их собственным полузаметенным следам.

Приходилось останавливаться через каждые десять — двенадцать шагов и растирать колено. Один раз он оглянулся. Костер казался маленькой незначительной точкой в тусклом свете серенького дня.

— Бред какой-то, — сказал он и продолжил свой путь.

По короткому прямому отрезку до подножия холма и до половины подъема он добрел без происшествий и уже осмелился было чуть прибавить скорости, когда чертово колено — ха-ха, надули дурака на четыре кулака — снова забастовало, пронзив его остро-жгучей болью, и Пит свалился, выдавливая проклятия сквозь стиснутые зубы.

И пока сидел на снегу, сыпля ругательствами, осознал, что вокруг творится что-то непонятное. Большой олень прошел мимо, даже не удостоив его взглядом, хотя еще вчера удирал бы во все лопатки. Рядом металась рыжая белка, едва не путаясь в ногах оленя.

Пит, раскрыв от удивления рот, сидел под театрально-огромными хлопьями, похожими на тюлевое покрывало. На дороге появились другие животные, в основном олени, бредущие и скачущие опрометью, как беженцы, покидающие место катастрофы. Живая волна двигалась к востоку.

— Куда это вас несет? — спросил он у зайца-беляка, скачущего по снегу, с прижатыми к голове ушами. — Чемпионат мира среди зверья? Отбор актеров для диснеевских мультиков? Придется…

Он осекся, ощутив, как мигом пересохла глотка и отнялся язык. Бурый медведь, накопивший жира перед лежкой, переваливаясь, брел среди редких деревьев и хотя не обратил ни малейшего внимания на Пита, иллюзии последнего относительно его статуса в больших Северных Лесах безвозвратно рассеялись. Он не что иное, как гора вкусного белого мяса, которое по какой-то нелепой случайности еще дышит. Без ружья он куда беззащитнее белки, стелющейся под ногами оленя. Заметив медведя, та по крайней мере всегда может удрать на ближайшее дерево, взобраться на самую верхушки, куда медведь попросту не дотянется. И тот факт, что именно этот медведь даже не посмотрел в его сторону, отнюдь не может служить утешением. Где один, там и два, а следующий может оказаться не столь рассеянным.